Жизнь после жизни - Аткинсон Кейт (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
Каждую пятницу, в общем-то против своей воли, Хью покупал свежий номер этого бульварного листка и читал в поезде по дороге домой, «чтобы знать, куда ее повело» (а потом бросал одиозную газетенку на столик в прихожей, откуда ее спешно забирала Памела). Он обмирал от страха: ведь сестра в любой момент могла ославить его на весь свет; успокаивало лишь то, что она взяла себе псевдоним Дельфина Фокс, – «большей глупости» Сильви вообразить не могла.
– Видишь ли, – рассуждал Хью, – Дельфина – ее второе имя, в честь крестной. А Тодд – это древнее слово, обозначающее лису, то есть все равно что Фокс. Так что некоторая логика в этом есть. Нет, я, разумеется, ее не защищаю.
– Да ведь это мое имя, так у меня в метрике записано, – обиженно втолковывала Иззи своим родственникам, воздавая должное аперитиву. – А к тому же оно вызывает в памяти Дельфы – ну, сами понимаете, оракул и все такое. По-моему, вполне уместно.
(«Она у нас теперь оракул? – Это Сильви. – Если она оракул, то я – верховная жрица фараона Тутанхамона».)
Уже не раз Иззи-Дельфина упоминала «двух своих племянников» («Отъявленные шельмецы!»), но никогда не называла имен. «До поры до времени», – мрачно предрекал Хью. Она сочиняла «занятные истории» об этих, бесспорно вымышленных, племянниках. Морис, которому исполнилось семнадцать («шельмецам» Иззи было девять и одиннадцать), доучивался в школе-пансионе и за последние десять лет провел в обществе Иззи не более десяти минут. А Тедди просто избегал щекотливых ситуаций.
– Кто же эти мальчики? – вопрошала Сильви, пробуя филе «вероника», которое миссис Гловер готовила на удивление причудливым способом. Сложенная газета лежала рядом с прибором Сильвии; та брезгливо постукала кончиком указательного пальца по колонке Иззи. – Неужели они отчасти списаны с Мориса и Тедди?
– А где у тебя Джимми? – допытывался Тедди. – Почему ты про него не пишешь?
Джимми, наряженный в голубой вязаный джемпер, набил полный рот картофельного пюре и не особенно переживал, что большая литература обошла его стороной. Он был ребенком мирного времени: война за окончание всех войн велась ради Джимми. В который раз Сильви повторяла, что сама удивлена новому прибавлению в семействе. («Мне казалось, четверо – это полный комплект».) В свое время Сильви не знала, откуда берутся дети; теперь она, видимо, плохо понимала, как предотвратить их появление. («Джимми, образно говоря, – запоздалая мысль», – сказала Сильви. «Да у меня и в мыслях ничего такого не было», – сказал Хью; они дружно рассмеялись, и Сильви сказала: «Ай-ай-ай, Хью».)
Рождение Джимми будто бы вытеснило Урсулу из лона семьи: она ощущала себя ненужной безделушкой, сдвинутой на край загроможденного стола. Кукушонок – она сама слышала, как Сильви сказала Хью: «Урсула – какой-то неуклюжий кукушонок». Но разве кукушонок живет в родительском гнезде? «А правда, что ты моя родная мама?» – спросила она, и Сильви со смехом ответила: «Это неопровержимый факт, милая».
– Белая ворона, – пожаловалась Сильви доктору Келлету.
– Кто-то должен быть не таким, как все, – ответил он.
– Прекрати писать о моих детях, Изобел, – с жаром требовала Сильви.
– Сильви, я тебя умоляю: это все вымышленные персонажи.
– Значит, прекрати писать о моих вымышленных детях. – Приподняв край скатерти, она заглянула под стол. – Чем ты занимаешься? – подозрительно спросила она Памелу, сидящую напротив.
– Описываю круги ступнями, – ответила Памела, невзирая на раздражение матери.
В последнее время Памела вела себя дерзко и в то же время рассудительно, словно задалась целью досадить Сильви. («Копия отца», – сказала мать Памеле не далее как этим утром, когда они повздорили из-за какой-то мелочи. «И чем это плохо?» – спросила Памела.) Она стерла липкие пятна картофельного пюре с румяных щечек Джимми и пояснила:
– Сначала по часовой стрелке, потом в обратную сторону. Для стройности лодыжек – так у тети Иззи написано.
– Здравомыслящий человек не станет следовать рекомендациям Иззи. – («Прошу прощения?» – переспросила Иззи.) – К тому же ты слишком молода, чтобы думать о своих лодыжках.
– Как сказать, – возразила Памела. – Ты была не намного старше, когда вышла за папу.
– Ах, какие деликатесы. – Хью испытал немалое облегчение: на пороге возникла торжествующая миссис Гловер с блюдом Riz impératrice. – Сегодня у вас за спиной, миссис Гловер, стоит призрак Эскофье.
Миссис Гловер невольно оглянулась.
– Ах, какая вкуснота, – сказала Иззи. – Пудинг с изюмом и цукатами. Ну прямо детское питание, «У Симпсона» как в яслях. Между прочим, у нас в доме была такая детская, которая занимала весь верхний этаж.
– В Хэмпстеде? У бабушки?
– Да-да. Я тогда была совсем маленькая. Как Джимми.
Иззи на мгновение сникла, будто к ней вдруг вернулась давно забытая печаль. Страусиное перо у нее на шляпке сочувственно дрогнуло. Однако вид серебряного соусника с заварным кремом вывел ее из задумчивости.
– Значит, у тебя больше не бывает этих странных ощущений? Déjà vu и так далее?
– У меня? – переспросила Урсула. – Нет. Точнее, иногда. Но редко. Поверь, это уже забыто. Все прошло. Почти.
А если по правде? Полной уверенности у нее не было. Воспоминания накатывали волнами отголосков. Разве можно так сказать: «волнами отголосков»? Наверное, нет. Урсула – не без помощи доктора Келлета – старалась (большей частью безуспешно) четко формулировать свои мысли. Она скучала по его консультациям (он называл их «тет-а-тет» – опять французский), которые проводились по четвергам. В десятилетнем возрасте, впервые оказавшись у него на приеме, она порадовалась возможности вырваться из Лисьей Поляны и пообщаться с человеком, уделявшим ей все свое внимание. Сильви, а реже Бриджет сажали Урсулу в поезд, а в Лондоне ее встречала Иззи, которую и Сильви, и Бриджет считали ветреной и неспособной позаботиться о ребенке («По моим наблюдениям, – говорила Иззи брату, – целесообразность обычно берет верх над этикой. Но будь у меня десятилетний ребенок, я бы не отпускала его в такую поездку одного». – «У тебя есть десятилетний ребенок», – парировал Хью. Маленький Фриц. «Не попробовать ли нам его разыскать?» – предлагала Сильви. «Ищи иголку в стоге сена, – говорил Хью. – Этих фрицев там тьма-тьмущая»).
– Так вот, я по тебе ужасно скучаю, – сказала Иззи. – Потому и пригласила тебя на денек. Честно говоря, не надеялась, что Сильви тебя отпустит. В наших с твоей мамой отношениях всегда присутствовал некоторый… скажем так… froideur [21].Естественно, меня считают несносной, порочной и опасной. Тем не менее я, если можно так выразиться, всегда выделяла тебя из стада. Ты чем-то похожа на меня. – (Хорошо ли это? – задумалась Урсула.) – Мы могли бы стать близкими подругами, ты так не считаешь? Памела немного скучновата, – продолжала Иззи. – Теннис, велосипед, неудивительно, что у нее такие мощные лодыжки. Très sportive [22], этого не отнимешь, но все равно. Да еще эта тяга к наукам! Ни капли живости. А ваши братья… ну, мальчишки – они и есть мальчишки, но ты, Урсула, мне более интересна. У тебя в голове творится что-то странное, все эти картины будущего… Ты прямо ясновидящая. Отправить бы тебя в цыганский табор, купить хрустальный шар, карты Таро. «Вот ваша карта – Утопший Моряк-Финикиец» и далее по тексту. А в моем будущем ты, случайно, не видишь ничего примечательного?
– Нет, не вижу.
– Реинкарнация, – говорил ей доктор Келлет. – Ты что-нибудь об этом слышала?
Десятилетняя Урсула помотала головой. Она вообще мало о чем слышала.
Доктор Келлет практиковал в красиво отделанных помещениях на Харли-стрит. Урсулу он принимал в кабинете, облицованном светлыми дубовыми панелями, с пушистым красно-синим ковром на полу и двумя большими кожаными креслами по бокам от настоящего камина. Доктор вышел к ней в твидовом костюме-тройке, с массивными золотыми часами в кармане жилетки. Пахло от него гвоздикой и трубочным табаком; он напустил на себя радостный вид, как будто им предстояло подрумянивать лепешки на открытом огне или читать увлекательную книгу, а сам без обиняков спросил:
