Обитаемый остров (Восстановленный полный вариант 1992 года) - Стругацкие Аркадий и Борис (книги онлайн полные версии .txt) 📗
Лесник охнул и молитвенно сложил руки.
– Какого черта? – сказал широкоплечий.
– Нет уж, вы мне поверьте, – сказал Доктор. – Пуля в сердце, пуля в позвоночнике и две пули в печени. Плюс к этому – общая потеря крови. Плюс к этому – неизбежный сепсис. Плюс к этому – отсутствие каких бы то ни было следов квалифицированного врачебного вмешательства. Массаракш, хватило бы и одной пули в сердце!
– Что вы на это скажете? – сказал широкоплечий Максиму.
– Он ошибается, – сказал Максим. – Он все верно определил, но он ошибается. Для нас эти раны не смертельны. Вот если бы ротмистр попал мне в голову… но он не попал… Понимаете, Доктор, вы даже представить себе не можете, какие это жизнеспособные органы – сердце, печень – в них же полно крови…
– Н-да, – сказал Доктор.
– Одно мне ясно, – проговорил широкоплечий. – Вряд ли они бы направили к нам такую грубую работу. Они же знают, что среди нас есть врачи.
Наступило длительное молчание. Максим терпеливо ждал. А я бы поверил? – думал он. Я бы, наверно, поверил. Но я вообще, кажется, слишком легковерен для этого мира. Хотя уже не так легковерен, как раньше. Например, мне не нравится Мемо. Он все время чего-то боится. Сидит с пулеметом среди своих и чего-то боится. Странно. Впрочем, он, наверно, боится меня. Наверное, он боится, что я отберу у него пулемет и опять вывихну ему пальцы. Что ж, может быть, он прав. Я больше не позволю в себя стрелять. Это слишком гадко, когда в тебя стреляют… Он вспомнил ледяную ночь в карьере, мертвое фосфоресцирующее небо, холодную липкую лужу, в которой он лежал. Нет, хватит. С меня хватит… Теперь лучше я буду стрелять сам…
– Я ему верю, – сказала вдруг Орди. – У него концы с концами не сходятся, но это просто потому, что он странный человек. Такую историю нельзя придумать, это было бы слишком нелепо. Если бы я ему не верила, я бы, услышав такую историю, сразу бы его застрелила. Он же громоздит нелепость на нелепость. Не бывает таких провокаторов, товарищи… Может быть, он сумасшедший. Это может быть… Но не провокатор… Я за него, – добавила она, помолчав.
– Хорошо, Птица, – сказал широкоплечий. – Помолчи пока… Вы проходили комиссию в Департаменте общественного здоровья? – спросил он Максима.
– Да.
– Вас признали годным?
– Конечно.
– Без ограничений?
– В карточке было написано просто: «годен».
– Что вы думаете о Боевой Гвардии?
– Теперь я думаю, что это безмозглое оружие в чьих-то руках. Скорее всего – в руках этих пресловутых Неизвестных Отцов. Но я еще многого не понимаю.
– А что вы думаете о Неизвестных Отцах?
– Я думаю, что это верхушка военной диктатуры. То, что я о них знаю – очень противоречиво. Может быть, их цели даже благородны, но средства… – Максим покачал головой.
– Что вы думаете о выродках?
– Думаю, что термин неудачен. Думаю, что вы – заговорщики. Цели ваши представляю довольно смутно. Но мне понравились люди, которых я видел сам. Все они показались мне честными и… как бы это сказать… не оболваненными, действующими сознательно.
– Так, – сказал широкоплечий. – У вас бывают боли?
– В голове? Нет, не бывают.
– Зачем об этом спрашивать? – сказал Лесник. – Если бы были, он бы здесь не сидел.
– Вот я и хочу понять, зачем он здесь сидит, – сказал широкоплечий. – Зачем вы пришли к нам? Вы хотите участвовать в нашей борьбе?
Максим покачал головой.
– Я бы так не сказал. Это была бы неправда. Я хочу разобраться. Сейчас я скорее с вами, чем с ними, но ведь и о вас я знаю слишком мало.
Все переглянулись.
– У нас так не делается, милый, – сказал Лесник. – У нас так: либо ты наш, и тогда на тебе оружие и иди воевать. Либо ты, значит, не наш, и тогда извини, тогда мы тебя… сам понимаешь… куда тебя – в голову надо, да?
Опять наступило молчание. Доктор тяжело вздохнул и выколотил трубку о скамью.
– Редкий и тяжелый случай, – объявил он. – У меня есть предложение. Пусть он нас поспрашивает… У вас же есть вопросы, не так ли, Мак?
– Да, я пришел спрашивать, – отозвался Максим.
– У него много вопросов, – подтвердила Орди, усмехаясь. – Он матери жить не давал вопросами. Да и ко мне приставал.
– Задавайте, – сказал широкоплечий. – А вы, Доктор, будете отвечать. А мы послушаем.
– Кто такие Неизвестные Отцы и чего они хотят? – начал Максим.
Все зашевелились, очевидно, этого вопроса они не ждали.
– Неизвестные Отцы, – сказал Доктор, – это анонимная группа наиболее опытных интриганов, остатки партии путчистов, сохранившиеся после двадцатилетней борьбы за власть между военными, финансистами и политиками. У них две цели, одна – главная, другая – основная. Главная – удержаться у власти. Основная – получить от этой власти максимум удовлетворения. Среди них есть и незлые люди, они получают удовлетворение от сознания того, что они – благодетели народа. Но в большинстве своем это хапуги, сибариты, садисты, и все они властолюбивы… Вы удовлетворены?
– Нет, – сказал Максим. – Вы мне просто сказали, что они – тираны. Это я и так подозревал… Их экономическая программа? Их идеология? Их база, на которую они опираются?…
Все опять переглянулись. Лесник, раскрыв рот, смотрел на Максима.
– Экономическая программа… – сказал Доктор. – Вы слишком много от нас хотите. Мы не теоретики, мы – практики… Вот на кого они опираются, это я могу вам сказать. На штыки. На невежество. На усталость нации. Справедливого общества они не построят, они и думать об этом не желают… Да нет у них никакой экономической программы, ничего у них нет, кроме штыков, и ничего они не хотят, кроме власти… Для нас важнее всего то, что они хотят нас уничтожить. Собственно говоря, мы боремся за свою жизнь… – Он стал раздраженно набивать трубку.
– Я не хотел никого обидеть, – сказал Максим. – Я просто хочу разобраться. Тирания, властолюбие… Само по себе это еще мало что значит. – Он бы с удовольствием изложил Доктору основы теории исторических последовательностей, но у него не хватало слов. И без того ему временами приходилось переходить на русский. – Ладно. Но вот вы сказали – справедливое общество. Это что такое? И чего хотите вы? К чему вы стремитесь, кроме сохранения жизни? И кто вы?
Трубка Доктора шуршала и трещала, тяжелый смрад распространялся от нее по подвалу.
– Дайте мне, – сказал вдруг Лесник. – Дайте я ему скажу… Мне дайте… Ты, мил-человек, того… Не знаю, как там у вас в горах, а у нас тут люди любят жить. Как это так – кроме, говорит, сохранения жизни? А мне, может быть, кроме этого ничего и не надо!… Ты что полагаешь – этого мало? Ишь ты, какой храбрый нашелся! Ты поживи-ка в подвале, когда у тебя дом есть, жена, семья, и все от тебя отреклись… Ты это брось!
– Подождите, Лесник, – сказал широкоплечий.
– Нет, это пусть он подождет! Ишь ты, какой нашелся! Общество ему подавай, базу всякую…
– Подожди, дядя, – сказал Доктор. – Не сердись. Видишь, человек ничего не понимает… Видите ли, – сказал он Максиму, – наше движение очень разнородно. Какой-то единой политической программы у нас нет, да и быть не может: все мы убиваем, потому что убивают нас. Это надо понять. Вы это поймите. Все мы – смертники, шансов выжить у нас немного. И всю политику у нас заслоняет по существу биология. Выжить – вот главное. Тут уж не до базы. Так что если вы явились с какой-нибудь социальной программой, ничего у вас не выйдет.
– В чем же дело? – спросил Максим.
– Нас считают выродками. Откуда это пошло – теперь и не вспомнишь. Но сейчас Неизвестным Отцам выгодно нас травить, это отвлекает народ от внутренних проблем, от коррупции финансистов, загребающих деньги на военных заказах и на строительстве башен. Если бы нас не было, Отцы бы нас изобрели…
– Это уже нечто, – сказал Максим. – Значит, в основе всего опять же деньги. Значит, Отцы служат деньгам. Кого они еще прикрывают?
– Отцы никому не служат. Они сами – деньги. Они – все. И они, между прочим, ничто, потому что они анонимны и все время жрут друг друга… Ему бы с Вепрем поговорить, – сказал он широкоплечему. – Они бы нашли общий язык.
