Восковые фигуры - Сосновский Геннадий Георгиевич (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
— Но почему я? Почему именно я? — Кадровик все еще никак не мог примириться с постигшим его несчастьем.
— Да потому, что вы вполне отвечаете названным выше требованиям, поэтому никакие претензии не принимаются. А теперь вы свободны. Постарайтесь привыкнуть к новому своему положению. В этом есть и кое-какие плюсы, как вы вскоре убедитесь. А возможно, у вас еще есть шанс. — Последнюю фразу Герт произнес каким-то особенным тоном.
Он умолк и долго молчал, глядя в темноту парка; ничто не выдавало проявлений его внутренней жизни. И однако, если бы проницательный взгляд все же отыскал щелку и заглянул в глубину его существа, то обнаружил бы, что мятущаяся душа Герта кровоточила, что как бы он ни убеждал себя в собственной правоте, он ничего еще не решил окончательно. И причиной тому была Уилла. Он встал и пошел не оглядываясь.
Булкин остался один. Легкий озноб сотрясал его маленькое тельце. Рука потянулась за носовым платком, который оставил пришелец, и он завернулся в него, как в тогу римлянин. Стоял, смотрел вслед удаляющимся шагам, пока они не затихли. Минуту назад была еще хрупкая надежда, как тонкая ниточка, она связывала его с незнакомцем, что он стал жертвой чудовищной мистификации, а возможно, просто внушения, и как только ослабеет действие гипнотических сил, все станет на свое место. Но что-то подсказывало ему, какое-то нехорошее предчувствие, что положение, в котором он очутился, обернулось непоправимой бедой.
Прежде всего он еще раз себя ощупал, с головы до ног, с несколько судорожной поспешностью — все было ощутимо, материально, никаких существенных изменений, не считая размеров. Не было пышных усов, придававших ему солидность. Если смотреть отвлеченно, он стал даже стройнее, тоньше в талии, исчез животик и прочие накопления, и, главное, он чувствовал себя моложе по крайней мере на десяток лет. Но все это его не радовало. Чем очевидней становилась реальность происшедшего, тем сильнее охватывал его могильный ужас. Как при таких ничтожных размерах он будет руководить кадрами? Озорства ради запрут в ящике письменного стола или придумают еще какую-нибудь гадость, пользуясь его беспомощностью? А супружеские отношения? О Боже! Булкин застонал от отчаяния, так как обожал свою жену Варвару, третью по счету. А теперь она может зажать собственного мужа в кулаке всего целиком, как сорванный с грядки огурец. Да она просто вышвырнет его в окошко за ненадобностью! Рушился весь привычный уклад жизни, все шло прахом.
Проливая жгучие слезы, кадровик сполз со скамейки с мыслью о самоубийстве, повисел на руках и грохнулся на землю, но не разбился: удар смягчила пустая коробка из-под сигарет, валявшаяся в траве. Он не чувствовал за собой никакой вины. За что? Горел ли на работе? Нет, не горел. Да и никто не горел. Жульничал и воровал? Так и все жульничали и воровали, а он-то уж никак не больше других, потому что нечего было воровать. Инспектор по кадрам! Скрепки что ли домой таскать? Ну были кое-какие махинации с транспортом, а кто об этом знает? Он чист, как стеклышко. В отношении его совершена величайшая несправедливость, на его стороне правосудие в конце концов!
Поплотнее завернувшись в платок, так как становилось прохладно, Булкин двинулся напролом, еам не зная куда, хватался руками за стебли травы, натыкался грудью на росшие во множестве одуванчики, обсыпавшие его, будто подушку вытряхивали на голову, а в памяти между тем с комариной назойливостью звенели слова незнакомца, что в его положении есть и кое-какие плюсы. Где они, эти плюсы? Пропал ни за что! Вытягиваясь на носочках, он высоко задрал головку и заверещал в фиолетовое сумеречное небо:
— Караул! Милиция! На помощь!
Но никто на зов не откликнулся. Густа и высока, как дремучий лес, была трава. Вокруг шла незаметная, невидимая, но суетливая жизнь. Сновали насекомые и какое-то мелкое зверье; шарахались из-под ног и, казалось, наблюдали, притаившись, что это за неведомое существо бесцеремонно вторглось в чужие владения. Булкин понимал: здесь неоткуда ждать помощи, здесь властвовал жестокий закон джунглей — кто кого. Он поднял руки и закричал еще пронзительней:
— Помогите! Помогите!
Вместо ответа что-то огромное, мохнатое, колючее больно ударило в лицо, сбило с ног. Далеко отброшенный, Булкин упал на спину. Это шмель, сладко спавший на цветочной перине, взлетел, разбуженный, и теперь кружил вверху, недовольно жужжа. Охваченный паникой, кадровик побежал, ударился обо что-то твердое — из зеленой воронки лопуха на него обрушился целый водопад, окатив с головы до ног. До чего же холодна водица! Он завизжал, запрыгал на одной ноге, вытряхивая воду из уха. Купанье его взбодрило. Докрасна растерся и сделал несколько упражнений, приседая и подпрыгивая на носочках. Черт возьми! А так ли уж все плохо? Паническая мысль не трепыхалась больше в мозгу, как муха, попавшая в кисель, а устремилась в разумное русло. Помнится, этот волшебник, или как его там, упомянул вскользь, что у него еще есть какой-то шанс. Ладно, поживем, увидим. Решил не перечить больше обстоятельствам, раз он не в силах что-либо изменить.
Прошло немало времени, прежде чем Павел Семенович миновал парк и добрался, едва живой от усталости, до мемориального кладбища ветеранов войны, где, как мы помним, почивал Захаркин после напряженного трудового дня. Отсюда и до автобазы рукой подать. У Булкина не было еще никакого плана действий, и он весьма обрадовался при виде спящего забастовщика: свой человек как-никак. Нет нужды повторять, чем это кончилось: Павел Семенович совершил беспосадочный перелет по маршруту «памятник — навозная куча»; отсюда разбрасывали удобрение по цветочным клумбам. Судьба хранила минигопса, как бы учитывая, что с его гибелью может оборваться повествование. Плюхнувшись во что-то жидкое и смрадное, Булкин не стал выяснять, что это такое, а перебрался туда, где было потверже и посуше, омылся ночной росой, соорудил себе ложе из листьев и травы и, решив, что утро вечера мудренее, заснул как убитый…
Спасите захаркина
Историческая справка
Город Бреховск в прошлом был одним из тех купеческих городков, что немало строилось на Руси по берегам крупных рек и озер. Бойко шла торговля лесом, пенькой, рыбой и пушниной, удивительными изделиями местных умельцев, да чем только в те далекие времена не торговали. Купцы побогаче жертвовали на строительство церквей и храмов, чтобы оставить по себе добрую память; многое из того, что было построено, оставалось теперь разве что в памяти старожилов. Власть, что принес сюда на острие клинка Силантий Брехов, не боялась Бога, и Бог отступил. Лишь одна из церквей, вознесшаяся в центре бывшего монастыря, долго еще сопротивлялась натискам воинствующих атеистов. Но вот под веселье и плач скинули колокола и отправили на переплавку. Черными пустыми дырами звонниц, будто человек с выколотыми глазами, смотрела теперь на мир примолкшая колоколенка, не разносился по окрестностям веселый праздничный перезвон, призывающий верующих посетить святую обитель. Затем и колоколенку взорвали: из хорошего, добротного кирпича была сделана. Однако бесполезной оказалась затея: церквушка рухнула вся целиком, как падает подстреленный человек, и разобрать ее на кирпичи или хотя бы на монолитные глыбы не удалось. Тогда в уцелевшем нижнем помещении церкви, в молельном зале, сделали овощной склад, но в первую же зиму вся картошка померзла да так и осталась догнивать, охраняемая лишь тяжелой дверью с сорванными замками. Вот тогда-то и пришла кому-то дельная мысль в голову: используя нерушимый фундамент, соорудить сверху надстройку. Проект играючи разработали студенты-архитекторы, приехавшие из столицы погостить к родственникам, а так как застолье не прекращалось и гости, что называется, не просыхали, то это и определило целевое назначение шедевра, решенного в древнерусском стиле. Так в центре Бреховска, видимый издалека благодаря деревянному петушку на крыше, возник городской вытрезвитель. Местное руководство гордилось редкостной новинкой, непременно показывало приезжающему высокому начальству, делилось опытом. Позднее выросла рядом деревянная пристройка для увеличения пропускной способности. А затем по инициативе властей в целях воспитательных взвилось над вытрезвителем внушительное белое полотнище с изображением зеленого змия.
