Через вселенную - Рэвис Бет (книги онлайн TXT) 📗
Когда Док разжимает пальцы, я просто трясусь от гнева. Но что это изменит? Старейшина уже закончил говорить. Отвернувшись от них, я иду назад, к лифту — назад, к Эми.
27
— Чего я не понимаю, — говорю я, — так это что вы все здесь делаете.
— В смысле? — спрашивает какой-то мужчина. На коленях он держит гитару — древнюю, еще акустическую реликвию.
— Харли сказал, что вы все сумасшедшие. Что это больница для помешанных.
— Да ничего мы не сумасшедшие, — говорит мужчина с гитарой. Акцент у него сильнее, чем у остальных — я едва понимаю.
— Нет, сумасшедшие. — Это та девушка, что сбежала от меня, когда я садилась. Харли сказал, что это Виктрия и что она пишет рассказы. В руке у нее книга, старинная на вид — не электронная, настоящая книга, переплетенная в кожу. Интересно, где она ее раздобыла. — Мы только из-за лекарств похожи на нормальных, — добавляет она.
— Ты, может, и сумасшедшая, — шутливо возражает гитарист, — лично я — нет.
— А вот и да, — вмешивается Харли. — И она. И я. Мы все.
— Не может быть, — упираюсь я.
— Говори за себя.
— Нет, правда! Вы нормальные. Вы не похожи на психов. Никто из вас.
Харли улыбается.
— Будем считать, что это комплимент. В конце концов… — начинает он, но вдруг замирает, наклонив голову влево и словно прислушиваясь.
— Что? — спрашиваю я.
— Шшш, — показывает мне Виктрия.
Оглядываю комнату. Все, наклонив головы, как будто внимательно что-то слушают.
— Общий вызов, — бормочет себе под нос гитарист. — Последний раз такое было, когда наш Старший умер.
— Шшш! — шикает Виктрия.
Мой взгляд перебегает от одного человека к другому. Все в палате для душевнобольных, все — и пациенты, и медсестры — внимательно слушают.
Это выглядит жутко: толпа людей замерла и сосредоточилась на чем-то, что мне недоступно. Все вокруг молчат и не шевелятся, а я вскакиваю и шагаю по полной людей комнате, дожидаясь, когда спадут чары, когда все вернутся в мой мир.
— Хрень все это сплошная, — небрежно бросает Харли. Люди начинают выпрямляться, взгляды фокусируются. Что бы они там ни слушали, оно прекратилось.
— Ты о чем? — спрашиваю я.
Харли смотрит на меня, и впервые за все время разговора глаза его не улыбаются.
— Ни о чем.
Виктрия бормочет какое-то слово, что-то короткое, но я не могу разобрать.
— Что? — голос мой звучит почему-то резко.
Она смотрит мне прямо в глаза.
— Урод.
— Виктрия! — восклицает гитарист.
Она резко оборачивается к нему.
— Ты слышал Старейшину! Она — эксперимент! И все, что она нам тут рассказывала, — вранье. Про то, что она с Сол-Земли! Про раскинувшиеся поля, про бесконечное небо! Она еще больший псих, чем мы все… почему, думаешь, Старейшина запихнул ее сюда? Лгунья, — выплевывает она. — Говорила, что видела Сол-Землю! Да как она вообще посмела? Как ты посмела!
— Успокойся, Виктрия. Она недоразвитая. Ущербная. Сама не соображает, что говорит, — вмешивается гитарист.
— Что вы все несете? — я делаю шаг назад.
— Не говори мне, что небо никогда не кончается, — тихо произносит она. — Никогда не повторяй этого. Вообще о нем не говори. Нет никакого неба. Только металлический потолок.
Я вздрагиваю от жестокости ее слов, но прежде чем она отворачивается от меня и убегает прочь по коридору, я успеваю заметить — в глазах ее блестят слезы.
— Что случилось? — обвожу комнату взглядом. Все, кроме Харли, смотрят на меня с теми же презрением и горькой злобой, что звучали в голосе Виктрии.
— Пойдем, — говорит Харли, вставая. — Пойдем лучше в твою комнату.
— Почему? Я не понимаю. Что случилось?
— Пойдем, — повторяет Харли и уводит меня прочь сквозь стену безмолвия и враждебных взглядов.
28
Когда я выхожу из лифта, разговоры превращаются в перешептывания. Нетрудно догадаться, что они обсуждают. Пусть себе шепчутся, пусть повторяют вранье Старейшины. Мне все равно, что они думают. Я хочу знать, что думает Эми.
У двери на полу — коричневое пятно: это останки тех раздавленных цветов, что я хотел ей подарить.
Стучу в дверь.
— Заходи, — отвечает глубокий мужской голос. Харли. У меня сосет под ложечкой. Провожу пальцем по кнопке замка, и дверь открывается.
Эми сидит у окна и смотрит на улицу. На поднятое лицо падает свет и разливается по красно-золотым волосам, играет в сияющих зеленых глазах. Я смотрю на нее не в силах оторваться.
— Красота, а? — говорит Харли. Стол теперь стоит не у стены, а прямо перед Эми, а на нем примостился мольберт. Харли уже набросал углем на небольшом холсте открывшуюся мне сцену.
— Ты бросил рисовать ту рыбу? — спросил я, надеясь, что горечь в моем голосе мне только послышалась.
— Ага! — щебечет Харли, нанося маленький синий мазок на нарисованное лицо Эми так, что под губами появляется намек на тень. — Забавно, для нее нужны почти те же самые цвета, что я использовал, когда писал золотую рыбку. О! — восклицает он, выглядывая из-за холста. — Это будет твое новое имя: с этого момента ты — моя Рыбка!
Эми весело смеется, слыша свое новое прозвище, но я хмурюсь — Харли назвал ее «своей». А вообще, он прав: у ее красно-желто-оранжево-золотых волос точно такой же цвет, как у чешуи золотой рыбки Харли.
— Рыбка, не обращай внимания на мальчика — расскажи мне о небе.
Я весь напрягаюсь, когда Харли называет меня «мальчиком». Дать бы ему в нос… Мне правда хочется его ударить, хоть он и мой лучший друг.
— Больше всего я любила звезды — с детства, с тех времен, когда родители водили меня в обсерваторию.
Я не очень представляю себе, что такое обсерватория, но одно понимаю: Эми впервые увидела звезды в компании родителей, а я — в компании мертвеца.
Эми смотрит на меня. Хорошо, что она не умеет читать мысли. Поковырявшись немного в мясном пироге, который лежит на салфетке у нее на коленях, она отправляет кусочек в рот. Быстро глотает, а остальное выбрасывает в мусоропровод. Видимо, они с Харли ели здесь, а не в больничной столовой. Хорошо. Думать не хочу, как к ней относятся пациенты после того, что сказал Старейшина. Она делает глоток воды из стакана и морщится.
— Что такое? — спрашиваю я.
— Голова болит. Так что, ты мне расскажешь, что такое случилось, что все считают меня уродом?
— Ты ей не сказал?
— Нет, конечно, — ворчит Харли, избивая кистью холст. — Зачем я буду оскорблять ее этой чушью?
Какая-то часть меня радуется, что Эми не слышала слов Старейшины. Но Харли — он всегда был таким, сколько я его знаю, всегда думал, что неведение — лучший способ защиты. Он не понимает, что мы часто воображаем себе вещи куда худшие, чем есть на самом деле.
— Так ты расскажешь?
Я поднимаю взгляд, и глаза Эми затягивают меня.
— Это Старейшина, — начинаю я. — Он послал всем общий вызов о тебе. — Пауза. Она знает, что такое «общий вызов»? — В общем, сообщение. Послал всем голосовое сообщение о тебе, — снова замолкаю не в силах выдержать взгляд ее огромных зеленых глаз. — В основном ложь.
Эми чувствует, что я не решаюсь продолжать.
— Что за ложь?
— Что ты — результат неудачного эксперимента, что ты умственно отсталая. Неполноценная, — снова медлю. — Аномалия.
Хмурясь, Эми переваривает эту информацию. Губы ее кривятся от отвращения — видно, она уже виделась со Старейшиной и представляет себе, что он мог сказать.
В конце концов она вздыхает и снова отворачивается к окну. Харли, выпрямившись, опять принимается за картину. Он пририсовывает грусть ее лицу на холсте.
— Так что, много звезд на небе? — спрашивает он, принимаясь за ночное небо на фоне. Слово «звезды» он говорит с трудом, словно не привык произносить его.
— Миллионы, — отвечает Эми. — Миллиарды.
В голосе ее звучит восхищение.
