Теория Фокса (СИ) - Топчиев Вильям (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
— Ещё Планки одиноки. Планки терпеть не могут имитаторов, бегут от них как от огня. В их окружении приживаются лишь искатели истины, такие же, как они сами. А поскольку таких мало, то Планки одиноки. Ну или кажутся одинокими. Ты очень одинок.
— Более, чем хотел бы… — прошептал он.
— Ты не принимаешь никаких наград. Тебя вообще мало интересует мнение окружающих, их признание.
— Ты тоже Планк?
— Я синтезатор. У меня нет собственных идей, я живу чужими.
— И когда ты находишь Планков, как ты убеждаешь их поделиться знаниями? Что ты им даешь взамен?
— Обычно это происходит само по себе. Найдя благодарного слушателя, Планки рассказывают все сами.
— Как интересно…
Увидев как таймер, мигнув, перевалил за двухчасовую отметку, меня вдруг прорвало: — Ли, к чему эти бесконечные вопросы! Умоляю, помоги!
— И что же ты ищешь сегодня? — спросил он, не меняя приветливого выражения.
— Собирается ли Китай продать принадлежащие ему американские казначейские облигации. — сказал я залпом.
— Это твоя работа? Твоё дело?
— Да.
— И зачем ты её делаешь?
Я уже было хотел рассказать ему о Марии, как внезапно что-то меня остановило. Предчувствие заерзало во мне.
— Деньги, — соврал я.
— Правда? И зачем тебе деньги? — Ли снова улыбнулся. Его лицо по-прежнему было дружеским, но во мне уже вовсю гудел набат. Что-то здесь не так… Очень не так, Джим.
— Чтобы быть независимым.
— Так ли много денег нужно для независимости? Ты хочешь сказать, что у тебя их нет?
— Есть. Точнее были. Их забрали люди, которые наняли меня.
— А-а-а, ну хоть что-то стало понятно. Но все-равно, должно быть что-то еще. Из-за чего твои нервы в таком расстройстве, Джим.
— С чего ты взял?
Постепенно я начал понимать, что тревожило меня. Это не был типичный разговор с Планком. Это был допрос под прикрытием дружеской маски.
— Ну, это просто. Твои глаза — они дергаются. Еле заметно, но дергаются. Руки, посмотри на свои руки. Тебе стоит больших усилий, чтобы не выдавать волнение. У меня руки дрожат от старости. От чего же они дрожат у тебя? Так что есть что-то ещё, Джим, — он подул на чай. — Да, и почему ты кусал ногти?
— Многие кусают ногти. Что в этом такого? — неожиданно резко спросил я, посмотрев на руки.
— Ну не до такой степени. Ты на грани, Джим. — мне показалось, что он улыбнулся. — И это не из-за денег. В чем же дело? Будь открыт со мной.
— Ты пытаешься меня прочитать.
— Конечно. И что в этом такого? Моя очередь — твоя машина рассказала тебе обо мне. Я же о тебе не знаю ничего. — Ли откинулся на стуле, его ноги были скрещены. Он потянулся за салфеткой и громко высморкался. — Твои часы показывают час и сорок три минуты. Что случится потом?
Я посмотрел на него в упор.
— Моя дочь умрет.
Что-то изменилось в его лице, но я не мог его прочитать. Он слегка наклонил голову, как если бы рассматривая меня поверх несуществующих очков, оценивая.
— Её держат в заложниках?
— Да.
— Американцы или японцы?
Я молча уставился на него. Становилось теплее. Но разговор уходил не в то русло — Ли быстро захватывал преимущество. Своими вопросами он препарировал меня как школьник лягушку. В попытке перетянуть инициативу на себя, я решил идти напролом.
— Ли, скажи прямо, у тебя есть ответ? Собираются ли китайцы продавать облигации? Что такое Зоя, откуда она пришла? Кто её создал?
Он обхватил чашку обоими руками, уйдя в созерцание виноградной лозы, которую в ноябрьском воздухе вырисовал пар. Некоторое время казалось, что ответа не последует, как если бы вопросы ушли в песок. Затем он подул, и лоза исчезла.
— Да, — и добавил немного спустя. — У меня есть ответ на первый вопрос.
— И насколько ты в нем уверен?
— Уверен.
— Можешь ли ты мне сказать? — мой голос дрожал от волнения.
— И что я получу взамен? — он снова улыбнулся, но с ужасом я заметил, что это была уже совсем другая улыбка. Улыбка не друга, а приемщика в ломбарде. Маски сброшены!
— Я дам тебе всё, что пожелаешь.
— Джим, ты же не можешь рассчитывать получить ценное знание просто так, не предлагая ничего взамен. Мне нужно будет от тебя что-то существенное.
— Назови что нужно, и я достану это.
— Ты коллекционер историй. Ну так расскажи мне историю. Что-то, чего я не знаю. Расскажи, и я спасу твою дочь. Но это должно быть что-то важное. Что-то экстраординарное. Да, и ещё — ты первый. Ты должен рассказать свою историю первым, до того, как я помогу тебе, — сказал он с блуждающей улыбкой на губах, наслаждаясь ароматом чая.
— Через час сорок умрет моя дочь. Помоги спасти её, а затем я расскажу тебе все истории, которые я знаю. Без исключения. Но только спаси её, умоляю!
— Джим, мой друг. Сто пятьдесят тысяч людей умирают каждый день. С того момента, как ты прошел через эту дверь, — он кивнул, — уже умерло три тысячи человек. Скажи, в чем важность какого-то одного? Как меня может волновать, что кто-то умрет?
— Потому что это моя дочь! И я сижу здесь, напротив тебя, умоляя. И Эйдан, которого ты встретил в семьдесят втором, был моим учителем.
— А-а-а. Помню, помню. Так это он все задумал? — он закивал и постучал указательным пальцем по губам. — Ну и что? На этой планете живут восемь миллиардов человек. Какоезначение имеет один, если вокруг их целых восемь миллиардов?
Во мне закипала кровь, прилив ярости подступил к вискам.
— Что ещё может иметь значение, если не люди, Ли?
— Скоро на этой планете их будет сто миллиардов. А затем и триллион. Ты думаешь, что и тогда индивидуум будет кого-то волновать? Это человеческая инфляция, Джим. Чем больше людей, тем менее важными они становятся. Человеческая инфляция.
Ли отрешенно рассматривал рыбу, обхватив руками колено. И затем:
— Я не спас свою племянницу, почему я должен спасать твою дочь?
— Ты не спас кого?!
— Свою племянницу.
— Ты?… Не спас?… Свою?… Племянницу?
— В семьдесят первом её арестовали хунвейбины. Я мог освободить её одним звонком. Который я так никогда и не сделал. Все об этом знают, Джим.
Он, выдвинув вперед подбородок и посмотрел вверх, как будто пытаясь высмотреть что-то в квадрате серого неба над нами. Кирпичные стены давили со всех сторон — мы сидели в каменном колодце. Сад превратился в камеру.
— Ты мог спасти свою племянницу, но не сделал этого? — я не мог поверить своим ушам.
— С того самого момента моя сестра так ни разу и не заговорила со мной. И не заговорит. Почти пятьдесят лет я не слышал её голоса. Ни одного слова, Джим. С тех пор она молчит.
Он продолжал смотреть вверх отсутствующими глазами.
— Но почему!? Почему ты не спас её?
— Как раз эти самые слова я слышал от сестры последний раз. Тогда, в холодном семьдесят первом. Здесь же, на этом самом месте…
— И что же ты ей ответил? — я прошипел яростно.
— Как я могу заботиться о ком-то одном? Об одном индивидууме? В чем может быть важность одного человека? Человеческая инфляция, Джим.
— Но как… Как ты мог… — я замер с открытым ртом.
— Как я мог что?
— Жить все эти пятьдесят лет? Сколько раз ты пытался убить себя?
— Зачем? Как можно оставаться объективным и рациональным, если ты заботишься о ком-то? Если ты зависишь от кого-то?
Я смотрел на него, не в силах пошевелиться.
— Как можно управлять миллиардом человек, если ты заботишься об одном? — спросил он. — Ты не можешь позволить себе иметь любимчиков. Разумеется, нужно притворяться, что заботишься обо всех. Иначе ими труднее управлять. Но отдавать кому-то предпочтение — это слабость. Надо уметь жертвовать, Джим.
Я уставился на него, не моргая.
Планк — мутант!
— Видишь, Джим, во мне не осталось жалости. Ни капли — я высох. Так что тебе лучше рассказать мне хорошую историю. Что-нибудь большое. И ради бога, забрось надеждудостать из меня ответ пытками. Ничего хорошего из этого не выйдет, уверяю.
