Мятежная - Рот Вероника (книги бесплатно .txt) 📗
Мерзко.
– Не будет никакого чувства вины, – отвечает Тобиас.
– Тогда это вообще не проблема, – улыбается Эрик.
Тобиас подбирает еще один патрон.
– Скажи, – тихо говорит Эрик, – мне всегда интересно было. Именно твой папочка каждый раз появлялся в пейзаже страха, через который ты проходил?
Тобиас вставляет патрон в пистолет, не поднимая взгляда.
– Вопрос не нравится? – спрашивает Эрик. – Боишься, лихачи станут по-другому смотреть на тебя? Поймут, что хоть у тебя и всего четыре страха, ты все равно трус?
Он выпрямляется и кладет руки на подлокотники.
Тобиас выставляет пистолет, держа его в левой руке.
– Эрик, храни мужество, – говорит он.
И спускает курок.
Я закрываю глаза.
Глава 24
Кровь странного цвета. Темнее, чем все думают.
Я гляжу вниз, а Марлен крепко держит меня за руку. Ее ногти короткие и неровные, она грызет их. Она толкает меня вперед. Должно быть, я иду, поскольку чувствую, что куда-то двигаюсь. Но перед моими глазами Эрик, и он еще жив.
Он умер точно так же, как Уилл. Упал мешком, как Уилл.
Я думала, что ком в горле пройдет, когда я увижу, что он мертв, но так не случилось. Мне приходится делать глубокие вдохи с усилием, чтобы мне хватало воздуха. Хорошо, хоть вокруг много народу, шумно, и никто этого не слышит. Во главе отряда Гаррисон, несет Тори на спине, как ребенка. Она смеется, обхватив его руками за шею.
Тобиас кладет мне руку на спину. Я знаю это, потому что вижу, как он подходит ко мне. Но уже ничего не чувствую.
Двери открываются снаружи. Мы едва не сталкиваемся с Джеком Каном и группой правдолюбов, которая сопровождает его.
– Что вы натворили? – спрашивает он. – Мне сообщили, что Эрик пропал из камеры заключения.
– Он находился в нашей юрисдикции, – отвечает Тори. – Мы судили его и казнили. Тебе бы следовало нас поблагодарить.
– Почему…
Лицо Джека краснеет. Кровь темнее, чем румянец, хотя в основа – одинакова.
– Почему я должен благодарить вас?
– Потому что ведь ты тоже хотел его казнить, да? Он убил одного из твоих детей, – невинно глядя на него, говорит Тори. – Ну, об этом мы позаботились. А теперь, извини, нам пора.
– Что… уходите? – ошеломленно спрашивает Джек.
Если мы уйдем, он не сможет выполнить два из трех требований, которые передал ему Макс. Одна эта мысль ужасает его, все написано на его лице.
– Я не могу вам позволить…
– Ты не можешь позволятьнам что-то делать, – отвечает Тобиас. – Если не подвинешься, нам придется затоптать тебя, а не просто пройти мимо.
– Разве вы не заявились сюда, ища союзников? – мрачно спрашивает Джек. – Если вы так сделаете, мы примем сторону эрудитов, обещаю, и вы никогда не сможете создать союз с нами, вы…
– Вы нам не нужны как союзники, – говорит Тори. – Мы – лихачи.
Все начинают кричать, и крик каким-то образом пробивает дыру в моей бесчувственности. Толпа напирает. Правдолюбы ахают и разбегаются в стороны. Мы выплескиваемся в коридор, как вода из пробитой трубы, лихая вода, которая везде найдет где протечь.
Марлен отпускает мою руку. Я бегу вниз по лестнице, вслед за другими лихачами, не обращая внимания на крики и локти, которые тычутся мне в бока. Я снова чувствую себя неофитом, мчащимся по ступеням «Втулки»<$F «Втулка» (англ. hub) – название небоскреба в Чикаго.> после Церемонии Выбора. Ноги жжет, но все в порядке.
Мы оказываемся в вестибюле. Там ожидает группа правдолюбов и эрудитов, в том числе светловолосая женщина-дивергент, которую тащили за волосы к лифтам. Девочка, которой я помогла. И Кара. Они с беспомощным выражением на лицах глядят, как мимо них идут лихачи.
Кара замечает меня и хватает за руку, оттаскивая в сторону.
– Куда вы все идете? – спрашивает она.
– В район Лихачества, – отвечаю я, пытаясь высвободиться, но она не отпускает меня. Я не смотрю на ее лицо. Я не могу.
– Идите в Товарищество, – продолжаю. – Они обещали безопасность всем, кто хочет ее. Здесь вы не будете в безопасности.
Она, наконец, отпускает меня, почти отталкивает.
Снаружи асфальт скользкий, даже для моих кроссовок, рюкзачок с тряпками колотит по спине, и я бегу медленнее. Дождь брызжет на голову и спину. Ноги плюхают по лужам, брюки начинают намокать.
Я вдыхаю запах мокрого асфальта, заставляя себя думать, что есть только это – и больше ничего.
Я стою у перил над ущельем. Вода внизу ударяет в стену, но брызги не летят настолько высоко, чтобы замочить мне ноги.
В сотне метров от меня Бад раздает пейнтбольные ружья. Кто-то еще тоже раздает. Скоро все укромные уголки нашей обители раскрасят в разные цвета. Объективы камер наблюдения будут выведены из строя.
– Эй, Трис, – Зик подходит к перилам и становится рядом. У него красные опухшие глаза, но он улыбается.
– Эй, у вас получилось.
– Ага. Мы дождались, пока состояние Шоны стабилизируется, и перенесли ее сюда.
Он трет глаз большим пальцем.
– Я не хотел трогать ее, но… у правдолюбов стало небезопасно. Совсем.
– Как она?
– Не знаю. Она выживет, должна, но медсестра думает, что она останется парализована ниже пояса. Меня бы это не волновало, но…
Он приподнимает одно плечо.
– Как она сможет остаться лихачкой, если не сможет ходить?
Я смотрю на другую сторону Ямы, где дети лихачей гоняются друг за другом по тропам, кидая в стену пейнтбольные шарики. Один разбивается, и камень окрашивается в желтый цвет.
Я думаю о том, что говорил Тобиас, когда мы ночевали у бесфракционников. Старшие покидают Лихачество, когда их физическое состояние не позволяет им оставаться во фракции. Вспоминаю песенку правдолюбов, где нас называют самой жестокой фракцией.
– Она сумеет.
– Трис. Она даже не сможет ходить.
– Уверена, она сможет, – говорю я, глядя на него. – Сядет в кресло-каталку, и кто-нибудь будет возить ее по тропам вокруг Ямы, тамнаверху есть лифт.
Я показываю вверх.
– Ей не нужно ходить, чтобы спуститься по тросу или стрелять из пистолета.
– Она не захочет, чтобы я катал ее, – его голос дрожит. – Не захочет, чтобы я поднимал и носил ее.
– Ей придется привыкнуть. Ты же не выгонишь ее из Лихачества из-за такой глупой причины, как неспособность ходить?
Зик пару секунд молчит, оглядывая мое лицо. Прищуривается, будто оценивающе.
А потом обнимает меня. Ко мне давно так не прикасались, и я деревенею. Потом расслабляюсь и позволяю теплу проникнуть в мое тело, продрогшее от влажной одежды.
– Собираюсь пойти пострелять, – говорит он, отпуская меня. – Ты со мной?
Я пожимаю плечами и бегу следом за ним. Бад дает нам по пейнтбольному ружью, и я начинаю заряжать свое. Вес, форма и материал настолько отличны от револьвера, что я без проблем держу его в руках.
– Мы практически обезопасили Яму и подземные помещения, – говорит Бад. – Но вам надо бы заняться Спайром.
– Спайром?
Бад показывает вверх, на застекленное здание над нами. Этот вид пронзает меня, как иглой. Последний раз, когда я стояла здесь, я была со своим отцом. Именно тогда я отправилась останавливать симуляцию.
Зик уже направляется наверх. Я заставляю себя идти за ним, переставляя ноги, одну за другой. Мне трудно дышать, но я как-то ухитряюсь двигаться. Когда я добираюсь до лестницы, спазм в груди почти пропадает.
Когда мы выходим в Спайр, Зик поднимает ружье и целится в камеру под потолком. Стреляет, и зеленая краска растекается по одному из окон, не попав в объектив камеры.
– Ой, – вздыхаю я. – Ой-ой.
– Что? Посмотрел бы я, как ты попадешь с первого раза.
– Правда?
Я поднимаю ружье, упираю его в левое плечо. Странно держать ствол левой рукой, но правая пока не выдержит такой вес. Я нахожу в оптическом прицеле камеру, сощуриваюсь. В моей голове слышится шепот. Вдох. Прицел. Выдох. Выстрел.Через пару секунд я осознаю, что это голос Тобиаса, ведь именно он учил меня. Я нажимаю спуск, и шарик ударяет в камеру, заливая объектив синей краской.
