Торговцы космосом - Пол Фредерик (бесплатные серии книг .txt) 📗
Он скептически оглядел меня, мой ответ показался ему чересчур обыкновенным. – Но, может, придется делать работу и погрязнее, – предупредил он и начал бомбардировать меня вопросами, а я почтительно выдавливал из себя ответы, почерпнутые в справочнике компании «Хлорелла». Он изучал все это лет двадцать назад, а я всего неделю. Куда ему было тягаться со мной. Через час он уже был уверен, что Джордж Гроуби – единственная надежда компании «Хлорелла Протеин» и немедленно должен заполнить образовавшуюся в ее кадрах брешь.
В тот же вечер я рассказал обо всем в ячейке.
– Значит, переведут в Нью-Йорк, – уверенно заявил Боуэн.
Я едва не выдал своей радости. Прежде всего я подумал о Кэти.
Боуэн оживленно продолжал:
– Теперь тебя следует посвятить в некоторые детали. Прежде всего условные сигналы.
Я выучил их. На близком расстоянии сигнал подавался условным пожатием руки. Для средних расстояний существовал сигнал «опасность!» – громкий оклик. Для связи на дальних расстояниях пользовались газетным кодом, весьма хитроумным. Боуэн заставил меня попрактиковаться в подаче сигналов и выучить на память код. Мы просидели с ним до самого утра. Когда мы уходили, как обычно, через Малую Наседку, я вдруг вспомнил, что в этот день не видел Хереру. Я спросил, где он.
– Херера не выдержал, – просто ответил Боуэн.
Я промолчал. Это был условный язык «консов»: «такой то не выдержал» означало, что «такой то работая много лет на пользу ВАК, отдавая свои гроши, отказывая себе в тех скромных удовольствиях, которые мог бы на них купить. Он не женился и не спал с женщинами, ибо прежде всего думал о конспирации. Его начали одолевать сомнения, столь тайные и смутные, что он сам боялся себе в них признаться. Но сомнения и страхи росли. Они терзали и мучили его, и он наложил на себя руки».
– Херера не выдержал, – тупо повторил я.
– Не думай об этом, – резко сказал Боуэн. – Ты едешь в Нью-Йорк. Тебя ждут большие и важные дела.
Да, это было верно. Меня ждали важные дела.
10
Я отправился в Нью-Йорк почти в респектабельном виде: недорогой костюм служащего, четвертый класс туристской ракеты. Надо мной в верхнем ярусе абсолютно респектабельные костариканские туристы ахали, восторгаясь видами, мелькавшими в призматических иллюминаторах, или с тревогой пересчитывали свои гроши, гадая, надолго ли их хватит, если оплачивать удовольствия, которые сулит Северный колосс.
В нижнем ярусе ракеты находились мы, люди погрубее и попроще, но все же не законтрактованный рабочий скот. Здесь не было иллюминаторов, но горело электричество, стояли киоски-автоматы и урны. Представитель компании перед посадкой произнес речь.
– Вы, ребята, едете на Север, где уже не действуют костариканские законы. Вы там получите работу получше. Но не советую забывать, что это все-таки работа. Я хочу, чтобы каждый из вас зарубил себе на носу, что вы работаете на «Хлореллу» и только «Хлорелла» имеет право вами распоряжаться. Если кто из вас думает иначе и решил порвать контракт, он сможет на собственной шкуре проверить, как четко и быстро действуют законы против нарушителей. А если кто из вас воображает, что ему удастся удрать, пусть попробует. «Хлорелла» платит детективному агентству Бернса девять миллионов долларов в год не для того, чтобы Бернс хлопал ушами. Если вам, ребята, хочется узнать, почем фунт лиха, валяйте. Ну как, ясно?
Все действительно было ясно.
– Ладно, ребята. Грузитесь на ракету, и желаю удачи. У всех вас уже есть направления на работу. Привет Бродвею.
Без каких-либо происшествий приземлились на ракетодроме в Монтауке. Мы, пассажиры нижнего яруса, сидели и ждали, пока наверху не выгрузятся со своими чемоданами туристы. Потом мы сидели и ждали, пока таможенные инспекторы с красно-белыми повязками на рукавах не кончат пререкаться с командой ракеты из-за лишних продовольственных пайков – четверо наших умерло в дороге, и бортпроводники решили сбыть на черном рынке их бифштексы из Малой Наседки. А затем мы просто сидели и ждали.
Наконец была дана команда разбиться на полсотни. Выстроились в ряд, каждому на запястье поставили штамп въездной визы, и мы строем прошли к поезду подземки. Мне повезло: я с группой парней попал в просторный товарный вагон.
На бирже нас рассортировали и распределили, согласно направлениям. Произошел небольшой переполох, когда выяснилось, что «Хлорелла» перепродала «Фарбен индустри» контракт на двадцать человек – никому не хотелось работать в урановых шахтах. Но за себя я был спокоен. Рядом со мной какой-то тип мрачно смотрел, как охрана отбирает двадцать бедняг, которым так не повезло, и уводит их всем скопом.
– Обращаются, как с рабами, – сказал он с горечью, дернув меня за рукав. – Это преступление. Ты как считаешь, Мак? Унижают достоинство рабочего человека.
Я свирепо взглянул на него. Ясно как день – он был чистейшим «консом». Но тут же вспомнил, что сам я пока что тоже «конс». Решил было обменяться с ним условным рукопожатием, но потом отказался от этой мысли. Стоит запомнить этого человека на случай, если мне понадобится помощь. Но если прежде времени раскрыть карты, он еще чего доброго сам обратится ко мне за помощью.
Мы направились в пригород Найак к баракам «Хлореллы».
В хорошем хозяйстве ничего не пропадает. Под Нью-Йорком, как и под каждым большим городом мира, имелась канализационная сеть со сложной системой отстойников и фильтров. Как любой житель Нью-Йорка, я знал, что органические отходы города с двадцатитрехмиллионным населением вместе с водой стекают по канализационным трубам, что соли нейтрализуются путем ионообмена, оставшаяся жидкость насосами подается на плантации водорослей на Лонг-Айленд-Саунд, а густая масса отходов нагнетается в цистерны и морем отправляется на плантации «Хлорелла». Я слышал об этом, но никогда не видел своими глазами.
Моя должность называлась экспедитор-соединитель девятого класса. Моей обязанностью было соединять гибкие шланги, по которым подавались отходы. После первого дня работы я истратил недельное жалованье на пылеуловители. Они не спасли от всех запахов, но хотя бы давали возможность остаться в живых.
На третий день, закончив смену, я отправился в душ. Я рассчитал все заранее: после шести часов работы у цистерн, при вполне понятном отсутствии автоматов, продающих воду, галеты и папиросы (да и кто смог бы есть, пить или курить в таком зловонье), желания людей, привыкших к режиму «Попси – галеты – сигареты», в ближайшие полчаса будут вполне определенными, и едва ли кто вспомнит о душевой. Благодаря тому, что я умел подавлять эти желания – они еще не успели пустить во мне таких глубоких корней, – я мог мыться почти в пустом душе. Когда же наконец туда вваливались все, я спокойно отправлялся к автоматам. Разумеется, здесь был простой расчет, но что могло бы лучше свидетельствовать о разнице между умственным уровнем простого потребителя и рекламного босса? Конечно, повторяю, привычки еще не пустили во мне таких глубоких корней, как в других.
В душевой, кроме меня, был еще один человек, но мы почти не мешали друг другу. Как только я вошел, он передал мне мыло. Намылив тело, я с удовольствием подставил его под ревущую струю воды и совсем забыл о соседе. Но, возвращая ему мыло, я вдруг почувствовал, как он средним пальцем коснулся моего запястья, а указательным сжал мой большой палец.
– О, – воскликнул я растерянно, отвечая на рукопожатие. – Вы кон…
– Тсс! – зашипел он и раздраженно указал на микрофон, свисавший с потолка. Повернувшись ко мне спиной, он стал снова тщательно намыливать тело.
Когда он вернул мне мыло, к нему был прилеплен кусочек бумаги. В кабине для одевания я разгладил его и прочел:
«Сегодня день отпусков в город. Отправляйтесь в Музей искусств „Метрополитен“, в зал классиков. Ровно за пять минут до закрытия музея остановитесь перед женским торсом».
Одевшись, я встал в очередь к столу надзирателя. Не прошло и получаса, как у меня в кармане уже был пропуск с печатью, дававший мне право переночевать в городе. Я вернулся к себе, собрал пожитки, предупредил того, кто будет спать на моей койке, что сосед надо мной разговаривает во сне, сдал вещи на хранение и сел в поезд подземки, идущий в Бронксвиль. Потом сделал пересадку, проехал одну остановку в северную часть города, пересел на другой поезд, поехал на юг и вышел у Шокен-Тауэр. За мной, кажется, никто не следил.
