Шестая жизнь тому вперед - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович (книги онлайн полные версии .txt) 📗
Ахрома увели, и мне показалось, что молодой нубиец остался доволен своим изображением… Из дворцового храма послышалось пение жрецов: фа— раон приступил к вечерней молитве. Отворилась дверь, вошел Раоми. Учи— тель долго смотрел на статую.
— Настало время, — сказал он наконец, — когда ты достиг такого совер— шенства в своем творчестве, что в слепом поклонении магическим числам дошел до нелепости. Даже лицо варвара, само по себе прекрасное, ты мыс— лишь как жалкое подобие кемтского.
Я был поражен, услышав, что учитель называет прекрасным лицо раба, но то, что Раоми сказал дальше, повергло меня в ужас:
— Запомни, Минхотеп, одну-единственную мудрость: нет правил, нет ка— нонов, все это ложь. Разве живое человеческое лицо собрано по канонам «Книги Меонг»? Нет! И это не уродует его, но делает более прекрасным… Ты знаешь, Минхотеп, я изъездил всю страну в поисках редких пород камня. Однажды в каменоломне Суана обвалилась гранитная глыба, и на моих глазах погиб молодой раб-ливиец. Видя, с каким равнодушием отнеслись к смерти его товарищи, я склонился над юношей, чтобы он не умер в одиночестве, как пес. Я закрыл мертвецу глаза, но не мог успокоиться. За несколько дней из обломка той глыбы, что убила раба, я высек его лик, заставив се— бя забыть каноны и пропорции «Книги Меонг». Да, я кощунствовал! И знал: если мою работу увидит хоть один жрец, этого будет достаточно, чтобы ос— тавить меня в Суане навсегда… Утром я вышел из шатра, чтобы при первых лучах солнца посмотреть на законченную работу. Я увидел старика с дряб— лым телом, изъеденным язвами. Он плакал и целовал скульптуру в каменный лоб. Надсмотрщик сказал мне, что это отец погибшего юноши. Старик бро— сился мне в ноги, точно я вернул ему живого сына…
Раоми умолк. Пение жрецов доносилось все отчетливее сквозь завесу тонких тканей. Учитель направился к двери, на пороге остановился и ска— зал:
— Истине нельзя научить, Минхотеп. Она рождается и умирает в душе че— ловека. Ее нужно открыть. И если ты хочешь постичь ее тайны, найди к ней путь… даже если этот путь ведет к гибели.
Раоми ушел в свои покои, оставив меня в лихорадочном волнении. Я вы— шел в сад, чтобы подумать над словами учителя.
Ночь была лунной, прохладной. У священного бассейна я опустился на холодную плиту, нагнулся к воде, пытаясь разглядеть сверкающие плавники золотых рыбок. Неожиданно брызги попали мне в лицо. Я поднял голову. Ря— дом стояла Юра, дочь верховного сановника Фалеха. Заметив мое смущение, она тихо засмеялась:
— Что ты здесь делаешь?
— Думаю, Юра.
— Вот оно что! Ты лепишь раба, а обо мне не вспоминаешь!
— Я помню о тебе, Юра. Скоро я сделаю твою статую, и она будет самой прекрасной из всех…
В лунном свете лицо Юры показалось мне высеченным из белого мрамора, и я решил запечатлеть ее именно такой: задумчивой, чуть улыбающейся де— вочкой. Но мне не удалось тогда осуществить свой замысел, потому что ут— ром умер божественный Хуфу. Страна погрузилась в траур, Фалех увез Юру в свое поместье, и я больше не встречал ее у священного бассейна, даже по— том, когда во дворце вновь наступило спокойствие, и на престол взошел молодой Джедефре.
В одну из первых недель своего правления Великий Дом призвал к себе учителя и меня, В тронном зале собрался Большой совет. По правую руку от фараона стоял верховный жрец, по левую — верховный сановник Фалех. У трона толпились номархи, государственные советники, жрецы храма Ра. Но, едва мы вошли, мне бросилось в глаза, что чуть позади Фалеха стоял Ахром и что-то записывал в свиток папируса. Куда делось тряпье, которое он но— сил после своего пленения? Он был одет, как придворный.
Мы приблизились к трону и преклонили колени. Царь царей был бледен, казался уставшим. Он заговорил тихо, не глядя в нашу сторону:
— Вступив на трон, мы хотим, как и наши предки, оставить о себе дос— тойную память. Тебе, Раоми, мы предлагаем приступить к сооружению новой усыпальницы в городе мертвых близ пирамиды нашего великого отца. Сто де— сять тысяч рабов в твоей власти, мой скульптор и строитель Раоми.
Учитель, казалось, воспринял новую почесть как должное. Каково же бы— ло мое изумление, когда Раоми обратился к фараону:
— Честь, оказанная мне, безгранична. Но здоровье мое слабо. Я знаю, что не доживу до конца работ. Рядом со мной стоит юноша, чей талант мно— го больше моего. Пусть Царь царей поручит ему священный заказ.
Верховный сановник что-то сказал на ухо фараону. Лицо Великого Дома было лицом статуи, которой совершенно все равно в этом мире. Но зато ра— ба Ахрома живо заинтересовали слова Фалеха. Он весь напрягся, вытянул шею. Когда Фалех вернулся на место, раб сказал вполголоса, но во внезап— но наступившей тишине его гулкий бас услышали все:
— Молодая антилопа покладистее старого шакала. Раоми схватился за ру— коять тема, висевшего у него на поясе, повернулся и быстро вышел из за— ла. Я бросился за учителем, но голос верховного жреца заставил меня ос— тановиться:
— Раоми совершил кощунство, отказавшись выполнить волю Царя царей. Совет жрецов решит судьбу Раоми. Верховный сановник продолжал, когда жрец умолк:
— Ты талантлив, юноша, ты возведешь усыпальницу. Фараон кивнул и встал. Прием закончился. Я выбежал из тронного зала, перехватив насмеш— ливый взгляд Ахрома, Помчался к учителю, чтобы передать ему слова вер— ховного жреца, но Раоми не дал мне говорить:
— Я знаю все, — сказал он. — Жрецы давно хотят избавиться от меня. А теперь представился случай. Они могут обвинить меня в кощунстве, даже если я возьмусь за строительство усыпальницы. Ведь я стар, могу умереть до окончания работ, пирамида останется недостроенной. Они все обдумали, Минхотеп…
Совет жрецов решил судьбу учителя. Раоми вышел проводить меня, мы попрощались, и я ушел, глубоко задумавшись. Сзади послышались крики, я обернулся. Учитель лежал на камнях, убийцы склонились над ним. Я крикнул и бросился назад. Увидев меня, убийцы разбежались. Раоми был мертв, тем торчал у него между лопаток. Я рыдал, как женщина, и в конце концов упал в беспамятстве.
Я провалялся в болезни две недели. Сначала бредил, и мне виделись ожившие памятники, потрясавшие каменными руками, каменные лица с нубийс— кими приплюснутыми носами хохотали гулким смехом…
Богам было угодно, чтобы, едва я начал понемногу вставать с постели, ко мне явился сам верховный сановник Фалех, Меня призывал Царь царей. Зачем?
Слуги повели меня под руки, а Фалех шел рядом и говорил:
— Раоми понес заслуженную кару, ибо перед богами равпы и простой зем— лепашец, и великий скульптор. Царь царей даст тебе новый заказ. Но ты не должен удивляться. Ты должен помнить: то, что происходит в Кемте, угодно богам…
Когда мы подошли к тронному залу, слуги отпустили меня, и мы с вер— ховным сановником вошли вдвоем. Я поднял голову к возвышению, на котором стоял трон, и посреди зала упал на колени, ибо силы оставили меня, когда я увидел.
На троне владыки Кемта восседал, величественно подняв голову, осенен— ную уреем нубиец Ахром.
— Раб?! — вырвалось у меня. Лица писцов вытянулись, а нубиец, отшвыр— нул в сторону кнут и связку прутьев — символы царской власти — бросился на меня. Схватив меня за волосы, он прохрипел:
— Ты — мой раб! Ты — мой пес! Стоит мне пожелать, и тебя раздавят!
Ахром был смешон в эту минуту гнева, потому что до сих пор фараоны вершили дела как боги — одно короткое слово, один скупой жест… Нубиец понял свою ошибку, вернулся к трону.
— Но ты не умрешь, — сказал он. — Нам нужно твое искусство. Я, Хафра, владыка Верхнего и Нижнего Кемта, сын Озириса, нареченный брат Хуфу, по— велеваю тебе, Минхотеп, высечь мою статую для тронного зала с тем, чтобы эта статуя стала образцом для всех последующих скульптур, рельефов и изображений.
— Я выполню все, что ты приказал, о владыка, и да будет вечно сиять твое величие над страной Озириса, — то был шепот Фалеха, достаточно чет— кий, чтобы его мог услышать тот, кому он предназначался. Я понял, что спасло меня от мести нубийца: глиняная модель, которую я вылепил по при— казу учителя. Сейчас, когда случай так странно вознес раба над смертны— ми, Ахром понимал, что только искусство скульпторов, художников и писцов придаст ему то неземное совершенство, которое неспособны дать ни самые стремительные колесницы, ни несметные сокровища, ни победы над ливийца— ми…