Купол над бедой (СИ) - Аусиньш Эгерт (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
Перед декабрьским вылетом в Стокгольм Димитри наконец получил от аналитиков доклад о вероятных точках культурного конфликта с местными. Читать доклад пришлось в самолете, хотя отношения к цели поездки он и не имел. Из доклада самым прямым образом следовало, что досточтимых надо останавливать в их рвении наставлять местных на путь Пророка и Искусства. Академия, судя по уже достигнутым результатам, с завидным религиозным рвением решила повторить подвиг двухлетней давности по земному счету и поссорить имперскую администрацию со всеми местными разом. Досточтимые, как обычно, начали диктовать свои представления о должном и недолжном прямо поверх местных обычаев. Как всегда, они дали этим обычаям нелестную оценку и начали вносить свое, не интересуясь тем, насколько люди готовы их слушать и заменять привычное на предложенное.
Они успели вмешаться в жизнь местных именно там, где это вмешательство меньше всего способствует взаимопониманию, и уже почти наработали на вражду. Осуждая и угрожая, они запрещали местным отдавать дань уважения их мертвым привычными способами. То, что они предлагали, воспринималось уроженцами края как оскорбительное и пренебрежительное отношение к их святыням. Нужно было ждать возражений, и не только от частных лиц. Князь усмехнулся над распечаткой. Ему было бы очень интересно посмотреть на конфликт Академии Аль Ас Саалан и полиции края, которой нужно вскрыть захоронение и исследовать останки для разбора уголовного дела и установления истины. В общем, объяснить это все досточтимым было невозможно, даже если этих всем составом запихать в портал и потребовать у магистра замены каждому. Так что появление проблем было неизбежной частью будущего. Но Димитри уже был предупрежден, а досточтимые - нет. Оставалось дождаться, когда они обнаружат проблему и удивятся. После этого и можно будет начинать с ними разговаривать. Остальные листы доклада князь читал очень медленно, а закончив, попросил кофе и конфет. Конфет было почти два десятка, и их все равно не хватило.
Академия со свойственной ей непосредственностью вмешалась в медицинские практики местных, и это было немногим легче того, что они уже наделали на атомной станции. Да, в этих практиках были возможности для злоупотреблений, в том числе и для тех, которые по меркам империи могли быть расценены как некромантия. Но эти злоупотребления были возможны не там, где их нашли досточтимые. А то, что они нашли, было просто лекарским ремеслом, очень далеко убежавшим вперед от уровня, известного саалан. Просто другим способом выразить любовь к близкому или другу и заботу о нем. Всего лишь новым для саалан способом помочь людям. Что же до некромантии, под этим небом ее нужно было искать среди отношений живых с живыми. Это было непостижимо, непредставимо и дико. Как одна луна между звездами. Как съедобные птицы. Как толстые и сытные грибы. Как пищевые злаки в количестве больше десятка. Как лен, шелк и эта их ткань из древесины, вискоза.
Князь вздохнул и вернулся к докладу. Досточтимые были правы в одном: суверенность семьи в крае была чрезмерной, и это придется менять, даже если трения будут неизбежны. Часть местных семейных практик была откровенно жестокой и вредительской, еще часть легко определялась как некромантия, но проходила по категории отношений матери и ребенка и, следовательно, была частным делом семьи. И вместо того, чтобы мешать работать медикам и полиции, Академии следовало заняться защитой и охраной женщин, потому что в сложившихся условиях местные традиции и практики именно их ставили под удар прежде всего.
Было еще что-то религиозное, с поклонением частям останков мертвых, с чем точно должна была разбираться Академия. Князь просмотрел эту часть доклада очень бегло, решив обсудить ее с достопочтенным при личной встрече.
Убрав наконец листы, Димитри решил, что пресс-служба заслужила если не премию, то выходной точно. При первой возможности. Но пока его ждала первая встреча с главой иностранного государства, разнообразия ради, с королем. И это радовало князя Кэл-Аларского. За время своих визитов в Москву он несколько устал как от самого Эмергова, так и от его команды. Теперь у Димитри была возможность посмотреть, как ведут дела местные аристократы. Несмотря на всю подготовительную работу, переговоры о сотрудничестве в области восстановления энергоснабжения Санкт-Петербурга легкими быть не обещали. Они включали в себя в том числе закупку оборудования под видом оказания гуманитарной помощи, а санкции с края никто не снимал.
Досточтимый Лийн, целитель и травник, на тот день подвигов совсем не планировал. До Долгой ночи оставалось не больше декады. Он собирался спокойно доехать из Сосново, куда его отправляли с инспекцией фельдшерского пункта, обратно в Приозерск и заняться чтением. Но день был сырой, Лийн выпил в кафе по дороге лишнюю кружку чая и, конечно, почувствовал потребность зайти перед дорогой в туалет. Увидев скорчившуюся на полу рядом с кассой молодую женщину, он на ходу присмотрелся и понял, что она рожает. Но все-таки зашел в кабинку по своим делам, а выйдя, прежде всего помыл руки, по завету Пророка. После чего прямо у кассы туалета поставил портал в городской госпиталь Приозерска, сгреб на руки эту несчастную, спросил ее имя и шагнул в овал, заполненный клубящейся белой мглой. В приемном покое он заявил, что останется с ней, и, как выяснилось, был совершенно прав. Ему потребовалось все Искусство, доступное ему, а акушерская бригада использовала, по их собственным словам, все везение, отпущенное на смену, для того, чтобы мать и дитя остались живы. Лийн навещал женщину, назвавшуюся Юлей, все девять дней, что она провела в больнице. А на десятый день, второго января нового, двадцать первого, года он, придя проведать свою подопечную, обнаружил только матерящегося врача и оставленного Юлей малыша, которому нечем было ни понять, что мать отказалась его воспитывать, ни испугаться того, что его ждет.
Врач пожаловался досточтимому - мол, и последнее заначенное на эту тварь ушло, стоило ее спасать, такую. Лийн смутился:
- Она сделала что-то плохое, когда ушла?
- А ты как думаешь, - мрачно глянул на него врач, - долго ее пацан в доме ребенка проживет, если их там и так в полтора раза больше нормы, а антибиотиков в крае нет? Вот зачем было с мужиком спать, если ребенок не нужен?
- И ты знал заранее, что она так сделает? Но все равно спасал ей жизнь? - Лийн ничего не понимал, ему было жалко и измотанного врача, и глупую Юлю, и маленького мальчика, зачем-то обреченного на смерть. Последнюю фразу он не понял в принципе, поэтому не обратил на нее внимания: то было уже в прошлом, а сейчас речь шла о жизни и смерти уже рожденного малыша.
- А что, тебе видно не было, чем все кончится? - вызверился врач. - Ты сам не понимал, что нормальная девка, которой важно, чтобы ребенок выжил, рожать не в вокзальный сортир побежит? Не случись рядом тебя, она бы его там и утопила. С другой стороны, - доктор раздраженно махнул рукой, - меньше бы мучился.
- А зачем ты ее спасал, раз она так плохо поступила?- совсем растерялся целитель.
- Я врач. Я, - доктор длинно и бессвязно выматерился, потом закончил фразу, - обязан.
- Но почему ты должен его отправлять туда, где он точно умрет? - недоумевал Лийн.
- А куда его? - раздраженно хмыкнул врач. - Себе брать? Так у меня дома своих двое. Тут оставить? Так у меня таких прав нет.
И Лийн решился.
- Отдай мне. Я воспитаю. Будет жить, вырастет. И да: скажи, что нужно больнице и малышовому приюту, я передам наставнику, он попросит у наместника. Попробуем добыть.
Доктор подумал про контрацепцию, но ничего не сказал. Подумал он, строго говоря, совершенно неодобряемые тем же самым Лийном вещи. Что в крае не только антибиотики не купить, но и контрацептивы, и чего еще можно ждать, если живем, как в черной Африке: бог дал, бог взял. И что при таком положении дел рожать будут, как в Африке - все, что понесут. И оставлять будут где попало при первой возможности, и спасибо, если в роддоме, а не в сугробе или в сортире. А вслух только еще раз подчеркнул необходимость антибиотиков. Не только в этом госпитале, а во всех больницах и родильных домах края. Записал Лийна отцом ребенка и выдал ему направление в материнскую школу при роддоме. Лийн забрал мальчика и пришел с ним в Приозерский замок. Достопочтенный выслушал доклад брата-целителя, пришедшего к нему в покои с младенцем на руках, кивнул и распорядился подготовить представление наместнику. Вернувшийся из очередной поездки Димитри не увидел в событии ничего заслуживающего внимания, кроме сообщения об антибиотиках, которые нужны и которых нет. На этом он и сосредоточился.
