Джампер. История Гриффина - Гулд Стивен (полная версия книги .TXT) 📗
Я сморщился и отвернулся. А когда снова посмотрел, игла была присоединена к трубочке, свисающей из пластикового пакета. Ветер на минуту улегся, затем взметнулся с новой силой, и принес запах, который распространялся от раненого. От него несло ужасна, как от бездомных в Бальбоа-парке – застарелым потом и мочой.
– Ой, мне надо… в туалет. – Мой голос звучал как скрежет, но слова слышались отчетливо.
Бородач в это время надевал пенопластовый воротник на шею мужчины на носилках, но вскинул голову.
– Правда? Это хороший знак.
Он подошел и ущипнул меня за тыльную сторону руки.
Я отдернул ее:
– Ой!
Он покачал головой, посмеиваясь.
– Ущипни сам тыльную сторону руки и отпусти. Посмотрим, что получится.
– Зачем?
– У тебя обезвоживание. Чем дольше кожа остается собранной, тем сильнее ты обезвожен.
– Ох!
Я вытянул руку, ладонью вниз, и сделал, как он сказал. Кожа вернулась в исходное состояние довольно быстро.
– Посиди, – велел он.
Я замер, а бородач отвернул часть бинта, прижимавшего иглу на сгибе руки, затем выдернул ее одним быстрым, четким движением. Я почувствовал дергающую боль и увидел красную точку, налившуюся кровью. Он протянул мне антисептическую салфетку.
– Зажми этим руку, держи выше. Пока писаешь, можешь согнуть руку вот так.
Он приложил палец к внутренней части своего локтя и согнул руку, прижимая палец, показывая, как надо действовать.
– А где тут… туалет?
Он засмеялся.
– Выбери себе камень какой-нибудь.
Я осторожно выполз из-под навеса. Голова закружилась, и я на минуту согнулся, немного постоял так, Но уже через мгновение смог выпрямиться.
Между двумя валунами стоял битый полноприводный пикап, такой пыльный, что определить его цвет было затруднительно. В кузове находились здоровенный бинокль и видавший виды бело-оранжевый переносной холодильник. В рваной тени бухарника я заметил два раскладных стула.
Мочевой пузырь напомнил мне, зачем я вышел. Я поковылял к подножию холма и справил нужду.
Подъем на холм занял больше времени, чем спуск. И дело было не только в силе притяжения. Не будь мой мочевой пузырь переполнен, я ни за что бы туда не потащился, к тому же ступать по гравию босыми ступнями было больно. Самым сложным казалось не рухнуть прямо на месте, потому что сил подняться у меня точно не было.
Бородач выбрался из-под навеса и посмотрел на меня.
– Ты в порядке?
«Нет», – подумал я, но кивнул и похромал дальше вверх.
Он подошел к раскладному стулу.
– Я Сэм, – сказал он. – А у тебя-то имя есть?
– Гриф… – запнулся я, но потом продолжил: – Джон Гриффорд. Меня называют Грифф.
Женщина, которая утверждала, что представляет школьный округ, спрашивала меня, Гриффина О'Коннера.
– Что с ним случилось? – Я показал на навес.
– Бандиты. Он мексиканец, пересек границу в поисках работы. Довольно бедный, но все же при деньгах, – как правило, эти бедолаги имеют при себе деньги, все, что его большая семья может наскрести вскладчину и обменять на американские доллары, чтобы он мог доехать до города и начать искать работу, когда пересечет границу. Грабителей, которые охотятся за такими, как он, полно по обе стороны границы. После нападения они ведь жаловаться в полицию не пойдут. В половине случаев сама полиция их и грабит.
Сэм замолчал, пока, превозмогая боль, я опускался в кресло.
– Когда я услышал, как ты говоришь, сразу понял, что ты не мексиканец, но у тебя может быть похожая история. Кто же на тебя напал?
Я посмотрел в сторону и приложил руку ко рту. Повязка так сдавила голову, что, казалось, вот-вот порвется.
И тут он задал самый страшный вопрос:
– Где твои родители?
Меня чуть не подбросило. Это было похоже на взрыв. Я знал, что нахожусь в безопасности, но мне захотелось мгновенно исчезнуть. Я мучительно желал скрыться, убежать, но разве от фактов убежишь?
– Они у… у… умерли!
Вот. Я сказал это. Выговорил то, о чем не мог думать.
– Где? – Глаза Сэма расширились, он зыркнул в сторону. – Когда?
Он думает, это случилось там, где они меня нашли, что люди, напавшие на меня, могут находиться поблизости.
– В Сан-Диего, вчера ночью.
О, черт. Что толку было выдумывать себе имя? Он прочтет в газете и запросто вычислит, как меня зовут на самом деле.
Кое-что из того, что постоянно твердил мне папа, быстро пронеслось в голове.
Лучше молчать в тряпочку и считаться придурком, чем открывать рот и непосредственно это доказывать.
Сэм опустил плечи.
– Как же ты сюда добрался? Они тебя выбросили по дороге? Они могут еще быть где-то здесь?
Я покачал головой.
– Я убежал… Я здесь потому, что тут казалось… безопасно.
Я взглянул на синий навес.
– Как ты убежал?
Я снова покачал головой.
– Не могу вам сказать. Но, честное слово, те, кто убил… – пришлось прикусить губу и на секунду крепко зажмуриться. – Последний раз я видел их в Сан-Диего. Не здесь.
Некоторое время он пристально разглядывал меня, потом сказал:
– В общем так. Пабло, который там лежит, требуется срочная медицинская помощь. Мы положим его в грузовик, я свяжусь по рации с окружной службой неотложной медпомощи и встречу их на шоссе. Полиция и пограничники очень скоро могут вмешаться в твое дело, так что я задам тебе только один вопрос: следует ли нам заявлять о тебе? Ты ведь не обращался в полицию Сан-Диего, не так ли?
Я уставился на него.
– Вы же взрослый дядя, правда? Конечно, вы все им расскажете, неважно, просил я об этом или нет. Я всего-навсего ребенок. То, что я хочу, не имеет значения. Я в меньшинстве.
Он моргнул, Потом беззвучно рассмеялся, будто я сказал что-то смешное.
– И вообще, зачем тогда спрашивать?
Получилось слишком резко. Я сжал губы, решив, что больше не скажу ни слова.
Он внимательно посмотрел на меня, и лицо его сморщилось.
– Детка, я понял, с тобой и твоими близкими приключилось что-то по-настоящему плохое, во также я знаю наверняка, что и ты – в беде. Я здесь постоянно встречаю людей, попавших в беду. В основном, это рабочие без документов, пересекающие границу. Но я не собираюсь судить их. Все, что мы с. Консуэло можем сделать, – это спасти их от смерти. Иногда просто подать глоток воды, а иногда – организовать медицинскую транспортировку. Но мы никого не судим и не подключаем миграционные службы, пока не возникает такая необходимость.
Я не могу понять, как будет лучше для тебя. Ведь мне неизвестно, что именно произошло и, почему. Ты не умираешь, значит, мне не нужно привлекать силы округа и полицию. Не знаю, захотят ли копы отвезти тебя в то место, где люди, совершившие такое злодеяние, могут снова попытаться тебя достать, и захотят ли они вообще этим заниматься. Поэтому снова спрашиваю, и я действительно подразумеваю то, что говорю: нужно ли мне рассказывать о тебе полиции?
Я замотал головой из стороны в сторону так сильно, что волдырь на шее пронзила боль.
– Ну, все тогда. Не расскажу.
Сэм начал собираться.
Несмотря на мое намерение молчать, я произнес:
– Почему вы это делаете, в смысле, помогаете нелегалам?
– Кто-то же должен. Я этим занимаюсь уже шесть лет, с тех пор как обнаружил трех мертвецов у границы принадлежащей мне земли. А Консуэло потеряла своих, мужа и сына-подростка, чуть западнее этих мест. На середине пути проводник начал вымогать деньги за то, чтобы везти их на машине дальше, и все это происходило в совсем диких местах, где нет ни души. Консуэло узнала об этом от женщины, попутчицы, у которой нашлось чем заплатить, чтобы не идти пешком и не умереть в канаве.
Я облизнул губы.
– У нее были наличные?
– Она предложила иной способ оплаты.
Я посмотрел на него в недоумении.
Сэм воскликнул:
– Боже, да ты еще совсем маленький! Но рассуждаешь словно взрослый, так что я забываю о твоем возрасте. Она расплатилась своим телом.
