Седьмая модель - Колупаев Виктор Дмитриевич (мир книг txt) 📗

Загорелось табло, извещавшее о том, что машинное время и наше земное совместились. Створки ангара разошлись, Вольнов с силой отбросил дверцу вездехода, спрыгнул на бетонный пол. Был он весь взъерошенный, взвинченный.

— Что интересного? — осторожно поинтересовался я.

— Надоело, — отозвался Вольнов. — Надоело! И хоть бы толк какой был... Я уже спираль начал с тоски крутить. До того закрутился, что в точке схода уснул. Даже сны цветные видел. Ерунду какую-то, а все больше про желтые пески. Хорошо, вездеход сам нашел место выхода в наше время.

Инженеры обслуживающего персонала четко и быстро осматривали машину. С ней все было в порядке.

— Спираль мы никогда не крутили, — сказал я. — Обычно круг или эллипс.

— Сам не знаю, что на меня нашло. Плохо, что я уже не верю в смысл нашей работы. Ничего мы здесь не найдем, кроме абсурда в снах.

— Что за абсурд тебе приснился?

— Так... Какая-то круглая булка хлеба, только металлическая и с пятиэтажный дом высотой... Ну... я пошел?

— Иди... А точка схода спирали?

— А! Там на карте увидишь. Ничем не отличается от всех других. Пусто все. Слаба наша фантазия, да и у машины тоже. Слаба...

Вольнов рассеянно хлопнул меня по плечу и вышел из ангара. Я его понимал. А ведь все бы изменилось, прилети мы на такую вот захудалую планетку, проведи мы предварительно пять-десять лет в стенах какого-нибудь космического корабля. Да ведь мы от радости насмотреться не смогли бы на эти безжизненные пески. Уж мы бы ее облазили всю, выяснили, что на противоположной месту посадки стороне высота барханчиков на два миллиметра больше, в среднем, конечно. А тут пьешь утром кофе, даешь указание дочери, чтобы она на уроках сидела внимательно и все старательно слушала, договариваешься с женой, кому после работы зайти в универсам и овощной магазин, потом шесть остановок едешь на автобусе, садишься в вездеход и начинаешь исследовать модель неизвестной планеты, у которой, кстати, даже названия нет. Потом говоришь сменному испытателю, что бросаешь такую работу к черту, заходишь в магазин, стоишь в очереди, вечером почитываешь потихонечку литературу по вычислительной технике, потому что уж лучше перейти в операторы и создавать очередную модель «подопечной», чем потом ее исследовать.

Я влез в машину, захлопнул дверцы, наружную и внутреннюю, проверил герметичность кабины, запасы энергии, пищи, воды, воздуха, мельком глянул на карту, лежавшую на операторском столике. Вольнов действительно вычертил спираль. Только... Только он, кажется, исследовал совсем не тот квадрат, который ему полагался по программе. Странно... Ну это Вольнов сам объяснит в отделе обработки информации, поступающей с модели.

Я дал сигнал о том, что готов к работе. Дисплей высветил программу работ на смену и предполагаемый район поиска. Но я и так знал программу работ на целый месяц вперед.

Зажглось табло: «Выход разрешаю»... Я нажал кнопку пуска.

И ангар мгновенно, превратился в «подопечную». Вездеход дернулся. Гусеницы его врезались в «песок». Машина «прошла» метров сто, и я остановил ее.

В кабине было прохладно. А вот там, за стеклом... Десятидневные по земным меркам сутки «подопечной»! И вот ведь что интересно: когда создавали программу нашей седьмой модели, машина никак не хотела понизить температуру на поверхности «подопечной» ниже +53 градусов по Цельсию.

Солнце поднялось уже высоко и раскалило песок. Программа работ сегодня не предусматривала выхода наружу, хотя в комбинезоне и кислородной маске это можно было сделать.

Сейчас я должен был задать программу авторулевому. Но чаще испытатели сами вели машину. Все-таки какое-то действие, какая-то работа, а авторулевой только выдавал поправки, если машина чуть сбивалась с курса.

Еще в ангаре я почему-то почувствовал, что мой сегодняшний маршрут не совпадет с запрограммированным. Это правилами работ разрешалось. Испытатель волен был импровизировать. Но сегодня здесь было что-то другое.

Ведь Крестьянчиков в вечернюю смену вместо круга шел по прямой, возвращаясь тем же самым путем. Вольнов в ночную смену сделал сходящуюся спираль.

И вот ведь что странно... Вольнов сразу же вышел из своего сектора. Он месил гусеницами вездехода песок в исследованном уже квадрате. Стоп! А ведь точка схождения спирали совпала с тем местом, где у Крестьянчикова сначала участился, а на обратном пути замедлился пульс. Но ведь ни тот, ни другой не заметили ничего странного... Ну, участился пульс у Крестьянчикова... Да только что из этого следует? Пустяк... А вот зачем Вольнов покатил туда? Ведь он даже не знал, что в этой точке с Крестьянчиковым что-то произошло.

Так... Но ведь я-то уже кое-что знаю. Машина, конечно, все обработает и выдаст результаты. Но только это все будет лишь через восемь часов.

Запланированный сектор может и подождать. А вот эта странная точка...

Посоветоваться я здесь мог только со Строкиным, испытателем второго вездехода, который находился где-то километрах в двухстах от меня. Я включил передатчик.

— Курилов Строкину. Намерен исследовать вчерашний квадрат Крестьянчикова.

— Строкин Курилову. Что там?

— Не знаю. Но Вольнова из ночной смены почему-то понесло туда, хотя он ничего особенного и не заметил. Как у тебя?

— Я в квадрате по программе. Связь постоянная.

— Хорошо. Только тебе придется что-нибудь рассказывать. «Подопечная» дает для разговоров слишком мало информации.

— Я буду петь. Мурлыкать то есть. Знаешь, Алексей, когда я здесь, мне все время приходят в голову джазовые мелодии. И я исполняю, мысленно, конечно, все партии: трубы, банджо, саксофона, барабана. Усложняю обработку, создаю вариации. Даже самому нравится. А вот там, у себя в городе, в институте, такое и в голову не приходит.

— Это потому, что у тебя здесь сенсорный голод. Ощущений не хватает. Песок. Все один и тот же песок с самого начала и до самого конца... Так я, Валерий, в квадрате Крестьянчикова.

Строкин в ответ что-то замурлыкал.

Я развернул машину и на предельной скорости повел ее в точку, где у Крестьянчикова что-то произошло с пульсом. Я-то делал это вполне сознательно, а вот что повлекло туда Вольнова?