Похититель теней - Леви Марк (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗
В квартирке было теперь спокойно, даже, по-моему, слишком. Порой я окидывал взглядом эту комнату, где мы провели столько вечеров втроем, косился на дверь кухни в надежде, что оттуда появится Люк с блюдом макарон или своей знаменитой запеканкой. Я дал ему обещание и старался его сдержать. По вторникам и субботам я поднимался навестить нашу соседку и проводил с ней час. За эти месяцы я узнал о ее жизни больше, чем ее собственные дети, – так говорила она. Была от этих визитов и польза: Алиса, не желавшая принимать лекарства, уступала авторитету врача.
Однажды в понедельник вечером, к моему немалому удивлению, исполнилось одно из моих желаний. Я поднимался домой и почувствовал на лестнице знакомые запахи. Открыв дверь, я увидел Люка в переднике и три прибора на полу.
– Ну да, я забыл вернуть тебе ключ! Не ждать же на лестнице! Я приготовил твое любимое блюдо, запеканку из макарон, пальчики оближешь. Как видишь, здесь три тарелки, я позволил себе пригласить Софи. Если можешь, присмотри за стряпней, мне надо принять душ, она придет через полчаса, а я даже не успел переодеться.
– Во-первых, здравствуй, – ответил я.
– Только не открывай духовку! Полагаюсь на тебя, я на пять минут. Ты одолжишь мне рубашку? Вот, – он порылся в шкафу, – голубая подойдет. Если ты помнишь, булочная закрыта по вторникам, вот я этим и воспользовался. Поспал в поезде и теперь свеж, как огурчик. Все-таки чертовски приятно сюда вернуться.
– А я чертовски рад тебя видеть.
– А, наконец-то, я все ждал, когда ты это скажешь! А брюки, у тебя найдутся для меня какие-нибудь брюки?
Люк скинул мой халат на кровать, надел выбранные брюки и причесался перед зеркалом, пригладив падавшую на лоб прядь.
– Мне надо подстричься, тебе не кажется? Я начал лысеть, представляешь? Наследственность, наверно. У моего отца шикарный аэродром для комаров на макушке, а у меня скоро будет посадочная площадка на лбу. Как ты меня находишь? – спросил он, повернувшись ко мне.
– В ее вкусе, если ты это хочешь знать. Софи найдет тебя очень сексуальным в моей одежде.
– Что за мысли у тебя? Просто мне не часто представляется случай снять передник, так что раз в кои-то веки побыть при параде приятно, вот и все.
Софи позвонила в дверь, и Люк кинулся ее встречать. Его глаза блестели еще ярче, чем в детстве, когда нам удавалось сыграть злую шутку с Маркесом.
На Софи был темно-синий свитер и юбка в клетку до колен. Она купила их в тот же день на распродаже и спросила нас, как нам нравится ее новый стиль с ноткой ретро.
– Тебе очень идет, – ответил Люк.
Софи, похоже, удовольствовалась его мнением и ушла за ним на кухню, не дожидаясь моей оценки.
За ужином Люк признался, что порой жалеет о некоторых сторонах студенческой жизни, – не о прозекторской, поспешил он добавить, и не о больничных коридорах, и тем паче не об отделении «Скорой помощи», а о таких вечерах, как этот.
После ужина я остался один. На сей раз Люк провел ночь у Софи. Уходя, он обещал, что еще навестит меня до конца весны. Но жизнь распорядилась иначе.
11
Мама написала мне, что приедет в первых числах марта. К ее приезду я заказал столик в ресторане и буквально выгрыз у заведующего отделением день отпуска. В ту среду утром я встречал ее поезд. Пассажиры выходили из вагонов, но моей мамы среди них не было. И вдруг я увидел на перроне Люка. Без багажа, с пустыми руками, он стоял неподвижно и смотрел на меня. Я увидел слезы на его глазах и сразу понял, что мир рухнул и ничего уже не будет как прежде.
Люк медленно приблизился. Мне хотелось, чтобы он никогда не дошел до меня, чтобы не смог произнести слов, которые готовился мне сказать.
Меня окружала толпа пассажиров, спешащих к выходу. Мне хотелось быть одним из них, из тех, для кого земля продолжает вращаться как ни в чем не бывало, тогда как для меня она внезапно остановилась.
Люк сказал: «Твоя мама умерла, старина», – и острый нож вонзился мне в самое нутро. Люк поддержал меня, обнял, а я зашелся от рыданий. У меня вырвался крик на этом перроне вокзала, как сейчас помню, протяжный вопль из далекого детства. Люк сжимал меня все крепче, не давая упасть, и шептал: «Кричи, кричи сколько хочешь, для этого я и здесь, старина».
Я больше не увижу тебя, не услышу твоего голоса, никогда ты не позовешь меня, как звала раньше по утрам, я не вдохну больше амбровый запах, так славно окутывавший тебя. Мне теперь не с кем разделить мои радости и печали, мы больше ничего не сможем рассказать друг другу. Ты больше не поставишь в вазу в гостиной веточки мимозы, которые я приносил тебе в последние дни января, ты больше не наденешь ни соломенную шляпку летом, ни кашемировый палантин, в который ты кутала плечи с первыми осенними холодами. Ты больше не разведешь огонь в камине, когда декабрьский снег укроет твой сад. Ты ушла до прихода весны, ты покинула меня не предупредив, и никогда в жизни мне не было так одиноко, как на этом перроне вокзала, где я узнал, что тебя больше нет.
«Сегодня умерла моя мама» – сто раз я повторял эту фразу и сто раз не мог в это поверить. Пустота, возникшая в день ее ухода, так и осталась со мной.
Там, на перроне, Люк рассказал мне, что произошло. Накануне он предложил моей маме заехать за ней и отвезти к поезду. Он и нашел ее лежащей перед дверью. Люк вызвал «скорую», но было слишком поздно, она умерла еще вечером. Вышла, вероятно, закрыть ставни и упала: остановка сердца. Мама провела свою последнюю ночь на земле в своем саду, открытыми глазами глядя на звезды.
Мы вместе сели в поезд. Люк молча смотрел на меня, а я смотрел на убегающий пейзаж, думая о том, сколько раз моя мама видела его за окном, когда ехала ко мне. Я забыл отменить заказ на столик в ее любимом ресторане.
Она ждала меня в траурном зале. Мама всегда была невероятно предупредительна, служащий похоронного бюро сказал мне, что она обо всем позаботилась. Она ждала меня, лежа в гробу. Бледная, со своей успокаивающей улыбкой на губах, такой материнской, говорившей мне, что все будет хорошо, что она со мной, как когда-то в первый день занятий в школе. Я коснулся губами маминых щек. Последний поцелуй – словно падает занавес, окончательно и бесповоротно, над сценой детства. Я пробыл с ней всю ночь, охраняя ее покой, как раньше столько ночей она охраняла мой сон.
В отрочестве мы все мечтаем в один прекрасный день покинуть родителей, но настает другой день, когда родители покидают нас. И тогда мы мечтаем лишь об одном: снова стать хоть на минутку детьми, жившими под их кровом, обнять их, сказать им, не стыдясь, как мы их любим, прижаться к ним покрепче, чтобы они нас успокоили еще хоть раз.
Я выслушал проповедь священника над могилой моей мамы. Мы не теряем родителей, даже после смерти они продолжают жить в нас. Те, кто дал нам жизнь, кто подарил нам всю свою любовь, чтобы мы их пережили, не могут уйти бесследно.
Священник был прав, но мысль о том, что нет больше места на земле, где бы они дышали, что ты никогда не услышишь их голосов, что ставни дома твоего детства заперты навеки, повергает в такое одиночество, какое непостижимо даже Богу.
Я никогда не переставал думать о маме. Она со мной в каждое мгновение моей жизни. Порой я смотрю фильм с мыслью, что ей бы он понравился, слушаю песню, которую она напевала когда-то, а в иные чудесные дни чувствую долетающий от проходящей мимо женщины амбровый запах, который напоминает о ней. Мне случается иногда даже говорить с ней вполголоса. Священник был прав: веришь ты в Бога или нет, мама не может умереть совсем, ее бессмертие здесь, в сердце ребенка, которого она любила. Я тоже надеюсь однажды обрести частицу вечности в сердце ребенка, которого сам, в свою очередь, воспитаю.
Почти весь городок пришел на похороны, даже Маркес, который, к моему немалому удивлению, красовался в трехцветном шарфе на груди. Этот олух пробился-таки в мэры. Отец Люка закрыл булочную, чтобы присутствовать на похоронах. Пришла даже директриса школы; уоки-токи она давно сдала в утиль, но плакала больше других и называла меня «мой маленький». Была и Софи: Люк позвонил ей, и она выехала первым утренним поездом. Видеть, как они держатся за руки, было для меня огромным утешением, сам не знаю почему. Когда все разошлись, я остался один у могилы.
