Меж трех времен - Финней Джек (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
- Черт!.. - забормотал Фрэнк. - Осторожно, болван!.. Эй, с дороги!.. Мадам, не уберете ли вы юбку из моих спиц?..
Зеваки выбегали прямо на мостовую, останавливались, показывали на небо и размахивали руками, подзывая других. На улице вокруг нас мужчины срывали с головы шляпы и кепки и принимались неистово ими махать, вращая над головой; кое-кто из них вопил: «Ур-ра-а! Ура-а!»
«...Аэростат свел с ума весь Манхэттен, - писала на следующее утро моя «Нью-Йорк таймс». - Известие о диковинном предмете в небесах мгновенно распространилось от Гарлема до Бэттери. С немыслимой высоты в тысячу футов над уровнем моря авиатор мог с равной легкостью увидеть и статую Свободы, и мемориал Гранта, и все, что находится между ними... Он же, в свою очередь, был хорошо виден человеческому муравейнику, который взбудораженно суетился далеко внизу».
Проехав отель «Астор», за квартал от здания «Таймс» мы вынуждены были остановиться и тотчас превратились в небольшой островок, подобно другим автомобилям, такси, экипажам и трамваям, которые недвижно застыли в плотной, почти незыблемой толпе глядящих в небо зевак, которая заполняла мостовую от тротуара до тротуара. Фрэнк выключил мотор, и мы трое, как и вся толпа, смотрели, задрав головы и раскрыв рты, как Рой Кнабеншу плывет к зданию «Таймс». Отсюда нам трудно было определить расстояние на глазок, но «Таймс» на следующее утро писала, что «он оказался над самым зданием, примерно в пятидесяти футах западнее башни», а потом «повернул свой аппарат так, что он был направлен прямо на восток. В этой позиции аэростат находился так долго, что авиатор смог помахать в ответ на приветствия сотрудников «Таймс», которые следили за его полетом с башни». Мы их видели. Все окна на верхних этажах здания «Таймс» были открыты, и люди - по двое, трое, а то и четверо на каждое окно - свешивались наружу и глазели на зависшего в пустоте Роя Кнабеншу. Мы видели, как тот помахал, и женщины в окнах принялись в ответ махать носовыми платками, а мужчины, в одних рубашках, без пиджаков, размахивали руками... И мне стало вдруг так хорошо, и я ощутил в горле тот проклятый смущающий комок, какой возникает, когда присутствуешь при очень важном событии. Этот человек, машущий сверху, эти люди в башне, носовые платочки... Я поглядел на Джотту, она на меня, и мы разом кивнули, глуповато улыбаясь, а затем снова посмотрели в небо.
Кнабеншу, по всей видимости, повернул руль, и несколько секунд мы видели непривычный и странный профиль его баллона.
А затем что-то дождем хлынуло с аэростата. Поначалу мы думали, что это вода, но мерцающий поток, падая, разлетался облаком, чересчур медленным для воды, и я сообразил, что Кнабеншу сбросил вниз какие-то бумажки.
- Это, должно быть, над Таймс-сквер, - пробормотал Фрэнк. - Он сбросил чеки.
- Чеки? - удивилась Джотта.
Фрэнк кивнул, не сводя глаз с Кнабеншу.
- Да, достоинством в доллар. - Он быстро глянул на Джотту. - Кто найдет такой чек и принесет в редакцию, получит доллар. Это реклама; за это Кнабеншу платят, вот почему он сейчас там, наверху. - Фрэнк засмеялся. - Я звонил ему - с утра он, бедняга, маялся несварением. Не привык к нью-йоркской пище! - Фрэнк опять засмеялся. - Но ему нужны деньги, вот он и полетел.
Это прозвучало так приземленно, что я не смог сдержать улыбки, а Джотта сказала:
- О, а я-то думала, что ему нравится летать.
- Конечно нравится. - Фрэнк положил руки на руль и озадаченно глянул на нее. - Он влюблен в полеты, потому и летает. Но это занятие стоит денег. А чтобы заработать деньги, приходится вставать ни свет ни заря.
Кнабеншу между тем плыл дальше, и солнечные блики играли на нелепых полотняных пропеллерах; он превратился уже в черную точку под желтым пятнышком размером с ноготь большого пальца - далеко над Мэдисон-сквер. Затем, подгоняемый западным ветром, он быстро свернул на восток, и последние клочки бумаги замелькали под ним, как стайки микроскопических мошек. Он был теперь далеко, где-то над Второй авеню, а может быть, и над Первой - не различишь. И там сейчас тоже улицы были запружены толпами. Как писал репортер «Таймс», «во всем Манхэттене дома остались разве что калеки и грудные дети. Все крыши, насколько хватал глаз, были усеяны мужчинами, женщинами и детьми, глазевшими с сосредоточенным восторгом на один и тот же предмет - аэронавта, парившего в небесах... Между парком и Мэдисон-сквер все тротуары были заполнены народом, иные зеваки точно приклеились к месту, заведя глаза к небу и разинув рты. Другие метались туда-сюда, стремясь оказаться там, где аэронавт вновь вернется на твердую землю. Не менее трехсот тысяч зрителей были свидетелями полета мистера Кнабеншу над Манхэттеном».
И мы тоже смотрели, как он скользит в пустоте, полого спускаясь к Центральному парку и, как мы узнали позже, на лету понемногу выпуская из баллона газ, чтобы благополучно приземлиться, потому что моторчик отказал. А когда аэростат сел в парке и слегка повредил верхушки деревьев, чтобы опуститься на крокетную площадку, у Кнабеншу были неприятности с полицейскими, которые потребовали, чтобы он немедленно убирался из парка.
Толпы на Бродвее рассеялись, Фрэнк завел мотор и предложил подвезти нас куда пожелаем. Мы попросили его - во всяком случае, Джотта попросила - вернуть нас к отелю «Плаза». Там мы вышли на тротуар и улыбнулись Фрэнку, который сидел в своем тарахтящем «родстере»; заходящее солнце играло на великолепном зеленом капоте, и я жаждал заполучить эту машину, я готов был даже украсть ее. Мы пригласили Фрэнка выпить чаю в the dansant, откуда уже доносилось громкое «При свете!.. серебряной луны!», но он отказался. Не выходя из своей великолепной длинной открытой зеленой красавицы машины - ворот белой рубашки расстегнут, русые волосы треплет ветер, - он пояснил, что его ожидает жена, и я едва не рассмеялся в лицо Джотте. Стало быть, он женат!
- Заходите как-нибудь, - прибавил он, - я покатаю вас на гидроаэроплане. Пирс А, Норт-Ривер, недалеко от Бэттери.
Мы поблагодарили и обещали скоро появиться, хотя мой разум протестующе вопил, что ничто на свете не заставит меня даже близко подойти к его «гидроаэроплану».
В вестибюле мы встретили Арчи, того самого, с которым Джотта болтала на лекции миссис Израэль. Она между делом познакомила нас, и мы все вместе отправились в «Чайную комнату». Опять были танцы, с которыми я справлялся так же хорошо и так же плохо, как и прошлый раз. Но Арчи оказался приятным и дружелюбным парнем, хорошим спутником, нам было весело вместе, и я сидел в чайной, покуда - совершенно неожиданно - не почувствовал такой усталости, что еще немного, и как бы не пришлось кому-нибудь, скорее всего Джотте, под руку отводить меня в номер. Я простился, поднялся наверх и, едва успев снять ботинки и наполовину раздеться, рухнул на постель и провалился в сон - это был длинный, слишком длинный день.
18
На следующее утро еще до завтрака я спустился в вестибюль и, купив «Таймс», остановился у окошечка театральной кассы, позади мужчины, покупавшего билеты на «Кисмет». И ничуть не удивился, услыхав за спиной:
- Доброе утро, Сай! Куда это вы собрались?
Я повернулся к Джотте, радуясь, что есть повод для улыбки - меня так и разбирал смех. Но я ничуть не был против, что за мной так откровенно бегают - девушка была симпатичная, и как бы мне ни льстило ее внимание, я твердо знал, что моих чувств к Джулии ничто не способно поколебать, так что это было еще и забавно.
- На «Грейхаунд», - ответил я и мог бы дословно повторить следующую ее реплику.
- О да, я тоже, - сказала она, удивляясь такому совпадению. И когда мужчина, стоявший передо мной, отошел, разглядывая свои билеты, я подошел к окошечку и купил два билета в партер на сегодняшнее дневное представление «Грейхаунда». Меня это устраивало: не люблю сидеть один, что в театре, что в кино. Оставив один билет себе, я протянул другой Джотте.
Но вот завтракать я предпочитаю в одиночестве, а потому позавтракал в кофейне при отеле, исключительно в обществе свежего номера «Таймс». И прочел предварительную рецензию на «Грейхаунд», в которой, помимо прочих нелестностей, говорилось, что пьеса наверняка придется по душе тому, кто «измеряет умственные способности объемом шляпы».
