Дорога Славы (сборник) - Хайнлайн Роберт Энсон (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗

Но если вы сумели вытащить лошадь, вы еще не выиграли.

Некоторые лошади не выйдут на старт. Из тех, что выйдут, большинство скачет вслед за некоторыми. Однако любой билет, который вытягивает все равно какую лошадь, даже козу, которая едва способна доковылять до падка, внезапно приобретает стоимость в тысячи долларов в период между жеребьевкой и скачками. Сколько именно — зависит от того, насколько хороша лошадь. Но шансы высоки, случалось, что и худшая лошадь в заезде выигрывала.

У меня было 53 билета. Если хоть один из них вытягивал лошадь, я мог продать этот билет за сумму, достаточную для того, чтобы обеспечить себя в Гейдельберге на все время.

Так что я остался и поджидал жеребьевок.

Дорого жить в Европе необязательно. Молодежное общежитие и то роскошь для человека, выбравшегося из дебрей Юго-Восточной Азии, и даже Французская Ривьера обходится недорого, если подобраться к ней снизу. Я не задержался на La Promende des Anglais; [10] я получил в свое распоряжение крохотную комнатку двумя километрами вглубь от моря и четырьмя этажами выше, с правом пользоваться общим санузлом. В Ницце есть превосходные ночные клубы, однако постоянно их посещать необязательно, поскольку представления пляжной публики ничуть не хуже… и к тому же бесплатны. Я не представлял себе, каким высоким искусством может обладать танец с веерами, если бы не увидел, как молодая француженка умудрилась снять всю свою одежду и надеть бикини прямо на глазах у горожан, туристов, жандармов, собак — и у меня — и все это без грубых нарушений мягких французских mores, [11] касающихся “непристойного обнажения”. Разве лишь на мгновения.

Да, сэр, на Французской Ривьере есть чем заняться и что посмотреть, не тратя денег.

Пляжи там ужасные. Камень. Но любые камни лучше, чем трясина джунглей, и я надевал плавки, наслаждался представлениями среди публики и добавлял загару. Стояла весна, туристский сезон еще не начался, толпы не было, но было по-летнему тепло и сухо. Я валялся на солнце и ощущал себя счастливым. Всем моим состоянием был ящик в сейфе “Америкэн Экспресс” [12] и парижское издание нью-йоркской “Геральд Трибюн” и “Звезды и Полосы”. Последние я частенько перелистывал, чтобы посмотреть, как власти предержащие расставляют фишки в мире, потом искал, что новенького в той невойне, из которой меня только что выпустили (о ней обычно вообще не упоминали, а нам-то говорили, что мы “спасаем цивилизацию”). Потом я принимался за дела поважнее, то есть просматривал новости Ирландского Тотализатора, да лелеял надежду, что “Звезды и Полосы” вдруг объявят все это дурным сном и мне в конце концов дадут право на льготы в получении образования.

Потом шли кроссворды и объявления под рубрикой “Личное”. Я всегда читаю “Личное”; оно как неприкрытый вид на частные жизни. Штучки типа: “М.Л. просит позвонить Р.С. до полудня”. Или о деньгах. Просто удивительно, кто кому что сделал и кому заплатили.

Вскоре я обнаружил еще более дешевый способ проживания с прекрасными бесплатными представлениями. Вы слышали о Л’иль дю Левант? Это остров у побережья Ривьеры, между Марселем и Ниццей, очень похожий на Каталину. К одному его краешку прикреплена деревенька, а другой отгорожен французским флотом для его управляемых ракет: все остальное — это холмы, пляжи и гроты. Нет ни автомобилей, ни даже велосипедов. Люди, которые отправляются туда, не хотят, чтобы им что-то напоминало о внешнем мире.

За 10 долларов в день здесь можно насладиться роскошью, равной 40 долларам в день в Ницце. Или можно платить по пять центов в день за палатку и жить на доллар в день — как делал я, а когда надоест готовить, всегда можно найти хороший дешевый ресторанчик.

Это, кажется, такое место, где нет никаких правил. Постойте-ка, одно есть. У границы деревушки Гелиополиса стоит знак: Le Nu Integral Est Formellement INTERDIT (“Абсолютная нагота строго воспрещается”).

Это означает, что любой, будь то мужчина или женщина, обязан надеть какой-нибудь треугольник ткани, cache-sexe, [13] джи-стринг, прежде чем войти в деревню.

Во всех других местах, на пляжах, в кемпингах и по всему острову, ни черта носить необязательно. Никто и не носит.

Не считая отсутствия автомобилей и одежды, остров Левант похож во всем на типичный уголок провинциальной Франции. Пресной воды не хватает, но французы воды не пьют, мыться можно в Средиземном море, а на франк можно купить столько пресной воды, что хватит на полдюжины обтираний губкой (чтобы смыть с себя соль). Садитесь на поезд в Ницце или Марселе, слезьте в Тулоне и сядьте на автобус до Лаванду, потом на лодке (час с небольшим) до Л’иль дю Левант… и забудьте про все заботы вместе с одеждой.

Я выяснил, что могу покупать вчерашний номер “Геральд Трибюн” в деревне, в той же лавке (“Аи Minimum”, мадам Александр), где я арендовал палатку и все необходимое для жизни на свежем воздухе. Провизию я закупал в La Brize Marine, [14] а лагерем расположился над La plage des Grottes, [15] где удобно устроился и позволил расслабиться нервам, наслаждаясь тем временем сценками среди публики.

Есть такие, кто с пренебрежением относится к божественным женским формам. Секс для них слишком изыскан; им надо было родиться устрицами. На всех молодых женщин приятно смотреть (включая маленьких коричневых сестренок, хоть они меня и пугали); единственная разница в том, что одни выглядят чуть получше, чем другие. Одни полные, другие худые, одни старше, другие моложе. Там некоторые смотрелись, как будто только что вышли из “Ле Фоли Бержер”. Я познакомился с одной из таких, и был недалек от истины; она оказалась шведкой, выступавшей в голом виде в каком-то там парижском обозрении. Я совершенствовал с ней французский, а она со мной английский, и она пообещала приготовить мне шведский обед, если меня занесет в Стокгольм, а я приготовил ей обед на спиртовке, и у нас кружилась голова от “vin ordinaire”, [16] и она захотела узнать, откуда у меня такой шрам, и я рассказал несколько небылиц. Мархатта хорошо действовала на нервы старого солдата, и я опечалился, когда ей пришло время уехать.

Но представление в публике продолжалось. Тремя днями позже я сидел на Пляже с Гротами, откинувшись на валун и разглядывая кроссворд, как чуть не окосел при попытке вытаращить глаза на достойнейшую в этом плане особу из всех, которых мне приходилось видеть в своей жизни.

Женщину или девушку — с уверенностью сказать я не мог. На первый взгляд я дал ей лет восемнадцать, может, двадцать; позже, когда я смог смотреть ей прямо в лицо, она все же выглядела на восемнадцать, но могла бы быть и сорока. Или старше сорока. У нее не было возраста, как у всякой совершенной красоты. Как Елена Троянская или Клеопатра. На вид она и могла бы быть Еленой Троянской, однако я знал, что Клеопатрой она быть не может, потому что она была не рыжая; она была от природы блондинкой. Тело ее было цвета поджаренного гренка без всяких следов бикини, и волосы ее были того же оттенка на два тона светлее. Ничем не удерживаемые, они лились изящными волнами по ее спине, и было похоже, что ножницы их никогда не касались.

Она была высокого роста, не намного ниже меня, и не слишком легче по весу. Не полная, вовсе не полная, за исключением тех изящных отложений, которые облагораживают тело женщины, скрывая лежащие глубже мышцы — я был убежден, что мышцы у нее есть; в ней чувствовалась мощь расслабившейся львицы.

Плечи ее были широки для женщины, такой же ширины, как и ее женственные (роскошные) бедра; талия ее казалась бы полной у женщины поменьше ростом, у нее она была восхитительно стройна. Живот ее ничуточки не провисал и нес идеальный двухкупольный изгиб, в котором угадывалось прекрасное состояние мускулов. Ее груди — только ее большая грудная клетка могла поместить в себе груди такой величины так, чтобы не возникало впечатления “хорошо, но много”. Они были высоки и упруги, колыхались лишь самую малость, когда двигался весь корпус, а на их вершинах коронами лежали розовые, с коричневым отливом, конфетки, которые явно были сосками, причем женскими, а не девичьими.