Патент АВ - Лагин Лазарь Иосифович (книги онлайн полностью txt) 📗
— Вы меня имеете честь знать уже по крайней мере шесть лет, — сурово заметил незнакомец, но не выдержал, и его лицо расплылось в довольной улыбке. Очевидно, его от души потешала эта сцена.
— Весьма сожалею, сударь, но я никак не припомню, где я вас встречал, — смущенно стоял на своем господин Огастес Карб.
Теперь к его искреннему замешательству прибавилась и игра. Неизвестному, он видел, доставляло удовольствие его смущение, и было бы глупо не сыграть на этом.
— Мы с вами встречались в Мельбурне, — подсказал ему незнакомец и подмигнул даме, приглашая принять участие в его торжестве.
На лице дамы мелькнула слабая улыбка.
— Весьма сожалею, сударь… — сказал Карб. — Мне, конечно, непростительно, но…
— Мы с вами виделись каждый день во время вашего пребывания в Париже, — продолжал напоминать ему незнакомец, — в Женеве, в Венеции, в Валенсии, в Кейптауне, в Лондоне и Монте-Карло, в Праге и в Калькутте…
— Вы не должны на меня сердиться, сударь, — сокрушенно промолвил Огастес Карб, — но я все-таки никак не могу припомнить, чтобы я когда-нибудь с вами встречался. Я попросил бы разрешения задать вам один вопрос.
— Спрашивайте, — сухо согласился незнакомец. Он был слегка обижен, словно его отрывали от приятного развлечения.
— Я хотел бы узнать, возвратился ли из поездки мой патрон?
— Вы очень по нему соскучились? — иронически фыркнул незнакомец.
— В этом не было бы ничего удивительного, сударь, — произнес Огастес тоном, почти не отличавшимся от благородного. — Я имею честь служить его секретарем уже свыше шесть лет.
И тогда незнакомец воскликнул:
— Я вас не узнаю, Карб! Где ваша прославленная точность? Теперь уже сентябрь, а вы пришли ко мне впервые в субботу четвертого мая, то есть по крайней мере шесть лет и четыре месяца тому назад…
— Патрон?.. Господин Аврелий?! — воскликнул Огастес Карб, и такое неподдельное удивление отразилось на его фарфорово-белом румяном лице, что Аврелий Падреле не выдержал и самодовольно расхохотался.
Даже на невеселом лице его дамы на мгновение показалась улыбка.
А пока господин Падреле-младший наслаждался давно предвкушаемым эффектом, Огастес Карб вспомнил, наконец, кого ему напоминала изменившаяся физиономия его патрона: не хватало только бакенбард котлетками для полного сходства с его прадедом Урией, сыном основателя фирмы, портрет которого украшал кабинет Примо Падреле. И, кроме того, Карб успел восстановить в памяти все свои реплики во время предшествовавшего разговора и с удовольствием удостоверился, что они должны были убедить Падреле-младшего как в преданности его секретаря, так и в том, что он стал совершенно неузнаваем.
Вслед за этими приятными соображениями Огастесу, однако, пришло в голову, что, кроме голословного заявления незнакомца и, возможно, чисто случайного сходства с одним из давно умерших руководителей фирмы, он еще покуда не имел ни одного действительного достоверного доказательства того, что перед ним именно Падреле, а не самозванец.
— Боже мой! — воскликнул тогда Огастес Карб с предельным простодушием, которое он был в силах изобразить. — Боже мой! Вот уж никогда бы не подумал, чтобы человек мог за какие-нибудь полтора месяца измениться до полной неузнаваемости! Я не удивлюсь теперь, если окажется, что рассосался без следа и шрам на вашем пальце!
Речь шла о шраме на большом пальце левой руки, оставшемся после того, как восьмилетний Аврелий, решив самолично очинить карандаш, порезался до самой кости. Этот порез стоил его гувернантке места и дальнейшей карьеры.
— Ну, это вы уж слишком много требуете от науки, — вступился вдруг за науку господин Падреле. — Шрам, конечно, остался. Но он мне по-прежнему нисколько не мешает. И родимое пятно осталось. Помните, вы еще как-то приняли его за кляксу и предложили стереть носовым платком?
И он многозначительно, как делал все касающееся его персоны, продемонстрировал своему секретарю полукруглую серебристую полоску шрама на пальце и родимое пятно за правым ухом.
— Боже мой! — снова воскликнул преданный Огастес. — Силы небесные! Тото обрадуется ваш братец. То-то будет ему сюрприз ко дню рождения!
— Специально так и задумано, — доверительно поведал ему Падреле-младший. — И Примо узнает об этом только послезавтра и только из моих уст. Я полагаюсь на вашу скромность, Огастес.
Огастес молча наклонил голову, подчеркнув тем самым, что его скромность сама собой подразумевалась не только его характером, но и его служебным положением.
Аврелий Падреле подробно расспросил Огастеса о здоровье своего старшего брата и со счастливым лицом выслушал заверения о полном его благополучии. Потом, представив Карба своей невесте Беренике Мишелли, он с гордостью удачливо начинающего дельца сообщил своему секретарю, что у него есть на примете одно сказочно выгодное дело, которое в год-два может удвоить и даже утроить капиталы фирмы, а вложить надо будет для начала сущие пустяки: миллионов пять-шесть. Во всяком случае, не больше десяти. Правда, возникли кое-какие шероховатости, но он берется все уладить.
Но как Падреле ни был упоен собственной особой и деловыми планами, он не мог не заметить, что Огастес Карб хочет, но никак не может решиться задать ему какой-то вопрос.
В другое время он бы меньше всего с этим посчитался, но в данный момент он был счастлив и ему хотелось проявить небольшую внимательность к своему преданному секретарю.
— Ну, говорите, говорите! — подбодрил он Огастеса. — Вы, кажется, хотите о чем-то меня спросить?
— Чистое любопытство, сударь, — смущенно промямлил господин Карб, зная, что для его хозяина нет большего наслаждения, чем смутить зависящих от него людей каким-нибудь внезапным вопросом. — Уверяю вас, сударь, чистое любопытство… Если это, конечно, не секрет… во сколько обошлось вам это чудо?
Вопрос Огастеса Карба послужил поводом для нового приступа смеха у господина Падреле, и притом такого сильного, что на него обратили внимание во всем огромном зале ресторана. Лицо у Падреле налилось кровью, он задыхался, кашлял, стонал, вытирал слезы, проступившие на его зеленовато-серых глазах, с трудом переводил дыхание и снова кашлял.
— Вы никогда не поверите, Огастес! Черт меня побери, если этому вообще кто-нибудь сможет поверить!.. Приготовьтесь разинуть рот!.. Это мне не стоило ни гроша.
— Ни гроша?! — страдальчески воскликнул Огастес, чувствуя, что ему не хватает воздуха. — Вы не должны так шутить со мной, господин Аврелий!
Береника удивленно глянула на продолжавшего хохотать Падреле и презрительно пожала плечами. Этого еще не хватало! Человек лжет, забывая, что она присутствует при разговоре.
— Я нисколько не шучу, милейший Огастес! — победоносно подтвердил Падреле. — Если не считать расходов на поездку и питание, то ровным счетом ничего. Нуль!
И он розовой, очень гладкой ладонью описал в воздухе круг для пущей убедительности.
— Понимаете, — начал он более спокойно, отдышавшись после последнего приступа смеха, — понимаете, сначала мы сторговались с доктором на ста тысячах…
Будь Падреле не так увлечен рассказом, он заметил бы, что Беренику передернуло, когда он применил слово «сторговались» к тому, чего она была свидетельницей в тот, казавшийся сейчас таким далеким, вечер.
— …Сорок восемь тысяч я обещал внести наличными, а остальные выслать из Города Больших Жаб по возвращении. Все шло тихо, спокойно… Жил я в собачьей конуре, но не жаловался… А в самый последний день мы расплевались с доктором из-за какой-то чепухи. Доктору вдруг загорелось удариться в амбицию. Что-то я не так, как ему хотелось, без должного трепета, отозвался о его коллегах. Ваша воля, почтеннейший, ставьте себе своих богов на какие угодно пьедесталы! Но только, прошу покорнейше, сударь, не заставляйте Аврелия Падреле поклоняться вашим обшарпанным богам, у которых сплошь и рядом не хватает денег даже на кролика для опытов!..
Падреле бросил быстрый взгляд в сторону Береники. Он не считал нужным щадить среду, которую она покинула. Сейчас она принадлежит к его кругу, и ее прежняя среда должна была вызывать в ней в лучшем случае чувство жалостного презрения. Он рассчитывал найти у Береники одобрение своей красивой речи. Но Береника молчала, храня на лице непонятное безразличие.
