Дом, который сумаcшедший - Лобов Василий (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗

Тут братец Клеопатра II сказала:

— Вода, наверное, уже набралась видишь, уже течет по полу.

— Ну так иди и выключи, а мне в телевизоре интересно.

— Ты же будешь принимать ванну, а не я. А если вместе, то ты никуда не успеешь.

Я досадливо крякнул. С минуты на минуту в приемном отделении должно было начаться самое захватывающе интересное: бывшего братца начнут сечь…

Я досадливо крякнул еще раз и пошел в ванну. Когда я закрывал за собой дверь и кран, братец Клеопатра II спросила:

— Ты, случайно, не знаешь, что это такое синий? Они опять повторяют это загадочное так называемое слово.

— Бывший написал, что кроме белого и черного есть какие-то другие цвета.

— Это как же?

Я пожал плечами и скинул с себя, братца Пилата III, фрак. Действительно, как можно писать о том, чего никогда не видел?

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Лампы в кабине лифта пылали вовсю, но все равно я невольно зажмурил глаза, когда двери Шлюза открылись и братцы из спецотдела Ордена Великой Ревизии вытолкнули меня во враждебную мне ядовитую окружающую среду.

Примерно минуту я был ослеплен, ослеплен даже слепее, чем в персональном кабинете братца министра, где я был. Потом лившийся с потолка окружающей среды свет несколько потускнел, и я увидел глазами, что он начал превращаться в иллюзии различных ярких фигур, объемов и сплетений, выкрашенных в различные не бело-черные краски. Похожий на купол цирка гладиаторов, но только гигантский и более высокий, чем даже в Великой Мечте потолок оказался совсем не таким, каким я видел его ночью, он был почти черным и будто бы прозрачным, похожим на глаза братца Принцессы возле глазка в Железном Бастионе с нашей стороны, на нем не было лампочек. а были нарисованы тут и там черные пятна, которые напомнили мне клочья мыльной пены в моей персональной ванне. Я подумал, что эти клочья следовало бы разукрасить белыми полосами, чтобы они стали полосатыми, и тогда бы было очень красиво, а то было не очень красиво без белых полос… Купол надо мной, вспомнил мой ум, называется «небо»… Я перевел взгляд глаз на иллюзии деревьев, которые торчали из пола окружающей среды, они были вообще ни на что не похожи и начинали торчать в нескольких десятках метров от Железного Бастиона с вражеской стороны.

— Листья деревьев зеленые, — прошептал я вчерашний шепот братца Принцессы. У меня закружилась корона. Может быть, корона у меня закружилась потому, что я был в насыщенной ядом атмосфере, а может быть, потому, что я вспомнил о братце Принцессе, от воспоминаний о которой у меня теперь уже всегда кружилась корона. Но, может быть, моя корона кружилась и потому и поэтому.

Скоро неопрятные линии и объемы иллюзий перестали меня раздражать. Я повернулся налево… и что-то жутко яркое обожгло мне два глаза. Из правого оппозиционного и даже из левого неоппозиционного глаза брызнули слезы, забрызгав пуленепробиваемое стекло скафандра, и я подумал, что я уже сильно тоскую по Нашему замечательному Дому, по родному департаменту и его знаменам, по братцам таможенникам, по портрету Самого Братца Президента… Потом я подумал, но не умом уже, а будто бы чем-то совсем другим, будто бы со стороны, что эта окружающая среда, вероятно, таит в себе еще много разных страшных опасностей, но эту мою постороннюю думу вдруг прервала мысль, которую я вдруг вспомнил, которую было начал уже думать, а потом почему-то бросил, да так и забыл, а вот вспомнил. А мысль эта была вот какая: «Да ведь это же дневной фонарь! Солнце, которое ночью луна, которую я уже видел! Солнце должно быть теплым и ласковым, как рука братца Принцессы!» И вот эта самая мысль мгновенно разогнала все мои страхи.

Мои ноги по колени ног обвивали тонкие иллюзии прутиков, совсем не железных, похожих и не похожих на деревья. «Трава…» — сказал я себе, нагнулся и потрогал иллюзию перчатками скафандра. Мне показалось — да, именно показалось, — что иллюзия была не-иллюзией. Потом я присел на корточки, снова потрогал… и увидел, как по одной траве шло длинное, мохнатое, с множеством ножек. Мне стало весело, и я засмеялся.

Кто-то коснулся плеча моего скафандра. Я как раз вовсю поражался красивости мохнатости с множеством ножек. От касания я упал. А как упал, посмотрел вверх — надо мной стояли два братца охранника из отдела контриллюзий Ордена Великой Ревизии. Один из них пнул меня носком скафандра в бок и показал куда-то рукой, видимо, сказав по-глухонемому, что нам пора идти. Я поднялся на ноги и очутился с ним пуленепробиваемое стекло к пуленепробиваемому стеклу. Его глаза были того же цвета, что и купол неба, но только такими не братцевски полоумными, как у сумасшедших. Видимо, даже несмотря на то, что его психика бьиц самой лучшей психикой во всем Нашем Доме, эта психика не выдерживала дикий натиск всех диких иллюзий.

Охранники встали слева и справа от моего ск фандра братца Пилата III. Мы направились к группе, которая расположилась перед раскрытыми настежь воротами ангаров, полосатыми металлическими коробками приткнувшихся к громаде Нашего Общего Дома. Я знал, что, если я сделаю хоть четверть шага в сторону, меня расстреляют на месте.

Тут, возле самой громады Нашего Общего Дома, уходящего высоко-высоко вверх и далеко-далеко в стороны, на полу ядовитой окружающей среды лежали кучи чего-то сильно знакомого. Приглядевшись, я понял, что в них лежат старые рваные фраки, поломанные телевизоры, поломанные стулья, бумага, какие-то железки… и много чего еще, от одного взгляда на которое родное мое сердце заныло в невыносимой тоске обо всем остальном родном, оставленном дома…

Из ангаров вывели танки. Их было два. Построенную в шеренгу группу охранники взяли в кольцо, направив на кольцо автоматы. Нс всех и себя всех самих пересчитали, разбили на две подгруппы, и братцев из группы поиска направили в танки, а братцев охранников — на танки сверху.

Я сидел около небольшого иллюминатора и не отрываясь смотрел на деревья. Их цвет был зеленым, но не однообразно. Тут и там в пятна зеленого цвета вкрасили уже не зеленые, а какие-то совсем другие цвета, от цвета которых у меня постоянно кружилась корона. Я подумал о братце Принцессе… Вот бы было радостно совершенно, если бы он находилась рядом, здесь, в танке, возле иллюминатора! Он верила, что ядовитая окружающая среда неядовита. Но если не ядовитые испарения, то откуда же тут взялась эта невозможная иллюзорная красота?

Танки остановились на площади. На площади росла только трава, деревья на площади не росли. Люки открылись, мы вышли на площадь.

Рядом с нашими танками стояли два вражеских клетчатых танка разваливающегося Верха. Я было решил, что сейчас между нами вспыхнет теплая война, но вдруг с удивлением обнаружил, что наши истинные братцы пожимают руки псевдобратцам.

Один из псевдобратцев приблизился ко мне. Я стал держать себя начеку, но он похлопал меня рукой по плечу братца Пилата III и достал из кармана скафандра пригоршню вражеских конфет, на обертках которых по-ненашдомовски было написано что-то ненашдомовскими буквами. Я догадался, что он предлагает мне вражескую сделку с моей братцевской совестью, но я не знал, что он требует от меня взамен, да к тому же у меня при себе ничего не было, только скафандр, который я было и решил обменять, но потом вспомнил, где нахожусь, и менять братцу Пилату III стало совсем нечего.

От этого я развел руками, и братец, который был псевдобратцем, перешел к другому нашему братцу.

После всего происшедшего мы опять забрались в танки, на этот раз — и охранники, люки задраили, танки и все, кто в них был, поехали. Минут через пять все повстречали на своем опасном пути большую группу счастливчиков, которые под дулами взятых наизготовку охранниками автоматов собирали с деревьев и складывали в контейнеры иллюзии каких-то странных фруктов.

Когда мы опять остановились, ни псевдобратцев, ни их вражеских танков рядом не было. Группу поиска выгнали наружу, чтобы тут же поставить в шеренгу, которую тут же взяли в кольцо и разбили, всех как следует пересчитав, на несколько маленьких групп.