Сингомэйкеры - Никитин Юрий Александрович (библиотека книг .txt) 📗
Глеб Модестович поморщился и спросил хмуро:
— И как вы думаете, зачем?
— Чтобы не терять рычаг, — ответил я. — Дать сразу все свободы — обожрутся. Несварение будет! А так даем человечку свободы строго отмеренными ломтиками. Он доволен прогрессом, а у нас пряники влияния расходуются экономно…
— Абсолютно верно, — согласился Глеб Модестович. — Как видите, ребята, если кто и сомневался, что так быстро перевели Евгения Валентиновича на этот этаж, теперь видите, как он все схватывает?
Вечером я еще ломал голову над загадочными словами шефа насчет перевода на некий этаж. Работаю в том же кабинете, жалованье все то же, разве что задачки мне подкидывают уже не масштабов Черкизовского рынка. Но это ничего не значит, на своей прошлой работе я прослеживал влияние мировоззрения протестантизма на арабские страны, но это не значит, что я как-то воздействовал на те процессы.
По дороге домой заехал в автосалон. Менеджер встретил еще у входа:
— Что вам показать?
— Ну… — сказал я, — хотя бы… «Порш». Да, «Порш» подойдет.
Он широко заулыбался.
— Великолепный выбор! В какой комплектации?
— Чтоб усе было, — сказал я. — Все навороты, диски девятнадцать дюймов… если нет, то не меньше восемнадцати, шипованная резина… Нет-нет, никаких универсальных, я в России живу, а не в Греции…
Раньше сумма в сто тысяч евро казалась запредельной, а сейчас сам удивился, как легко выложил эти деньги. За эту сумму можно было взять «Астен», с виду он даже круче, но в моих краях «Порш» звучал как символ богатства, а вот про «Астена» никто не слышал.
Вообще-то, расплатившись, тут же пожалел, что не взял «Бентли» или «Ламборджини», оба по триста тысяч евро, цена, конечно, кусается, но я мог бы осилить, кое-где затянув ремень и снизив расходы, даже влезть можно в краткосрочный кредит, зато сами слова «Бентли», «Ламборджини» у нас крепко-накрепко связаны с миллионерами.
Ладно, придет время и «Бентли». Может быть, придет.
Тьюринг, основатель кибернетики, отец современной компьютеризации, предсказал создание мыслящих машин. Он же предложил простейший тест, названный впоследствии «тестом Тьюринга», суть его в том, что человек общается с сидящими за шторкой другим человеком и машиной. Если за пять минут, задавая вопросы и получая ответы, он не сможет определить, где машина, то значит, она уже мыслит.
Он считал, что вычислительные машины пройдут этот тест уже в 2000 году. Их память к тому времени будет достигать 200 мегабайт!
Так что оптимистичные прогнозы даже таких гениев не всегда оправдываются. Тем более не стоит доверять тем, кто выдает желаемое за действительное. На это и нужно делать акцент в нашей пропаганде… э-э… здорового образа жизни.
Глеб Модестович изложил это нам в своей привычно строго-добродушной манере, сдвинул очки на кончик носа и посмотрел поверх.
— Все поняли?
Арнольд Арнольдович сказал благодушно:
— Все. А теперь объясни, к чему ты это?
Глеб Модестович пожал плечами.
— Ну, как делаются эти прогнозы? Какой-нибудь доктор наук, которому лет сорок, прикидывает, что ему осталось жить еще лет тридцать-сорок, и говорит, что бессмертие будет достигнуто в 2030 году, то есть когда он будет стоять на краю могилы и… все-таки успеет ступить в вечную жизнь! Ну, вы поняли. Эти прогнозы делаются не столько на прогрессе науки… невозможно предугадать временные затраты при переходе на новые технологии… а подгоняются под себя, любимого.
— Ну да, — согласился Арнольд Арнольдович, — все, что за пределами его жизни, уже не стоит внимания. Это понятно.
— Как по-человечески, — зло хохотнул Жуков. — Как понятно! Так бы я этого человека, даже в себе самом, за ножку и об угол… С размаха! Чтоб не пачкал меня своей человечностью.
Глеб Модестович помотал головой, не давая увести себя в сторону.
— Стоп-стоп. Давайте ближе к нашей работе. Как только увидите где такое дурное заявление… ну, что бессмертие или хотя бы полное излечение от всех болезней будет достигнуто в обозримом будущем, вытаскивайте пример Тьюринга. Если даже такой гений ошибался…
Тарасюк сказал угодливо:
— Да, шеф! Есть, шеф. Все поняли. Так и сделаем! Сделаем, ребята?
Жуков пробормотал:
— Да не мельтеши.
— Я мельтешу?
— Ты мельтешишь, — сказал Жуков. — Здоровенный, как носорог, а мельтешишь, как комар какой.
Тарасюк фыркнул и сделал вид, что смертельно обиделся.
Арнольд Арнольдович исчез на три дня, а потом появился в кафе, когда мы обедали, весь усталый, с темными кругами под глазами, а еще с сильно распухшими и отвисшими, как у хомяка, щеками.
Еще недавно он ослеплял всех блеском безукоризненных зубов, но оказалось, что и сверхсовременные зубные протезы имеют свои пределы. Или не свои, это как считать, потому что любые протезы «пробивают» не такую уж и прочную костную ткань так, что та глубоко проседает, и протезам всякий раз приходится делать перебалансировку или вовсе изготавливать их заново.
Я вспомнил, что уже несколько лет газетчики бьют в литавры о новом подходе в зубном протезировании, когда вместо осточертевших вставных челюстей в кости вживляют металлические штыри, а на них навинчивают керамические зубы. И вид прекрасный, и гарантия на двадцать пять лет. Потом появились первые осторожные уточнения, на которые все равно никто не обращал внимания: эта процедура со штырями возможна, если зубы потерял в молодости. В том возрасте и кость еще не успевает рассосаться от неиспользования, и вставная челюсть ее не «проклацает» за годы и годы. А вот тем, кому это как раз нужно, старикам, остается только облизываться.
Арнольд Арнольдович сидел за соседним столом, я слышал, как он рассказывает Тарасюку сварливо-обиженным голосом:
— …и представьте себе, ему самому лет шестьдесят, должен бы меня понимать, так нет же! Посмотрел так это с недоумением и говорит: а зачем вам идти на все эти муки?.. Можем, дескать, предложить улучшенный вариант вставной челюсти. Прослужит еще лет семь, а то и все десять… Этого достаточно, чтобы дожить спокойно и с достоинством…
Тарасюк спросил с интересом:
— И что ты ему?
Арнольд Арнольдович сказал зло:
— А что я могу? Это у него не профессиональная ошибка, мировоззрение такое! Нормальное мировоззрение, кстати. Обычное! Как у всех идиотов. Это мы здесь ненормальные. Как я ему могу сказать, что хочу не доживать, а жить? Жить полноценной жизнью здорового мужчины, а не спокойно доживающего свой век старого пердуна?.. Он просто не поймет. Он же нормальный!
Тарасюк спросил деловито:
— А что вам делали? Имплантаты вставили?
Арнольд Арнольдович отмахнулся.
— Голубчичек, ты ведь тоже из того времени, когда в мир пришли первые холодильники, стиральные машины? Помнишь, как они дико ревели, рычали, прыгали по всей квартире, их приходилось загораживать чем-то тяжелым в углу… Не говоря уже о том, что холодильники почти не морозили, а стиральные больше рвали, чем стирали? Вот на таком этапе и это дело… Мне всего лишь отрезали щеки. Ну, не совсем щеки, отрезали от нижних десен мясо и пришили к щекам. Зачем-то в будущем понадобится это мясо, не знаю. Делала операцию совсем молоденькая такая дюймовочка, я только и заметил ее имя на визитке, Марина Вадимовна. По всем показаниям после операции должна была быть дикая боль, высокая температура, мне выписали кучу таблеток, надо было прикладывать лед, но… все обошлось. Это и ей плюс, мастер высокого класса, и мне, что веду праведный, как ангел, образ жизни.
Тарасюк поинтересовался деловито:
— Телефончик? Так, на всякий случай.
Арнольд Арнольдович усмехнулся.
— Я еще комплимент пытался всобачить, мол, зря мне морду закрывали. Я бы смотрел на ее милое лицо, и любая боль отступила бы!.. И знаешь, что она сказала?
— Что?
— Это, мол, меня самого спасали от ее вида. Она, помимо того, что в маске, нагруднике из брезента, резины и наморднике, еще и в водолазных очках, на голове и на ушах зеркала и прочие причиндалы. Увидел бы, заикой стал.
