Древо жизни. Книга 3 - Кузьменко Владимир Леонидович (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Река в этом месте была довольно широкой, до ближайшего берега предстояло плыть километров около дух. Но Меченый избрал как раз дальний берег, противоположный тому, на котором находился лагерь. Они отвязали специально плохо закреплённое бревно и, ухватившись за него, отчаянно работая ногами, поплыли к берегу. Если бы не бревно, намокшая одёжа наверняка потянула бы их на дно. Впрочем, ватные куртки и штаны хоть как-то защищали от холодной воды.
В надёжно запаянных целлофановых кульках у каждого было по две коробки спичек. Отойдя от берега километра на три, беглецы развели костёр и обсушили одежду. Собаки взяли их след на четвёртый день побега.
Пока ещё не были съедены пайки. Меченый был настроен добродушно. Как-то раз, сидя у костра, стал рассказывать о себе, хотя его никто об этом не просил.
– Я уже второй раз срок тяну. А началось-то с чего? С пустяка. Все было у меня, как и у других людей, нормально. Если бы не случайность, может быть, вот как ты, закончил бы Политех или университет. Я в детстве, знаешь, – он почему-то обращался только к Элу, – был способным парнишкой. Дед у меня важной шишкой был. А отец – тот геолог, дома появлялся редко, так что я больше с матерью.
Когда умер дед, мне всего восемь лет было. Батя, значит, когда мне шестнадцать исполнилось, купил мотоцикл. Ну и гонял я на нем! По сто двадцать километров в час. Веришь? И ни разу ничего со мною не случалось. Полюбил я его, ну, как жену, даже больше. Впрочем, что я говорю? Я-то так и не женился. А знал я его до винтика. Никто так мотоцикл, пожалуй, не знал, как я. Стали ко мне друзья, знакомые наведываться. Дон, это так меня звали до того, как я стал Меченым, – говорят, почини, что-то барахлит.
Сижу я так однажды в сарае, чиню тачку одному дружку, вдруг ко мне мусора катят. Схватили и в ящик. Спрашивают, где краденные разобранные мотоциклы прячу. А я о них ничего не знаю. Оказывается, пошла тогда волна краж этих самых мотоциклов, и, что самое главное, у сынка какой-то очень важной шишки увели импортный мотоцикл. В общем, избили меня до потери пульса. Потом отпустили. Извини, мол, ошибка получилась. С тех пор я как увижу мусора, так на другую сторону улицы спешу перейти.
А года через два случилась со мной беда. Шли мы с дружком из одной компании, справляли день рождения его девчонки. Красивая такая была, чернявая, а глаза – во! Как сливы. Выпили мы, правда, изрядно. А тогда уже указ был о борьбе с этим самым пьянством. Идём, значит, разговариваем громко. А уже часа два ночи. Вдруг догоняет нас мусор и говорит: «Пройдёмте!». Ну, ясно, куда. А я уже после того случая, известно, боюсь этой организации, как черт ладана. Вырвал я руку, и деру. Тут, значит, подъезд один через проходной двор. Думаю, проскочу его, и будьте здоровы. Дружок мой тоже со мною – шасть в подъезд. А в подъезде ступеньки крутые. Заметь это. Я-то уже по ним вбежал наверх, а мой напарник замешкался. Тут его мусор настиг и кулаком в морду, так, что у него переносица хряснула. Он копыта и откинул. А я стою, как дурак, и с места сдвинуться не могу. Мусор ко мне. И уже кулак занёс. Не знаю, может быть, со страху, а пригнулся я и как его головой в живот трахну! Мусор так и покатился вниз. А тут ещё мой приятель подниматься начал. Мусор через него и на улицу. Потом выяснилось, что ударился он головою об асфальт. Ну, мне, конечно, и пришили первый срок. Вот так все и началось. Прошёл я, значит, повышение квалификации.
В зоне получил сообщение, что у отца на этой почве инфаркт. Любил меня батя. Хоронили его, рассказывали, с почестями… Мамаша поскулила два года да и вышла замуж второй раз. Возвращаюсь я домой, а жить мне, выходит, негде. Муженёк её так и сказал: «Бандита к себе в дом не пущу!» За то время, что я сидел, он меня уже успел выписать из квартиры. Дали мне две сотни и сказали: «Езжай и устраивай свою жизнь как хочешь». Вот и пошло тогда моё устройство. На работу не берут. Жить негде. Ночевал я у дружков по два-три дня, а то и на вокзале, благо поезда ходили круглосуточно и можно было притвориться, что поезда ожидаешь. Ну, а дальше… – Меченый замолчал, встал, ушёл во тьму и вернулся через несколько минут, неся охапку сухой тонкой лесины. – Дальше пошло такое, что вспоминать не хочется. – Он переломал лесину о колено и бросил в костёр. – Бандит я! Это точно! Зарезать человека мне теперь ничего не стоит. Но скажи мне, вот ты, человек учёный, кто сделал из меня бандита, кто искалечил мою жизнь и, если хочешь, убил моего отца?
Эл внезапно вздрогнул. На него нахлынуло что-то необъяснимое. Потом, спустя несколько дней, он понял, что это, и связал со своим сном, когда во сне он вместе с Кером очутился в огромном зале и видел прекрасную женщину, а потом в кабинете Кера увидел сквозь стены сейфа початую бутылку водки. Но в этот момент, сидя у костра, он ещё не понимал всего того, что с ним произошло. Он только чувствовал, что от Дона исходит и падает на него, он ощущал это физически, чёрная, страшная в своей силе и безысходности тоска. Казалось, каждая клеточка мозга его случайного товарища издаёт тоскливый вой одинокого волка. Эл невольно зажал уши, но это не помогло…
– Теперь, если поймают, лет пять, а то и все семь добавят, – прервал затянувшееся молчание Коротышка.
– Ну, нет уж! Живым я им больше не дамся! – со стоном проговорил Меченый. – Одного, хоть зубами горло перегрызу, с собой возьму. Эх, автомат бы мне с полным магазином. Зашёл бы я в первую попавшуюся мусорню, а последнюю пулю себе в рот!
Эл поверил, что при случае тот так и сделает. И опять на него нахлынула волна, идущая от спутника. На этот раз она была красная по цвету, как кровь, и в этой волне вспыхивали блестящие, раскалённые добела искры.
Теперь, когда запасы еды давно кончились. Меченый мог целые сутки идти, не проронив ни слова. К середине второго месяца после побега они вышли к реке. Идти стало легче. Возле реки деревья росли реже, не образуя непроходимых чащ и завалов. Кроме того, река указывала путь на юг, туда, где проходили рельсы железной дороги, где среди толп людей можно было затеряться, как иголка в стоге сена. Необходимо, правда, добыть одежду, но Меченый сказал, что это пустяк по сравнению с тем, что пришлось преодолеть.
Два раза в мелких заводях, оставшихся от весеннего разлива реки, удалось наловить рыбы. После долгой голодовки, наевшись досыта, маялись животами. На этот раз Эл нашёл какую-то неизвестную ему траву, которая, как он точно знал, сам не понимав, почему знает, оказалась лечебной. После того, как её поели, боли быстро утихли.
ОСОБО ОПАСНЫЕ
– Лежи, не шевелись! Моя белка в глаз стрелить! – на беглецов в упор был направлен трехствольный охотничий карабин. Владелец карабина низкорослый нанец, таёжный житель, угрожающе переводил ствол то на одного, то на другого, застигнутых врасплох путников, беспечно заснувших в кустах на берегу реки, не предполагавших, что поблизости расположено одинокое стойбище.
Со стороны реки раздался треск моторки, которая быстро удалялась от берега и вскоре взяла курс на юг. Это один из жителей стойбища поспешил сообщать начальству, живущему, по-видимому, в прибрежном посёлке, о поимке беглых.
– Послушай, друг, отпусти ты нас, ради бога, – взмолился с плачем Коротышка.
– Зачем бежал? Нехорошо сделал! Приедет большой начальник, муку привезёт. Раз, два, три, – начал он считать и торжественно объявил: – Семь мешков и ещё половина.
– Что он говорит? – спросил Эл Меченого. – При чем тут мука?
– При том самом! – зло ответил тот. – За поимку заключённых дают по два с половиной мешка пшеничной муки.
– Почему с половиной, а не два или три?
– Такая установлена норма, там… наверху. Сволочи! Чтоб вас волки пожрали!
Элу вдруг представилось, что сзади нанца ползёт, готовый к прыжку, волк. Вот он напрягся, сейчас прыгнет и вопьётся в горло…
Нанец испуганно вскрикнул, быстро повернулся и выпалил сразу из двух стволов. Тотчас как пружина взвился Меченый, и нанец рухнул под ударом его тяжёлого кулака.
