Дорогой широкой - Логинов Святослав Владимирович (серии книг читать онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
– Вот уж ближний свет, через Сидорово! Там вёрст пятнадцать будет, а прямо – не больше пяти. Доедем как-нибудь, если волки не съедят.
– Ну, как знаете. Когда на Починок выедете, место там приметное и фундаменты от домов до сих пор видать, то дорогу примечайте. Направо тропка к Зеленихе, вы там уже бывали, второй раз – не надо. Прямо – на Алексеиху тропа, хоженая, заметная. А вам налево. Прежде хорошая дорога была, на телегах ездили, электричество вдоль дороги шло, а сейчас и не знаю. Но ежели заплутаете, то на любой вырубке выездную дорогу ищите, она всяко дело к людям выведет. А вырубок там много, Казённую ухожу так рубят – слёзно смотреть. Когда-то ельники были дремучие, рыжиков страсть сколько, а сейчас сплошные вырубки да завалы. Закона нет, хозяина настоящего нет, вот и гребут с леса, кто что может. Прежде на вырубках малина заводилась, земляника, а если место мокрое, то брусничник. Теперь ничего этого не встретишь, одна гниль: подрост поваленный кучами лежит. Когда Могилиху вырубали, я ходила ругаться. Самые мои грибные места были, а теперь – ни пройти, ни проехать. И зачем ходила – только ноги била зря. Начальства никакого, кто рубит – неизвестно. А с мужиками говорить и вовсе бесполезно. Я ему говорю, что же вы, изверги, делаете? Нарочно, что ли, лес вредите? А он отвечает: «Да, мол, нарочно. Если мы здесь не нагадим, никто нам больше лицензии на вырубку не даст».
– Это как это? – в голос спросили братья Неумалихины и Богородица.
– Вот и я удивилась. И знаете, что он мне ответил? У нас говорит, бригада: вальщик с помощником, сучкоруб, чикировщик, трелёвщик и два шофёра. За кубометр деловой древесины мы получаем пятьдесят рублей; дрова – не в счёт, разве что налево толкнуть. И вот с этих пятидесяти рублей нас ещё и штрафуют. Если за пределы делянки врубимся или дорогу неверно проложим, если пни выше положенного, за лапник, за подрост, за всё. В крайнем случае штраф может дорасти до сорока пяти рублей с кубометра. А мы, получается, за пятёрку работаем. Так вот, если сорока пяти рублей лесничество с нас не сдерёт, то в следующий раз мы хрен получим, а не лицензию. И жаловаться на них некому. За эти деньги лесничество должно загаженную делянку прибрать, пни выкорчевать и посадить молодняк. Должно-то должно, да не обязано. Дума наша думает, а закон о лесе придумать до сих пор не может. А раз нет закона, то можно и не делать ничего. Так лесное начальство штрафные денежки берёт да в карман себе кладёт. А лес тем временем пропадает.
Братья переглянулись, пожали плечами. Есть закон о лесе, нет закона о лесе, кто его разберёт? В городе, может, и есть, а в лесу лесного закона покуда нет. Закон тайга, а хозяина не видать, хоть глаза прогляди.
Попрощались с Татьяной Ивановной, поблагодарили за хлеб, за соль, за чай да за сладкую смокву и поехали по указанной дорожке искать затерянную деревушку Найдёнку.
Говорят, если долго не ходить на кладбище, не навещать умерших родственников, то покойник обидится. И будешь потом кружить по знакомому, как пять пальцев, месту, но нужную могилку не увидишь, хоть сто раз мимо пройди. И по всему видать, что относится сказанное не только к покойникам и кладбищам, но и к живым местам и людям. Кажется, всё кругом Найдёнки избегано, всякий куст знаком, самые ноги обязаны помнить дорожку от снесённого хутора Починок к родной деревне, а вот поди ж ты, опять свернули не туда и заехали в такие дебри, где без катка и топора шагу не ступишь.
На бывшем хуторе уже и фундаменты заплыли, и означался он только небывалым для новгородских мест тополёвым лесом. Когда-то тополя перед домами росли, саженые, и, когда не стало человека, попёр молодой тополяник, заглушив родные древесные породы. Такой уж на Починке оказался микроклимат, не по-нашему южный. Тополя, несмотря на июльскую пору, были облеплены паутиной и казались запаршивевшими, как всегда бывает с чужаками, пришедшимися не ко двору. Злая жгучая крапива вздымалась на полтора метра, заглядывая в кабину и стараясь уязвить даже стальные обода катка. Ни дороги, ни тропки, лишь какое-то брошенное железо догнивает средь зарослей. Больное место, неуютное, как и все места, где жил в былые времена человек, но повывелся.
Биологи утверждают, что виды, некогда домашние, но одичавшие, повторному одомашниванию не поддаются. Хранится в генах память о прошлом предательстве, и зверь – собака динго, ласка, мустанг – ненавидит человека всей своей одичалой душой. То же и земля: раз обратившись в пустошь, она уже не принимает человека, которого прежде кормила, и сто потов нужно пролить, чтобы заслужить её прощение.
Каток ворочался в зарослях. словно мастодонт в асфальтовой яме. Вот только стальной зверь изначально был асфальту сродни и сгинуть не мог. Но Юра понимал, ещё немного – и машина начнёт ломать деревья, прокладывая среди джунглеватой чащобы просеку наподобие выездных дорог, по каким варварские рубщики утягивали награбленное. Гриша попытался было пройти пешком, чтобы сыскать знакомое место, а потом уже выкричать туда товарищей с машиной, но завяз в подвернувшейся ляге, где дягиль и чистотел вымахали метр над кепкой, так что будущего чемпиона самого пришлось выкрикивать на сухое.
– Не было тут такого! – в сотый раз повторял Юрий. – Дорога была, столбы телеграфные. Я на них забирался, а Гришка не мог. А я наверху сижу у самой перекладины и дразнюсь: «Расти, расти, спортсменом станешь!»
– Не помню, – хмуро отвечал спортсмен Гриша. – Дорогу помню, маслят вдоль неё собирали… столбы помню, а тебя на столбе – не помню.
– Столбы и сейчас есть, – прекратил давний спор Богородица. – Вон, один стоит.
В самой чащобе, где, казалось, вовек не ступала нога человека, стоял покосившийся телеграфный столб. Он бы давно упал, но бетонное основание не поддавалось гнили, а деревья, давно уже не тополя, а привычные берёзы, ольшины и черёмухи, обступили его так плотно и держали провисшие провода так цепко, что падать было некуда. Даже если бы столб перегнил пополам, он остался бы висеть на ржавом проводе и висел так, покуда милосердная ржавчина не переела бы стальную струну.
– Откуда он здесь? – возмутился Юрий. – Столбы вдоль дороги стояли, а тут… – он пнул толстенный ствол засохшей ольхи. – Не могла же эта дура вырасти, засохнуть и сгнить за то время, что тут людей не было!
– Значит, могла, – возразил Богородица. – Или это какая-то другая линия.
– Не было другой! Одна тут линия – от Зеленихи к Починку, а там и к Найдёнке!
Он замолк, вспомнив эти же столбы вдоль Зеленихи, их скорбный ряд, уходящий в лесное непролазье. Могло, ох как могло всё зарасти, так что и зацепки не останется для любознательного следопыта. А в душе эхом отзвучал другой ряд: названия мёртвых деревень и в конце родная Найдёнка. Где, скажите на милость, её теперь искать?
Деревня Найдёнка была признана бесперспективной и снесена ещё в пятидесятые годы. То, что автор волей своей воскресил её – самая большая фантастика этой правдивой повести.
– Пойдём вдоль провода? – предложил Гриша.
– Не пойдём, а поедем! – решительно объявил Юрий, поднял капот катка, с помощью проволочной петли закрепил направляющую автоматического хода на ржавом проводе и решительно врубил форсаж.
Проехали ровно три метра. Дальше провод оказался завязан двойным узлом, и хотя каток попытался встать на крышу, но повторить фигуру высшего пилотажа не смог. К тому же выяснилось, что дальше провод оборван, и другого конца найти не удалось. Не нашли и второго столба, словно и впрямь явился злобный шутник, вкопал посреди леса бетонную балку, пасынком прикрутил к ней просмолённый столб, подвесил на крюках двадцать метров проржавевшей проволоки и ушёл, посмеиваясь над простаками, которые станут ломать головы, откуда это хозяйство в лесу объявилось.
– Едем по солнцу! – принял решение Юрий. – Найдёнка отсюда на запад. И вообще, должны же мы выехать хоть куда-то! Здесь не Сибирь, в конце концов!
