Человек, нашедший свое лицо - Беляев Александр Романович (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
– Тонио? Так рано? – сказала она приветливо, увидав в зеркале приближавшегося к ней сзади Тонио Престо.
И, не прекращая выгибаться, наклоняться и распрямляться, продолжала:
– Садитесь. Сейчас будем пить кофе.
Она не спросила, что привело его в такой ранний час, так как привыкла к странностям Престо.
Тонио подошел к большой, удобной кушетке, присел на край, но тотчас вскочил и заходил большими кругами по комнате.
– Престо, перестаньте ходить, у меня голова кружится, глядя на вас, – сказала Люкс.
– Мне нужно поговорить с вами, – произнес Престо, не прекращая своей круговой прогулки. – По делу, по очень серьезному делу. Но я не могу разговаривать, когда вы раскачиваетесь и приседаете. Прошу вас, сядьте на диван.
Люкс посмотрела на Престо, в несколько прыжков добежала до дивана и уселась с ногами, оставив маленькие туфли на мозаичном полу. Престо подошел к ней и сказал:
– Вот так.
Видимо, он делал невероятные усилия, чтобы сохранить полное спокойствие, держать в повиновении свои руки и ноги, не двигать туфлеобразным носом.
– Гедда Люкс! Мисс Гедда!.. Я не умею говорить... Мне трудно... Я люблю вас и хочу, чтобы вы были моей женой.
Предательский нос его начал подниматься кверху и двигаться. Гедда опустила глаза вниз и, сдерживая поднимающуюся волну смеха, сказала как можно серьезнее и спокойнее:
– Антонио Престо. Но я не люблю вас, вы это знаете. А если нет обоюдной любви, что же может нас объединить? Коммерческий расчет? Он говорит против такого брака. Посудите сами. Мой капитал и мои доходы равняются вашим. Я не нуждаюсь в деньгах, но и не желаю уменьшать свои доходы. А брак с вами понизил бы мой заработок.
Престо дернул головой.
– Каким образом?..
Люкс, продолжая упорно смотреть на пол, ответила:
– Очень просто. Вы знаете, что публика боготворит меня. Вокруг моего имени создался своего рода культ. Для сотен тысяч и миллионов моих зрителей я являюсь идеалом женской красоты и чистоты. Но поклонники требовательны к своему божеству. Их преклонение должно быть оправдано. Толпа зорко следит за малейшими подробностями моей частной жизни. Когда я на экране, последний нищий имеет право любоваться мною и даже воображать себя на месте героя, завоевавшего мое сердце. И именно поэтому-то я никому не должна принадлежать. Толпа, пожалуй, примирилась бы еще, если бы я вышла замуж за героя, за мужчину, который получил всеобщее признание как идеал мужской красоты или мужских добродетелей. Достойным мужем для богини может быть только бог или, в крайнем случае, полубог... Если бы толпа узнала, что я вышла замуж за вас, она пришла бы в негодование. Она сочла бы это преступлением с моей стороны, издевательством над самыми лучшими чувствами моих поклонников. Толпа отвернулась бы от меня. А толпа делает успех...
– И деньги...
– И деньги, разумеется. И я не удивилась бы, если бы мистер Питч расторгнул контракт со мною. Я лишилась бы и денег, и славы, и поклонников...
– За сомнительное удовольствие иметь мужем такого урода, как я, – докончил Престо, – Довольно, мисс Люкс. Я понял вас. Вы правы. – Престо вдруг топнул ногой и тонким детским голосом закричал: – А если этот урод наделен горящим любящим сердцем? Если этот урод требует своего места под солнцем и своей доли счастья?..
Эта неожиданная вспышка заставила Гедду невольно приподнять глаза на Престо. Нос его двигался, как маленький хоботок, кожа на лбу то собиралась в морщины, то растягивалась до блеска, волосы ерошились, уши двигались, руки походили на поршни паровой машины, работающей на самом скором ходу.
Гедда Люкс уже не могла оторвать своего взора от Престо, и она начала смеяться, сначала тихо, потом все громче и громче.
Как будто повторялась вчерашняя «сцена у окна» дочери короля с мейстерзингером. Но там все было нарочно, – так, по крайней мере, думала Люкс, – а здесь страдания и чувства мейстерзингера были самые настоящие. Гедда понимала всю неуместность и оскорбительность для Тонио ее смеха, но ничего не могла поделать с собой. А Престо как будто даже обрадовался этому смеху.
– Смейтесь! Смейтесь! – кричал он. – Смейтесь так, как вы еще никогда не смеялись! Смейтесь! Страшный уродец Антонио Престо будет вам говорить о своей любви.
И он говорил. Он кривлялся самым невероятным образом. Он пустил в ход весь свой многообразный арсенал ужимок и гримас.
Люкс смеялась все больше, глубже, сильнее. Этот смех уже походил на истерический припадок. Гедда корчилась на диване в припадке смеха и умоляюще смотрела на Престо. На глазах ее были слезы. Прерывающимся от смеха голосом она проговорила с трудом:
– Перестаньте, прошу вас!..
Но Престо был неумолим и неистощим. Люкс задыхалась, обессилела, почти теряла сознание. Она схватилась руками за судорожно вздымающуюся от смеха грудь, как человек в жесточайшем припадке астмы...
– Люди беспощадны к безобразию, пусть же и безобразие будет беспощадно к красоте. Моя душа почернела, как черный скорпион, и стала злее злого горбуна, – кричал Престо.
Гедда Люкс поняла, что он хочет убить ее смехом Глаза Люкс расширились от ужаса. Руки ее тряслись, она теряла сознание.
Собрав всю силу воли, Гедда протянула руку к звонку, стоящему на столике возле дивана, и позвонила. Вошла горничная и увидела, что госпожа ее смеется мелким, захлебывающимся смехом, глядя на Престо. Горничная также посмотрела на него и вдруг схватила себя за бока, как будто ужасные колики сразу огнем прожгли ее внутренности, и, присев на пол, засмеялась неудержимым смехом. Увы, она так же была во власти Тонио, как и ее хозяйка.
К Гедде Люкс никто больше не мог прийти на помощь...
Твой нос – твое богатство
Гофман сидел в глубоком кожаном кресле и курил трубку, когда в комнату вбежал Престо с воспаленными после бессонной ночи глазами, обветренным лицом и возбужденный более обыкновенного.
– Я ждал вас до трех часов ночи, – сказал Гофман.
Гофман нередко жил по нескольку дней на вилле Престо, находящейся недалеко от киностудии мистера Питча и К°. Известный кинооператор Гофман был тенью Престо Он следил за каждым движением, каждым новым поворотом киноартиста, чтобы переносить на пленку самые оригинальные позы и наиболее удачные мимические моменты в игре подвижного лица. Тонио и Гофман были большими друзьями.
– Где вы пропадали? – спросил Гофман, пуская изо рта клубы дыма.
– Я только что от Гедды Люкс. Кажется, я убил ее смехом.
– Это ваша специальность, – не придавая особого значения словам Престо, сказал Гофман.
– Да, да... За грехи отцов я награжден этим проклятием.
– Почему же проклятием, Тонио? Это прекрасный дар. Смех – самая ценная валюта. Так было всегда.
– Да, но чем вызывается этот смех? Можно смешить людей остроумными мыслями, веселыми рассказами. А... Я смешу своим безобразием.
– Леонардо да Винчи сказал, что великое безобразие встречается так же редко, как и великая красота. Он с особенной заботливостью разыскивал всюду людей, отличающихся исключительным безобразием, и зарисовывал их лица в свой альбом. А вы... вы... в сущности, даже не так уж безобразны. Необычайный комизм вызывается не столько вашей внешностью, сколько противоречием величия чувств вашей души с мизерностью телесной оболочки и с этими жестами картонного паяца. Вы прекрасно зарабатываете, пользуетесь колоссальным успехом.
– Вот, вот, это самое. Величие чувств! Ах, Гофман, в этом все мое несчастье. Да, я человек возвышенных чувств, но с телом кретина. Я глубоко несчастен, Гофман. Деньги... слава – все это хорошо, пока добиваешься их. Любовь женщины... Я получаю сотни писем в день от «поклонниц» со всех концов света. Но разве любовь руководит моими корреспондентками? Их привлекает мое богатство, моя слава. Это или сентиментальные старые девы, или продажные душонки, которым надо богатство и которые жаждут проявить свое чванство в роли жены столь знаменитого человека, как я. А вот Гедда Люкс... Сегодня я сделал ей тринадцатое предложение. И она отвергла его... Но теперь довольно. На чертовой дюжине можно остановиться. Самое большое мое горе в том, что я по натуре трагический актер. А принужден быть паяцем. Вы знаете, Гофман, ведь я вкладываю в исполнение своих трагических ролей всю свою душу, а толпа смеется.
