Тропа до звезд (СИ) - Лепехин Александр Иннокентьевич (лучшие книги без регистрации txt) 📗
— Кажется… Нет, может, ошибка… Я посмотрю… Сенсоры барахлят, проверить бы… Слышите меня?..
— Прием! — надрывались в канале. — Пилот, как слышите! Прием! Что за…
Но теперь визг и скрежет забивали трансляцию полностью. Подождав еще с десяток секунд, лоцман отключил связь совсем — и рванул в сторону подмеченного ранее скального массива. Кроме времени, терять становилось нечего.
Время же требовалось экономить. Судя по не прекращающейся глухоте в потылице, на этот раз у пиратов стоял куда более мощный подавитель. Здравый смысл говорил: у его поля обязаны иметься границы, а значит, следовало их достичь. Далее по обстоятельствам, но уж это — в первую очередь. Обидно будет, если высланные следом перехватчики успеют раньше.
Бот целеустремленно взрывал воздух, оставляя за собой буруны и пыльные смерчи. Поставив автопилот на удержание курса, Саймон стянул нейромаску и сел прямо. Ложемент заботливо подхватил под лопатки; желание командира — закон для корабля.
Мир молчал. Сквозь стиснутые зубы, сквозь волевым усилием придавленную суматоху мыслей, сквозь отработанное годами тренировок в Академии правильное дыхание — не доносилось ни звука. Неощутимая, но неизбежная пустота смотрела на Саймона Фишера и терпеливо ждала.
Он открыл глаза. Подвигал плечами, ослабил застежку куртки на горле. Встряхнул кистями рук, украдкой покосившись на смарт: нет ли тревожных уведомлений? Отвел взгляд, выругался и постарался расслабиться. Не помогло: мир все так же молчал и говорить с лоцманом не собирался.
Паника, смешанная со злостью, бросилась в виски, свела зрение до узкого тоннеля, заставила вскочить с сиденья. Да как же так?! Да ну нахрен! Должно же хоть что-то…
За спиной тихо хлопнуло. Знакомо так. До ледяной иглы в сердце.
— О, попал, — жизнерадостно отметили следом. — Никогда раньше в бот не ходил… А тут уютненько.
Оторопев, Саймон медленно развернулся всем телом — да так и плюхнулся обратно, откуда встал, совершенно неэлегантным образом. Мимо прошуршали мешковатые джинсы, мелькнула борода, волнистые длинные волосы…
— Привет, — сказал Назар, боком устраиваясь на второй, резервный ложемент. — Ну как ты? Можно с тобой?
Слова, которые по идее требовалось произнести, столкнулись все разом где-то в гортани и образовали пробку. Еще никогда до этого Саймон не ощущал себя настолько нецельным, разбитым, разорванным в клочья. Вихрь отрывистых, ошметочных мыслей смахнул и страх, и бешенство, и только один из мелькающих в сознании хвостов удалось поймать: «Как?»
— Как? — прохрипел он, сглотнув и закашлявшись.
— Да обычненько, — гость пожал плечами и кинул взгляд на штурманскую панель. — Мы никуда не впишемся? Скорость-то ой-ей-ей.
Лоцман схватил нейромаску и облегченно выдохнул: автоматика бдила. Гравизеркала бота сглаживали смену векторов, но препятствия умная машинка огибала прилежно. И прежний курс держала без тени сомнений.
Отключившись от интерфейса, Саймон поднял глаза на собеседника — и вдруг понял, что почти успокоился, перестал метаться, сосредоточился на деле. Да, ловко бородач его отвлек… Впрочем, вопросы остались те же.
— Что ты здесь делаешь?
Это было не то, не так и не в нужном порядке. Но улыбка на лице Назара не выглядела издевательской. Он вообще весь излучал спокойствие, понимание — ни в коем случае не снисходительность! — и какую-то задушевность. Как лоцман ни прислушивался, фальши он почуять не мог.
— Прямо сейчас? Сижу, с тобой разговариваю, — борода шевельнулась, кончики губ поползли в стороны. — Вообще меня за этим и послали. Я почему-то у людей доверие вызываю; уж не знаю, как так выходит…
И снова никакого лукавства. Собеседник просто подмечал вслух то, с чем давно сжился, но что до сих пор вызывало у него самого простодушное удивление: вон как бывает, надо же. Окончательно свыкнувшись с мыслью, что можно поднять забрало и опустить щит, Саймон чуть расслабился.
— Ладно, поговорим. Но слушай, как ты здесь оказался?
— Шагнул, — пожал плечами Назар. — Ты тоже так можешь.
— В том-то и дело, что не могу…
Зубы опять скрипнули. Лоцман в очередной раз потянулся — туда, где должны были гулко рокотать планетарные орбиты и низко пульсировать звезды. В ответ звучала только тишина. Она хоронила надежду, та своими предсмертными судорогами рождала отчаяние, отчаяние снова вытаскивало из-за пазухи панику и сажало ее на загривок…
— А, понимаю, — бородач протянул сочувственно и поднял ладонь, словно собирался коснуться локтя Саймона. Поднял — но тут же медленно опустил обратно. Видимо, почувствовал что-то. — Вот с чего ты такой сердитый… Неприятненько.
Даже уменьшительно-ласкательные формулировки умудрялись не раздражать. Саймон сделал несколько глубоких вдохов, считая и делая паузы, потом потер лицо ладонями и усмехнулся:
— Ладно. Что теперь?
— Теперь? Ну, давай, может, обратно, — Назар обвел взглядом кабину и задержался на упаковке от пайка. — Или можем еще полетать. Ла Лоба сказала, что не против: «Пусть нагуляется». Она вообще хорошая, только сердитая, как ты.
— «Нагуляется…»
Еще никогда Саймону не было так досадно. Не унизительно, не обидно — да, его обыграли, но сделали это честно, насколько термин мог быть применим к ситуации, — именно досадно. Комбинация ходов вышла верной, лучшей, что он смог выдать, но не сработала. Этот побег он провалил. Что же, следовало признать поражение и принять полученный опыт.
— Ладно, — повторил он, приложившись кулаком по боковине сиденья, и то с готовностью шевельнулось, — la grande vadrouille est finie, — а на озадаченный взгляд пояснил: — «Большая прогулка» закончена. Был такой фильм…
— А, точно! — оживился Назар и даже хлопнул в ладоши. Вышло это у него так непосредственно, что лоцман даже слегка позавидовал этой жизнерадостности. — Я же тоже смотрел! Забавненький… Сам хочешь вести — или мне шагнуть к ангару?
— Давай ты. Теперь уже как-то…
Он не договорил, втиснул плечи в услужливо подкравшийся ложемент и махнул рукой. Внезапно накатила слабость, безразличие повисло на локтях и коленях, из позвоночника будто вынули упрямую пласталевую спицу. Все, на что оставалось сил — ждать, как станут развиваться события; сами по себе, без его активного участия.
Возможно, это тоже был урок. Но если и так — выводы из него оказывались неутешительными.
Часть 2. Глава 7
Стыд и Саймон разминулись довольно резво. Слабое подобие этого некомфортного чувства юный Фишер последний раз испытывал в подростковом возрасте, когда дядя Анджей наконец купил себе яхту. Ведь яхта, понятное дело, должна ходить по морям, а иногда даже по океанам. Сбежать от родственного мозгоедства на такую трудновычислимую цель выходило и удобно, и достойно гордости.
Стыдно, к слову, было не за сам побег, а перед понимающей улыбкой дяди-изгоя. Действовала эта улыбка безотказно: уже через пару часов Саймон начинал слушать доводы разума, а через сутки, максимум двое допускал вероятность вернуться домой. Видимо, принятие и непорицание в исполнении одного-единственного человека работали эффективнее наставительных отповедей всей остальной Семьи.
А к пятнадцати годам лоцману полагалось готовиться поступать в Академию. Тут становилось не до стыда, да и накопленный запас житейского цинизма начал наконец работать, как до́лжно. На все претензии в свой адрес, возникавшие у многочисленной родни, Саймон лишь поднимал левую бровь и молчал. В роли ultimo ratio regum порой могла выступить фраза: «Да, я такой», — не более. Эта броня оказывалась эффективнее любой пластали и силовых полей.
В Академии к защите наработанной неожиданно прибавилась защита клановая. Оказалось, быть Фишером кроме очевидных Саймону минусов имеет и внезапные плюсы. Ряд преподавателей старательно огибал скользкие вопросы не то что по касательной — по сильно удаленной от любой болевой точки дуге. Тем же иногда грешили и сокурсники; к счастью, далеко не все. Порой молодого лоцмана буквально подмывало отмочить какую-нибудь глупость или даже гадость, лишь бы получить в ответ не нечто отвлеченно-нейтральное, а прямой укор или выход на конфликт.
