Angel или когда падает Небо (СИ) - Карпин Дмитрий (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
— Да, — улыбнулся Аид. — И я верю в Господина и в наше дело, как в него верили и наши предки! А ты… — глаза чернокожего зло сверкнули, — предал их память, усомнившись в Нем!
Аид вскинул посох, и Натана отбросило назад. Старик упал на песок и, ударившись головой о камень, разбил себе бровь. Но все же Натан был не просто старик, а один из тринадцати Темных Апостолов. Опередив следующий удар Аида, Натан откатился в строну и быстро вскочил. В то место, где он только что находился, с небес ударила молния. Натан зло улыбнулся, направил посох на бывшего ученика, и тут посох сверкнул красной вспышкой и…
…Ничего не произошло. Это чернокожий понял по удивленным глазам Натана, который непонимающе смотрел то на посох, то на Аида.
— Видишь, ты перестал верить в Господина, в ответ он утратил веру в тебя. — Аид улыбнулся, но затем его улыбка превратилась в оскал, и он вздернул посох. — Получай же расплату!
И огненный шар, вылетевший из посоха, ударил в грудь Натана. Тот закричал, его мантия вспыхнула, а через секунду он и сам весь пылал. С диким криком человеческий факел побежал по лагерю, но пробежав совсем чуть-чуть, упал и больше уже не поднимался.
Сбежавшиеся на крик Натана люди: Апостолы и их немногочисленные слуги, с непониманием и страхом смотрели на происходящее.
— И так будет с каждым, кто потеряет Веру в Господина! — указывая на тело недавнего брата по ордену, прокричал Аид и, развернувшись, направился прочь.
Оставшиеся стаять Апостолы и их слуги в полном молчании проводили взглядом чернокожего, скрывшегося в своей палатке. Никто не смел, заговорить первым. Наконец Морган вышел вперед и, обернувшись к толпе прокричал:
— Натан сделал свой выбор! Мы же останемся верными до конца! — Он замолчал, окинул толпу взглядом и продолжил: — Все преступайте к своим делам. Больше здесь не на что смотреть.
Толпа зашевелилась. Слуги начали разбегаться, пытаясь каждый найти себе дело, или хотя бы сделать вид, что такое дело имеется, чтобы не попадаться на глаза Апостолам. Апостолы же направились к Моргану и что-то вполголоса начали ему говорить, но тот прервал их, подняв посох к небу:
— После, братья, после, — велел он, и еще раз посмотрев на обгоревший труп, прокричал: — Алекс, черт побери, уберите его с глаз долой!
Алекс кивнул и направился к трупу. С безразличием он перевернул обожженное тело того, кто еще недавно являлся полноправным хозяином этого мира. Сейчас тот, кого еще недавно звали Натан Ротшильд, выглядел омерзительно пугающе. Его тело еще кое-где тлело, лицо было страшно обожжено, глаза лопнули, а язык вылез изо рта и как-то неправдоподобно выгнулся.
Алекс присвистнул.
— Да, звездануло тебя, батенька, — он улыбнулся и рассмеялся над собственной шуткой. — Артем…
Артем сидел рядом на ящике и с безразличием взирал на происходящее.
— Ну же, дружище, помоги мне, — велел Алекс.
Артем посмотрел на него, потом медленно встал и подошел.
— Хватай его за ноги, а я возьму за руки, — сказал Алекс. — Выкинем его за территорию лагеря, не фиг ему тут делать, ворон только привлекает. — Здоровяк кивнул на огромную черную птицу, сидевшую на винте вертолета.
— Это ворон, — произнес Артем.
— Да, черт с ним, ворон, ворона один фиг. Пошли лучше жмурика выкинем. — И Алекс схватил тело Натана за руки.
Артем взял ноги, и они потащили.
Вскоре тело выкинули за территорию лагеря в сухие, полузамерзшие, в этой безжизненной пустыне, кусты.
— Вот здесь ему и место, — фыркнул Алекс. — И даже последних слов не удостоился.
— Вот так находят свой последний приют былые владыки мира, — философски заметил Артем. — А я погляжу, тебе это нравится, Алекс?
— Мне?! Мне наплевать, я просто делаю свое дело… и остаюсь живым…
— Но ты даже не понимаешь!…
— Мне и не надо, — перебил здоровяк. — Я не задаю лишних вопросов, а просто делаю свое дело! И тебе тоже не советую слишком задумываться на этот счет! А теперь пошли в лагерь. Мне ведь все-таки за тобой следить надо. Так что schnelle, schnelle!..
Когда Артем и Алекс пришли в лагерь, ветер уже совсем успокоился, и огромная черная птица, пережидающая непогоду, улетела.
Дом матушки Серафимы ничем не отличался от других домов маленького городка. Он был такой же каменный с деревянной крышей и ставнями на окнах.
"Зачем им ставни, — подумал Макс. — Наверное, дань традиции".
Молодой монах Петр постучал в деревянную дверь и через минуту ему открыли.
На пороге стояла женщина лет сорока, она была одета в строгое платье, и небрежно накинутый на голову платок, не сумевший скрыть ее длинные золотые волосы.
"Когда-то она была красива, — подумал Макс. — Хотя она и сейчас еще красива… но как-то грустна".
— Здравствуйте, матушка Серафима, — поприветствовал монашек.
— Здравствуйте, Петр.
— Разрешите, матушка Серафима, представить вам наших гостей. Они приехали издалека, чтобы специально увидеть наш храм и повидаться с отцом настоятелем.
— Меня зовут Катя, — представилась девушка. — А это мой друг Максим.
Макс коротко кивнул.
— Матушка Серафима, — вновь заговорил монашек. — Мы знаем, что у вас пустует комната, и поэтому, не будете ли вы так любезны принять наших гостей на пару дней?
— Конечно, Петр, я не откажу вам, — произнесла Серафима. — Порой мне бывает так одиноко, поэтому я буду только рада постояльцам… Ой, что это я держу вас на пороге? Проходите в дом.
И Серафима отошла, чтобы пропустить гостей вперед. Катя и Макс вошли, а монашек остался стоять на улице.
— Извините, но мне нужно идти, — сказал он. — Я должен быть на вечерней молитве вместе с другими братьями… Надеюсь, увидимся завтра…
— Прощайте, Петр.
Катя улыбнулась. И монашек просиял.
"Будто ангел одарил его своей улыбкой, — подумал Макс и тут же сказал себе: — А ведь так оно и есть. И теперь ты должен помнить это!"
Монашек ушел, матушка Серафима закрыла за ним дверь и тяжелой походкой пошла по комнате, Катя подхватила ее под руку и довела до дивана. И только тут Макс заметил, что она беременная. Живот был уже большим, и как это он сразу не сумел его заметить, наверное, из-за длинного строго платья.
"А вот Катя заметила".
— Извините меня, — сказала Серафима. — В моем положении иногда бывает очень трудно проделывать даже передвижения по комнате.
— На каком вы месяце? — спросила Катя.
— На последнем.
— А кто у вас? Мальчик или девочка?
— Этого я пока не знаю… И честно говоря, не хочу знать. После смерти моего мужа мне как-то все стало безразлично… — Серафима всхлипнула, и это был всхлип не ярой верующей или фанатички, как раньше называл их Макс, а всхлип простой женщины очень грустной и очень одинокой.
— …Но я жду этого ребенка, ведь это частичка моего любимого.
Женщина еще раз всхлипнула, и Катя погладила ее по плечу. А Максу стало очень неловко.
— Может лучше я покажу вам комнату? — немного успокоившись, спросила Серафима.
— Давайте, мы лучше с вами посидим здесь и попьем чаю, — вдруг предложила Катя. — А Макс пусть пойдет в комнату и отдохнет, он очень устал с дороги.
— Хорошо, — кивнула Серафима. — Комната прямо по коридору. Когда-то это был кабинет моего мужа… Был… до того пока он не погиб в горах. — Она снова всхлипнула. — Он был странный человек, мой муж. Он читал странные старые книги и все искал встречи с ангелами в горах.
Она зарыдала, и Максу вновь стало неловко. Катя обняла ее и принялась нежно поглаживать по волосам.
— Иди, — сказала она Максу. — Я немного побуду с ней, а потом приду к тебе…
И Макс пошел в комнату.
Комната покойного мужа Серафимы и вправду оказалась странной. Точнее она оказалась совсем не такой, какой ожидал увидеть ее Макс. В комнате стояла кровать, письменный стол и доверху забитый книгами шкаф. Здесь было столько книг, сколько Макс не видел никогда в жизни. Здесь были книги, как древних авторов, таких как Гомер и Эзоп, так и книги более поздние, но такие же старые и почти нечитаемые в современном мире, книги, которые даже какое-то время назад находились под запретом. Среди таких авторов Макс увидел книги Достоевского, Пушкина и Толстого. Также здесь оказались книги авторов предзакатного периода, как потом называли его в литературе. Современный, опутанный всеобщей паутиной интернета мир вытеснил книгу, как средство информации. А разразившаяся потом роковая война отбила навсегда интерес подавляющего большинства к чтению.
