Абсолютное программирование - Петров Сергей (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
Соболев снова движением руки остановил поднявшийся ор.
– Я хочу заверить международную общественность, – сказал он по-русски, – что Россия, которую мы имеем честь представлять в консорциуме, предельно удовлетворена тем уважением, которое оказывалось ей всегда и подтверждено сегодня на заседании совета директоров. Мы великая страна и великий народ, и оправдаем надежды, возлагаемые на нас мировым сообществом. Мы особо рады тому, что именно наши ракеты, когда-то служившие войне и противостоянию, послужат теперь делу мира и объединения народов.
Я перевела. Пока журналисты утирали умильные слезы и соображали, как их околпачили, Соболев, словно ледокол, прорубился сквозь толпу к машине, а мы с Ричардом, кое-как удержавшись в его кильватерной струе, ввалились вслед за ним и захлопнули двери. «Мотаем!» – сказал Соболев, и разочарованная толпа осталась позади, в пятне света под козырьком конференц-зала, чертыхаться и упаковывать аппаратуру.
– Майкл, – сказал Ричард в темноте салона, когда мы отъехали на приличное расстояние, – ты меня подставил. И не один раз.
– Извини, Ричард, – ответил Соболев по-английски. – Я сделал это сознательно. Это бизнес. Россия – зона рискованного бизнеса. Если я буду честным, меня похоронят на Ваганьковском кладбище, а ты не сможешь даже принести цветочков на мою могилу, потому что тебе нечего будет делать в России. А так – смотри: съездим на Байконур, проведем летные испытания, потом заскочим на завод, познакомишься с производством, потом в Москву. Все будет окей!
– Но ты обещаешь, что с твоим носителем будет все в порядке? Если что-нибудь случится, моя карьера рассыплется в прах. Да что там моя карьера, – это будет потрясение глобальных масштабов. Слишком много уже сделано ставок. Теперь-то я понимаю, что мы с самого начала допустили ошибку, положившись только на ваш «Тополь».
– А вам некуда деваться. Кто выведет шесть сотен спутников в такой короткий срок? Китайцы с их «Великим походом»? Европейцы с «Арианом»? Вы сами со своим шаттлом? Это все единичные экземпляры. «Локхид» со своей сырой хлопушкой? Пусть сначала хотя бы разок ее запустит. Нет больше в мире таких дураков, кроме нас, которые сотнями лепят никому не нужные ракеты, просто так, шобы було, чтоб людей на производстве занять. Так что никуда бы вы от нас не делись.
– И все-таки, скажи, у тебя нет никаких сомнений?
– Расслабься, Ричард. Все будет в порядке.
Ричард вышел возле дома, в котором снимал квартиру. Нас в гости не пригласил, да мы и сами не пошли бы. Пробираясь в лимузине по набитым отдыхающим народом вечерним улицам к нашему отелю, мы с шофером слушали торжествующие вопли Соболева. При выборе лексики он не стеснялся, и жесты тоже цензуре не подвергал. Все шло по его плану.
Глава 9.
Песок Байконура
Самолет начал снижение еще над Аральским морем. Вернее тем, что от него осталось. Мертвые пятнистые равнины казахстанской пустыни быстрее и быстрее набегали навстречу остренькому носу маленькой представительской машины, горячие волны восходящих воздушных потоков немилосердно швыряли суденышко, вызывая у пассажиров приступы морской болезни. Я сидела в хвостовой части салона, вцепившись побелевшими пальцами в ручки кресла, и молила Бога, чтобы мы не разбились. При каждой очередной просадке в горячую бездну двигатели жалобно взвывали, чтобы тут же перейти на дрожащий натужный гул и опять вытащить машину на невидимую плотную горку.
Расставались с Лондоном безрадостно. В отношениях с Катькой в последние дни почувствовался холодок – похоже, ей не нравилось, что Соболев берет меня на Байконур без нее. Кого из нас к кому она ревновала, сказать невозможно, настолько все переплелось в нашей тройке. Впрочем, на еженощных оргиях это похолодание никак не сказалось – там заводилой выступал Соболев, а он все эти дни находился на подъеме. И мне, и Катьке доставалось по полной программе. У него-то дела шли как нельзя лучше. В первый вечер, сразу после скандала на конференции, он затащил к себе в кабинет пройдоху Алексея Васильевича, и они, выложив перед собой на стол полученную от совета директоров вожделенную бумажку, долго о чем-то шептались. На следующее утро Алексей Васильевич все бросил и мотанул через Москву на Байконур. Оставшаяся часть конференции прошла без потрясений. Соболев внешне притих, от интервью отмахивался, снова подружился с Ричардом. Соблазнить еще кого-нибудь из сильных мира сего лететь в казахстанское пекло любоваться стартом «Тополя» Соболеву так и не удалось – у всех оказались уважительные причины. Летные испытания, в конце концов, это же не приемочные. Это внутреннее дело разработчика. Однако Соболев нимало не расстроился. Он, я и Ричард заняли три места в салоне специально пригнанной из Москвы vip-овской «Каравеллы», а остальные тринадцать он забил репортерами. Те-то, само собой, не отказывались. Ашот титаническими усилиями в течение суток утряс все формальности с Лондоном, Москвой, Акмолой и байконурским начальством, и мы вылетели сереньким английским утром.
И вот, оставив инверсионный след над всей Европой и приличным куском Азии, мы заходили на посадку на аэродром Байконура, прозаично называемый «Крайним». Летчик, сопротивляясь нежеланию пустыни подпустить самолет к своей жаркой груди, маниакально давил штурвал от себя. Я завороженно смотрела в окно на несущиеся навстречу пески, испещренные черными точками пустынной растительности. Казалось, что конец этого изматывающего душу и желудок снижения может быть только один – безжалостный удар о твердую корку, покрывающую пустыню, фонтан песка, огня и ошметков человеческих тел, и вечное небытие. Более всего приводила в ужас мысль о невозможности отказаться от посадки, резко уйти вверх, в доброе и спокойное белесое небо, где нет болтанки и далеко до опасной земли. Однако, «добро» на посадку у летчика имеется, самолет держит глиссаду – значит, надо садиться.
Толчки воздушных потоков неожиданно сменились жесткими ударами по крыльям и фюзеляжу. Смотреть и ждать появления хотя бы каких-то признаков приближения к спасительной посадочной полосе стало невыносимо. Я закрыла глаза и вжалась в кресло. В голове не осталось ничего – даже молитвы. Просто сидела и ждала, чем все закончится.
Я переживал тот же ужас, что и Маша. За неделю, прожитую вместе с ней, я во многом стал ею. Наверное, репликация подселила в машин мозг рассудочную часть моей личности, но такие тонкости, как эмоции, поскольку они во многом поддерживаются деятельностью желез внутренней секреции, пришлось заимствовать у нее. Строго говоря, поэтому я был уже не совсем я. Я чувствовал, что даже в мыслях перестаю быть мужчиной. Тем более, что хозяйка вела чересчур уж женский образ жизни. Иметь каждую ночь по два-три бисексуальных акта, выступая в них в женской роли, и при этом оставаться мужиком – посмотрел бы я, как это получится у вас.
За эту неделю я ни разу не перехватил управление нашим общим телом. Честно говоря подмывало позвонить в Москву, на Крышу, попросить к телефону Илью Евгеньевича, чтобы услышать что-то вроде «извините, он больше не работает» или «как, вы разве не знаете, он же умер». А то еще брякнуть прямо Виталию, и томным машиным голосом сказать: «Милый Виталий Витальевич, у нас есть сведения, что это именно вы заказали несчастного Илью Евгеньевича. Положите миллион баксов в камеру хранения на Белорусском вокзале.» Достанет ведь, собака. Подставлю ни в чем не повинную милую девушку.
На самом деле, конечно, останавливало другое. Я так до сих пор и не понял, ради чего Саваоф подселил меня к этой потаскушке. Отсидев неделю на конференции, я прилично поднатаскался в концепциях спутникового Интернета. А околачиваясь вокруг Соболева и его приближенных, стал спецом в ракетной технике. Но к пониманию того, каким же образом спасти Вселенную, не продвинулся ни на йоту. Единственное, что обнадеживало – Вселенная все еще жива, и, значит, роковая ошибка все еще не допущена, и надежда есть, и надо продолжать бороться. Терпеть соболевские ласки, наблюдать, ждать, думать. Не вмешиваться в машину жизнь до последней возможности. Кто знает, как она отреагирует, если вдруг ее тело начнет однажды действовать не по ее воле! Свихнется, или, например, если я зазеваюсь, выпрыгнет из окна. Объясни ей потом, летя с пятого этажа, что, дескать, Машенька, зря ты это сделала, что я хороший и вреда тебе не причиню. Небось, и до земли долететь не успеем – информационный континуум раньше сколлапсирует.
