Струна (=Полоса невезения) - Каплан Виталий Маркович (смотреть онлайн бесплатно книга .txt) 📗
А сегодня ничего уже не светит. В темноте бутылок не найти. Магазины кончили работу, ни погрузить, ни разгрузить не выйдет. Разве что завтра. А сейчас — почему бы мне просто не погулять? Без всякой цели, забыв о суете, забыв о больной ноге и лунном поле? Погулять, будто время сделало петлю, прыгнуло назад на целый год. Погулять, как мы гуляли с Лариской… Пускай и без Лариски.
А до Нового года меньше недели осталось… Может, рискнуть, открытку ей выслать? Без подписи, с одними лишь словами: «Жив. Люблю. Надеюсь». По почерку она все поймет. Увы, нельзя. Знаю я Лариску, в себе не удержит, поделится с моими… А там — пойдет клубочек мотаться по ниточкам…
…Странно — мне казалось, что Мухинск я изучил уже вдоль и поперек, но сейчас, оторвавшись от привычного потока мыслей, я вдруг понял, что этих мест не знаю. Какие-то глухие длиннющие заборы, огромные одноэтажные строения без окон — наверняка склады. Слева, плохо различимая в темноте, раскинулась брошенная стройка. Опять, наверное, финансы у города накрылись.
Прямо по курсу — помойка. Толпились, чуть ли не наезжая друг на друга, железные контейнеры. Их было множество, но мусору все равно не хватало места, и недавно выпавший, не успевший еще потерять белизну снег был усеян битым стеклом, картофельными очистками, рваными газетами…
Мимо проскользнула кошка, решительно устремилась к контейнерам. Может, ты самая рыжая, что уже встречалась мне сегодня, но в темноте, как известно, все они серы. Тем более, фонарей тут раз два и обчелся, и главную подсветку давал все тот же юный месяц. Почему-то здесь он заметно ярче, чем дома. Представляю, что творится в полнолуние!
И еще, в отличие от Столицы, стояла невозможная, абсолютная тишина. Ни лязга трамваев, ни гудков машин, ни льющейся из окон музыки… Первобытное безмолвие, точь-в-точь как на лунном поле. Лунное поле… Я попытался выбросить его из головы, но не смог. В безмолвном воздухе, как и тогда, дрожала невидимыми нитями тревога. Еще несколько минут назад все было иначе. А потом что-то вдруг поломалось, и тишина начала набухать, наполняться темной, готовой взорваться тяжестью.
И взорвалось.
В первую секунду я даже и не понял, что это крик. Но потом ударило по мозгам — детский отчаянный вопль, почти визг, наполненный болью и ужасом.
Проклятая нога! Неловко загребая снег, я бежал к черным — куда чернее неба — руинам стройки и матерился на бегу. Ни раньше, ни позже — именно сейчас горячо и весело выплеснулась боль, почти такая же, как и в ту октябрьскую ночь.
Спасительная боль.
Однако железные челюсти работали не в полную силу — я вполне мог бежать, хоть и стреляло при каждом скачке острыми вспышками, отдавалось в мозгу.
Крик не утихал — он то прерывался, то вновь оглашал окрестности, но, ясное дело, никого здесь не нашлось кроме меня — случайного гуляющего идиота.
А идиоту опять зачем-то приспичило искать приключений на свою битую задницу. А тут еще стройка… Не загреметь бы, не добравшись до цели.
Так… Вот и добежал все-таки. Два силуэта на почти черном снегу, меж двух штабелей огромных стальных балок. Большой силуэт и маленький.
Мужчина в короткой, но плотной куртке, вязанной шапочке. Тащит куда-то вглубь стройки, в беспорядочные джунгли бетонных плит извивающуюся детскую фигурку. Я даже и не понял, мальчик то был или девочка.
— Пусти-и-те меня! Пу-у-стите! — захлебывался плачем ребенок.
Так… Ситуация не оставляла вариантов. И полностью подтверждала слухи, циркулирующие по городу вот уже с месяц.
— Притормози, мужик! — негромко, но отчетливо выдохнул я морозный воздух. Отчетливо несло помоечной гнилью.
Мужчина дернулся и мгновенно подобрался. Косой, брошенный исподлобья взгляд. Не выпуская ребенка, он быстро завел его за спину и процедил:
— Гуляй, дядя. У нас тут свои… разборочки.
— Твой, что ли, пацан? — поинтересовался я, подходя вплотную.
— Да блин, бумажник у меня вынул, гаденыш! — сейчас мужик держался уже уверенней. Тем более, мой затрапезный вид явно не внушал ему опасений. — Едва догнал. В ментовку вон волоку… Так что не боись, все путем.
Ну-ну, баранки гну. Шито не то что белыми нитками — пеньковыми канатами. Даже подзаборного алканавта отфутболить — и то не катит.
— Всякое, знаешь ли, бывает, мужик, — отозвался я. — Может, и путем, а может, и не путем. Или не тем путем. А потому давай-ка втроем до отделения прогуляемся, там и разъясним… Да и тебе все одно легче, подмогну тащить, ежели что…
Ничего более глупого я родить не мог. Беспаспортный бродяга намеревается разбираться в мусарне с приличного вида господином, у коего документы, надо полагать, в идеальном порядке. После чего бродяга помещается в обезьянник с последующей перспективой отправиться в приемник-распределитель. Дубинки подразумеваются.
Но прав был Коржик, гнилой я интеллигент, настоящей и жизни не нюхавший. Нет чтобы сразу влепить дяде по загривку… зачем-то разговоры завел.
— Ты не понял, козел? — ощерился мужик. В лунном свете блеснули металлические зубы. Так-так…
Пацаненок за его спиной судорожно всхлипывал — видно, ему уже не хватало дыхания на крик. Все, кончилось время слов.
Я схватил мужика за руку. Вернее, попытался схватить. Со змеиной ловкостью тот увернулся, отступил назад. Миг — и левой рукой он держит за горло мальчишку, загораживаясь им, а в правой — в правой у него скалится нож. Лезвием почти упирается пацану в бок.
— Тебе же сказали, козел — гуляй, — хмуро бросил мужик. — И мальчик целее будет, и ты…
Никогда я не увлекался модными ныне восточными единоборствами, да и в армии тихо отслужил два года в войсках связи, ничему такому не учили… Единственные мои козыри — это рост и вес, но я понимал, как мало они сейчас значат. Мужик был хоть и меньше меня габаритами, но жилистый и явно не «чайник». Достаточно взглянуть, как он держал нож. Короткий клинок не оставался неподвижным, нет. Он прямо-таки плясал в цепких пальцах, вычерчивая сложные фигуры… Приходилось мне слышать о таком.
И чего теперь делать? Прыгать нельзя, загубишь ребенка… Напугать? Чем же эту тварь напугаешь? Ну помогите же хоть кто-нибудь! Ну неужели действительно там нет никого, кроме математически строго очерченного лунного серпа? Внешняя дуга — окружность, внутренняя — эллипс.
— Слышь, дядя, а куда направлены ветви параболы с положительным дискриминантом?
— А? — зрачки мужика метнулись, и я получил необходимую секунду. Падая… блин, на больную-то ногу! — я все же сумел другой ногой врезать ему под коленную чашечку, и тут же, дико боясь потерять темп, обеими руками вцепился в сжимавшую нож кисть, резко повернул… Все-таки силой меня природа не обидела. Послышался отчетливый хруст, и крик, в котором боль и досада слились в единую смесь. Гремучую.
Все трое мы загремели на стоптанный снег, пацан оказался под нами. Задавим, подумал я, но он точно уженок выскользнул из-под моей туши и метнулся куда-то вглубь штабелей. А мы с врагом катались по земле, то и дело стукаясь об острые края балок и грязно матерясь. Да, по весу я превосходил его изрядно, но тренированности ему было не занимать. Рука его, к несчастью, оказалась всего лишь вывихнута, и сейчас он примерялся к моему горлу. Вдобавок я пропустил удар коленом между ног и, взвыв от одуряющей боли, потерял пару секунд, которых мужику хватило, чтобы, оказавшись на мне сверху, что есть силы надавить на сонную артерию.
Блин, неужели на этот раз действительно все, — промелькнула неожиданно сухая, лишенная эмоций мысль. Выходит, не лунное поле, а черный снег… Снег, набившийся мне за шиворот и растекающийся холодными струйками по телу. Снег, заморозивший мозги, изгнавший из меня человека и превративший в агонизирующее животное.
А животное и действовало свойственным ему образом. Миг — и зубы мои вцепились врагу в нос, судорожно, отчаянно сжались — и сейчас же горячая чужая кровь наполнила мой рот, и я захлебнулся ею, забулькал, но не разжимал зубов, и отовсюду — и снаружи, и изнутри головы не прекращался крик.
