Том 2. 1960-1962 - Стругацкие Аркадий и Борис (библиотека книг txt) 📗
— Говорили,— сказал Кондратьев.— А что это за следы?
— Видите ли, Сергей Иванович, каждая цивилизация должна оставлять множество следов. Возьмите хотя бы нас, человечество. Как мы осваиваем новую планету? Мы ставим возле нее искусственные спутники, от Солнца до нее тянется длинная цепь радиобакенов — по два–три бакена на световой год — маяки, всевозможные пеленгаторы… Если нам удается высадиться, мы строим на планете базы, научные города. И не берем же мы все это с собой, когда уходим! Вот так же и другие цивилизации.
— И нашли вы что–нибудь? — спросил Кондратьев.
— А как же? Фобос и Деймос — ну, это вы, конечно, знаете, подземный город на Марсе, искусственные спутники у Владиславы… Очень интересные спутники. Да… Вот чем мы, в общем, занимаемся, Сергей Иванович.
— Интересно,— сказал Кондратьев.— Только я выбрал бы все–таки исследование Д–принципа.
— Ну, это зависит от вкусов и наклонностей. А сейчас все мы возим добровольцев. Даже гордые исследователи Д–принципа. Мы сейчас — как в ваше время кучера трамваев…
— В наше время уже не было трамваев,— сказал со вздохом Кондратьев.— И трамваи водили не кучера, а… м–м–м… Это как–то по–другому называлось… Слушайте, Леонид Андреевич, вы обедали?
Горбовский чихнул, сказал: «Извините» — и сел.
— Постойте, Сергей Иванович,— сказал он, доставая из кармана огромный цветастый носовой платок.— Постойте… Я вам сказал, для чего я к вам пришел?
— Чтобы поговорить как звездолетчик с звездолетчиком.
— Правда. А больше ничего не сказал? Нет?
— Нет. Вас сразу очень заинтересовала кушетка.
— Ага.— Горбовский задумчиво высморкался.— Вы, случайно, не знаете океанолога Званцева?
— Я знаю только врача Протоса,— печально сказал Кондратьев. — И вот с вами познакомился.
— Отлично. Вы знаете Протоса, Протос хорошо знает Званцева, а я хорошо знаю Протоса и Званцева… В общем, Званцев сейчас придет. Его зовут Николай Евгеньевич.
— Прекрасно,— медленно сказал Кондратьев. Он понял, что все это неспроста.
Послышалось пение сигнала.
— Это он,— сказал Горбовский и снова улегся.
Океанолог Званцев был громадного роста и чрезвычайно широк в плечах. У него было широкое, медного цвета лицо, густые темные, коротко остриженные волосы, большие, стального оттенка глаза и прямой маленький рот. Он молча пожал Кондратьеву руку, покосился на Горбовского и сел.
— Прошу прощения,— сказал Кондратьев,— я пойду закажу обед. Вы что любите, Николай Евгеньевич?
—- Я все люблю,— сказал Званцев.— И он тоже все любит.
— Да, я все люблю,— сказал Горбовский.— Только, пожалуйста, не надо овсяного киселя.
— Хорошо,— сказал Кондратьев и пошел в столовую.
— И цветной капусты не надо! — крикнул Горбовский вслед.
Набирая шифры у окна Линии Доставки, Кондратьев думал: «Они пришли неспроста. Они умные люди, значит, они пришли не из пустого любопытства, они пришли мне помочь. Они люди энергичные и деятельные, значит, вряд ли они пришли утешать. Но как они думают помочь? Мне нужно только одно…»
Кондратьев зажмурился и немного постоял неподвижно, упираясь рукой в крышку Окна Доставки. Из гостиной доносилось:
— Ты опять валяешься, Леонид. Есть в тебе что–то от мимикродона.
— Валяться нужно,— с глубокой убежденностью отвечал Горбовский.— Это философски необходимо. Бессмысленные движения руками и ногами неуклонно увеличивают энтропию Вселенной. Я хотел бы сказать миру: «Люди! Больше лежите! Бойтесь тепловой смерти!»
— Удивляюсь, как ты еще не перешел на ползанье, — язвительно заметил Званцев.
— Я думал об этом. Слишком велико трение. С энтропийной точки зрения выгоднее перемещаться в вертикальном положении.
— Словоблуд,— сказал Званцев.— А ну вставай!
Кондратьев отодвинул крышку и накрыл на стол.
— Кушать подано! — крикнул он насильственно–веселым голосом. Он чувствовал себя как перед экзаменом.
В гостиной завозились, и Горбовский откликнулся:
— Сейчас меня принесут!
Впрочем, в столовой он появился в вертикальном положении.
— Вы его извините, Сергей Иванович,— сказал Званцев, появляясь следом.— Он везде валяется. Причем сначала валяется в траве, а потом, не почистившись, лезет на кушетку.
— Где в траве? Где? — закричал Горбовский и принялся себя осматривать.
Кондратьев с трудом улыбался.
— Ну вот что,— сказал Званцев, усаживаясь за стол.— По вашему лицу, Сергей Иванович, я вижу, что преамбулы не нужны. Мы с Горбовским пришли вербовать вас на работу.
— Спасибо,— тихо сказал Кондратьев.
— Я океанолог и давно работаю в организации, которая называется Океанская Охрана. Мы выращиваем планктон — это протеин, и пасем китов — это мясо, жир, шкуры, химия. Врач Протос сказал нам, что вам категорически запрещено покидать Планету. А нам всегда нужны люди. Особенно сейчас, когда многие уходят от нас в проект «Венера». Я приглашаю вас к нам.
Наступило молчание. Горбовский, ни на кого не глядя, истово хлебал суп. Званцев тоже начал есть. Кондратьев крошил хлеб.
— Вы уверены, что я справлюсь? — спросил он.
— Уверен,— сказал Званцев.— У нас много бывших межпланетников.
— Я в высшей степени бывший,— сказал Кондратьев.— Таких у вас нет.
— Изъяснись подробнее,— сказал Горбовский,— чем Сергей Иванович может у вас там заниматься.
— Можно смотрителем на плантации ламинарий,— сказал Званцев.— Можно в охрану на планктонные плантации. Можно в патруль, но там нужна очень высокая квалификация, это со временем. А лучше всего — китовым пастухом. Идите–ка вы, Сергей Иванович, в китовые пастухи.— Он положил нож и вилку.— Вы представить себе не можете, как это хорошо, Сергей Иванович! Горбовский с любопытством на него посмотрел.
— Рано–рано утром… Океан тихий… Розовое небо на востоке… Всплывешь на поверхность, распахнешь люк, выберешься на башенку и сидишь, сидишь, сидишь… Вода под ногами зеленая, чистая, из глубины поднимется медуза, перевернется и уйдет под субмарину… Рыба большая лениво так это проплывет… Хорошо!..
Кондратьев взглянул в его лицо, мечтательно–ублаготворенное, и вдруг ему так нестерпимо захотелось немедленно, сейчас же на океан, на соленый воздух, что он даже дышать перестал.
— А когда киты переходят на новые пастбища! — продолжал Званцев.— Знаете, как это выглядит? Впереди и сзади идут старые самцы, по два, по три в стаде, огромные, иссиня–черные, мчатся плавно, будто и не они мчатся, а вода несется мимо них… Идут по прямой, а молодняк и щенные самки за ними… Старики у нас ручные, ведут, куда мы хотим, но им помогать надо. Особенно когда в стаде подрастают молодые самцы — те всегда норовят стадо расколоть и увести часть с собой. Вот тут–то нам и работа. Вот тут и начинается настоящее дело. Или вдруг косатки нападут…
Он внезапно очнулся и посмотрел на Кондратьева совершенно трезвым взглядом.
— Одним словом, здесь все есть. И просторы, и глубины, и большая польза для людей, и добрые товарищи… и приключения… если захотите особенно.
— Да,— с чувством сказал Кондратьев.
Званцев улыбнулся.
— Готов,— сказал Горбовский.— Ну их, эти звездолеты. Хочу, как ты, на башенке… и чтобы медузы…
— Теперь так,— деловито сказал Званцев.— Я отвезу вас во Владивосток. Занятия в школе переподготовки начинаются через два дня. Вы уже пообедали?
— Пообедал,— сказал Кондратьев. «Работа,— думал он.— Вот она, настоящая работа!»
— Тогда поедем,— сказал Званцев, поднимаясь.
— Куда?
— На аэродром.
— Прямо сейчас?
— Ну конечно, прямо сейчас. А чего ждать?
— Ждать, конечно, нечего,— растерянно сказал Кондратьев.— Только…
Он спохватился и принялся быстро убирать посуду. Горбовский, доедая банан, помогал ему.
— Вы езжайте,— сказал он,— а я тут останусь. Полежу, почитаю. У меня рейс в двадцать один тридцать.
Они вышли в гостиную, и штурман оглядел комнату. Он с отчетливостью подумал, что, куда бы он ни приехал на этой Планете, всюду в его распоряжении будет такой вот прекрасный тихий домик, и добрые соседи, и книги, и сад за окном…
