Град огненный (СИ) - Ершова Елена (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
— Они хотят, чтобы ты пришел в форме, — последний аргумент Тория бьет меня наотмашь, как пощечина.
Я стискиваю зубы, внутри все дрожит и вибрирует, как натянутая, готовая вот-вот порваться струна, и сердце начинает болезненно сжиматься и саднить. Что-то забытое поднимается со дна — и свербит, и скребется, и ноет. Что-то, связанное с Даром, пропитанное темным ядом и кровью. То, что навсегда отпечаталось во мне и что невозможно вырвать из моей сути, потому что рвется по живому.
Но я прячу волнение за показным спокойствием. Сосредоточенно и аккуратно разглаживаю приглашение по сгибу, кладу на край стола.
— Они хотят монстра, — произношу я тихо. — Будет им монстр.
И улыбаюсь.
Глаза Тория распахиваются, зрачки темнеют. В них плещется опасение. И я понимаю, что снова ляпнул что-то не то, и спешу успокоить его:
— Монстры живут и среди людей. Но в отличие от васпов, они скрывают свое уродство. Лгут, прикидываясь праведниками. Творят зло, прикрываясь благими намерениями. Но теперь у меня появился шанс открыть людям глаза на многое.
Торий все еще смотрит недоверчиво, но поза становится расслабленной, взгляд теплеет.
— Ты думал, что когда я сказал о монстре, имел в виду себя? — спрашиваю напрямик.
И по его дернувшимся лицевым мускулам понимаю: он подумал так. Тогда кажется, что температура в комнате падает на несколько градусов, а от окна сквозит сыростью и холодом. От этого становится неуютно. И я смотрю на Тория исподлобья, говорю отрывисто:
— Не уподобляйся подонкам из Си-Вай. И не смотри на меня, как будто я хочу вырезать тебе сердце. Я ведь обещал быть хорошим мальчиком, — тут я усмехаюсь и стараюсь придать своему голосу шутливый оттенок, — по крайней мере, пока ты балуешь меня конфетами.
И беру из вазочки карамель. Торий смеется, но все еще выглядит встревожено.
— Прости, — говорит он. — Прости, что втянул тебя в это.
Я пожимаю плечами, говорю спокойно и поучительно:
— Однажды кто-то сказал мне: надо выходить на бой со своими демонами. И побеждать их.
Я разворачиваю карамель и засовываю ее в рот. И только теперь замечаю, что все еще сижу в кресле профессора, а он стоит передо мной, переминаясь с ноги на ногу и нервно теребя в руках конверт. Я подскакиваю, как ужаленный. Всю мою уверенность, все нужные слова разом выдувает из головы, и остается только смятение. А Торий удивленно смотрит на меня.
Он еще не понимает то, что сразу понимаю я: это неправильно. Я больше не Дарский офицер, я лаборант при институте, а Торий — мой начальник. Я не должен позволять себе подобных выпадов. Я не должен говорить с ним в менторском тоне, и уж тем более сидеть в его кресле.
— Я пойду, — бормочу и спешно иду к выходу, по пути неуклюже задевая угол стола.
Даже закрыв за собой дверь, я все еще чувствую между лопаток удивленный взгляд Тория. Я знаю, что скоро он тоже прозреет и поймет причину моего поспешного бегства. Выскажет ли мне потом?
Открытка с приглашением жжется через одежду. И я весь обед сижу над открытым блокнотом Пола — но так и не могу сосредоточиться.
Нехороший знак.
Торий так ничего мне и не говорит. Слишком занят подготовкой к симпозиуму. Но все-таки находит время, чтобы вместе со мной позвонить на студию и принять приглашение.
А потом я наконец-то решаюсь и делаю еще одно важное дело: звоню доктору с непроизносимым именем и прошу назначить встречу на сегодня, аргументируя тем, что у меня неотложное дело. Когда я заканчиваю говорить, замечаю, что все это время Торий с улыбкой пялится на меня.
— Рад, что ты взялся за ум, — одобрительно произносит он.
Я скептично хмыкаю. Но на самом деле не так уж и привираю. У меня действительно неотложное дело: я должен узнать, является ли мой доктор и доктор Пола одним и тем же человеком.
К вечеру дождь усиливается.
Простуды я не боюсь (еще ни один васпа не подхватывал ни простуду, ни грипп), но дождь не люблю все равно — он смывает следы и запахи. Это дезориентирует и сбивает с толку, как будто в голове на время перегорает лампочка, и теперь приходится пробираться на ощупь. Лабиринты улиц кажутся чужими, наполненными пустотой и шорохами. Тьма просачивается сквозь одежду, льнет к телу. Ботинки промокают насквозь. И мне кажется — я снова нахожусь в Даре, среди сырости и болот. А вокруг ревет и стонет ночной лес. И впереди не дома подмигивают слезящимися глазами — это высятся черные громады Ульев.
Весь город — это один гигантский Улей: система коридоров и ходов, многоярусных виадуков. Наверху, в тепле и сытости живут сильные этого мира, такие, как Эштван Морташ. У них много привилегий, они носят красивую одежду и имеют ухоженных женщин. Оттуда, сверху, они снисходительно смотрят на кишащий внизу муравейник. Распоряжаются чужими жизнями. Швыряют надежду — она блестит заманчиво и трепещется, как блесна на леске. И все, изголодавшиеся по свету, клюют на нее. И попадают в сачок. Для таких, как Морташ, мы навсегда останемся подопытными животными в виварии. Иногда я боюсь, вдруг весь этот Переход, и этот город, и окружающие меня люди — просто очередной эксперимент?
Вместе со мной в приемную доктора проникает тьма, сырость и запах мокрой одежды. Доктор с непроизносимым именем всплескивает руками:
— Что с вами, голубчик? Да вы никак насквозь!
— Пустяки, — говорю я.
И сажусь на диван прежде, чем доктор успевает предложить мне стул. Он так и застывает, расстроено глядя, как подо мной по обшивке дорогого дивана расплываются влажные пятна.
— Я включу камин, — наконец произносит он и вздыхает. — Как ваше самочувствие сегодня?
— Отвратное, — мрачно отвечаю я. — Здесь хуже, чем в Даре.
— Отчего же? — доктор садится напротив, участливо смотрит на меня сквозь поблескивающие стекла очков.
Я отворачиваюсь к окну. По карнизу мерно барабанит дождь. От камина разливается тепло, и мягкий приглушенный свет успокаивает, дает ощущение расслабленности, притупляет бдительность.
Я встряхиваю головой, отгоняя слабость, приглаживаю ладонью мокрые волосы.
— Слишком много грязи и фальши.
— Так-так, — говорит доктор и слегка наклоняется вперед, сцепляет пальцы в замок. — Давно ли вы пришли к такому заключению, друг мой?
— Три года назад, — отвечаю. — Когда впервые прибыл в Дербенд. Тогда я все еще надеялся…
— А теперь?
— Теперь я хорошо изучил людей, — усмехаюсь я. — Они ничем не лучше васпов. Только прикрывают свое уродство маской красоты и добродетели. Все эти разговоры о душе. О чувствах. О дружбе. О помощи… Все это иллюзия. Обман. Фальшь.
— А в Даре разве не было фальши? — спрашивает доктор.
Я много думал и над этим. Чем вообще была наша жизнь? Выживанием, а не жизнью. Насилием ради насилия. Войной ради войны.
— В Даре был Устав, — отвечаю я сухо. — И была Королева. Если ты нарушал Устав — тебя наказывали. Если ты верно служил Королеве — тебя повышали. Если ты хотел есть — ты ел. Если хотел взять женщину — брал. И если хотел убить человека — убивал его.
— Весьма упрощенно, не находите? — мягко спрашивает доктор.
— Зато честно, — огрызаюсь я. — В вашем мире тоже берут, что хотят, и убивают, если надо. Только прикрываются для этого властью. Или сочиняют мотив. Когда на деле все проще — люди, имеющие деньги и власть, берут и убивают потому, что могут. А все остальные, не имеющие ни денег, ни власти — вот они как раз и рассуждают о добродетели. Но на деле просто завидуют власть имущим. Завидуют их могуществу и силе. А стало быть, все ваши чувства и все разговоры о добродетели — ложь. Такая же манипуляция. Разница между людьми и васпами в том, что в Даре мы обходились без чувств и манипулировали в открытую. Возможно, на этом люди нас и подловили? А, доктор?
Я пытливо смотрю на него. Лицо доктора спокойно. Но сцепленные в замок пальцы нервно подрагивают, на лбу выступает испарина. Я чувствую — выпущенная мной пуля попала в цель. И теперь эмоциональная волна переполняет доктора, как кровь наполняет рану.
