Меж трех времен - Финней Джек (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
- И что же вы решили? - Рюб наконец указал на дубовый стул с прямой спинкой. - Присаживайтесь, доктор.
- Нет, я хочу подняться наверх и осмотреться. Хочу снова увидеть Проект. Вот поэтому-то я и пришел. И поэтому, Рюб, решил остановиться на снисходительном любопытстве. На том, что буду разглядывать вас, слегка забавляясь. Именно это я и делаю сейчас, если вы еще не заметили. Оглядываю вас с головы до ног, слегка потешаясь над вашей самонадеянностью. Пытаюсь понять, как это, черт возьми, у вас могло хватить наглости заговорить со мной, пусть даже по телефону. Не говоря уж о том, чтобы пригласить меня на обед! Итак, Рюб, говоря спокойно, снисходительно забавляясь вашей самонадеянностью, - какого дьявола вам от меня нужно?
- Помощи. И, если только это возможно... начать восстанавливать дружеские чувства, которые по крайней мере я к вам испытываю.
- А знаете, это и впрямь забавно. Экая наглость! Проклятая ваша наглость! Итак, еще раз - что вам от меня нужно?
Мгновение Рюб стоял, глядя на Данцигера; в его глазах светилось удовольствие. Затем, явно повинуясь порыву, он протянул руку:
- Начать все сначала.
Данцигер стоял, недоверчиво покачивая головой. Он все еще качал головой, когда на его губах появилась неохотная усмешка.
- Экая наглость! - повторил он, однако руку Рюба принял. - Пойдемте. - Он повернулся ко встроенной заподлицо со стеной двери, которая находилась напротив входной. - Давайте поднимемся наверх.
Рюб двинулся вперед, распахнул дверь и придержал ее для Данцигера. Тот переступил порог и остановился, с любопытством озираясь в тесном, с бетонным полом закутке перед закрытыми шахтами лифтов. Ухмыляясь, Рюб вошел следом, и Данцигер сказал:
- Подлый вы негодяй! Сколько я ни размышлял, а этого не предвидел, - кажется, у меня все еще сохранились остатки некой старческой симпатии к вашей персоне. Кто бы мог подумать!
Он нажал на кнопку лифта, и дверцы плавно разошлись.
На верхнем, шестом этаже они двинулись вперед по выложенному пластиковой плиткой коридору. Высокий старик все озирался, в его глазах светился острый интерес. Он снял шляпу и нес ее в руках; его веснушчатую лысину венчиком окаймляли крашеные черные волосы. Здесь все было как в любом учреждении: нарисованные по трафарету стрелки на стенах коридоров указывали направление и номера комнат, кое-где у закрытых дверей висели черно-белые пластиковые таблички с фамилиями. Данцигер указал на одну, где было написано: «К.Вич».
- Кэтрин Вич, - сказал он, - Кэти. Славная девочка... - Он остановился.
- Загляну к ней на минутку, поздороваюсь.
- Боюсь, доктор, ее сегодня нет.
Они пошли дальше, и снова Данцигер остановился - на сей раз у двери, на которой не было никаких надписей.
- Кажется, это дверь на мостки. Я хочу пройтись по ним, Рюб, взглянуть на «Большую арену».
- Но...
Данцигер упрямо покачал головой - с той властностью, которая и прежде была присуща ему.
- Рюб, я хочу видеть. Это не займет много времени...
- Я хотел сказать, доктор Данцигер, что не прихватил сегодня ключи.
Мгновение Данцигер молча смотрел на Рюба; затем они двинулись дальше, завернули за угол и остановились у дверей конференц-зала. Данцигер и не подумал открывать дверь, и тогда Рюб, потянувшись из-за его спины к дверной ручке, повернул ее и жестом пригласил Данцигера войти. Еще мгновение Данцигер не двигался, оглядывая длинную комнату, наконец он вошел и спросил:
- Рюб, куда делись все остальные?
- Э-э... - Рюб шагнул вслед за ним и прикрыл дверь, - сегодня же выходной, доктор. Так что они, наверное, дома. Отсыпаются, читают газеты и все такое прочее.
Он подошел к столу, на котором лежал атташе-кейс, и знаком предложил Данцигеру занять место напротив. Тот обогнул стол, на ходу снимая пальто и разглядывая стены, световые люки в потолке, ковры.
- В бытность мою выходные дни здесь ничем не отличались от будней, - заметил он. Сложив пальто и шляпу на одном стуле, он присел на соседний. На докторе Данцигере был синий костюм и белая рубашка с синим в белую полоску галстуком. - Я бывал здесь каждый день, по нескольку часов, по воскресеньям даже и дольше. И вы тоже. И Оскар. И большинство сотрудников. Мы были здесь, в Проекте, потому что хотели здесь быть.
Устроившись лицом к собеседнику, он удобно откинулся на спинку стула и положил длинную руку на стол - поза, хорошо знакомая Рюбу.
- Что же, миновал не один год с тех пор, как вы ушли. И с тех пор, как ушел Сай. - Рюб отодвинул в сторону чемоданчик, положил локти на стол, переплел пальцы. - Все успокоилось, устоялось, пришло в норму. Так что все мы постепенно стали...
Он осекся, потому что Данцигер, чья рука все еще лежала на столе, что-то писал на слое пыли указательным пальцем своей старческой, испещренной веснушками руки. Рюбу пришлось изогнуться, чтобы увидеть, что такое написал доктор Данцигер, и слово предстало перед ним во всей своей красе: «Вранье!» Глаза их встретились, и высокий старик сказал:
- Вы же все равно собирались когда-нибудь рассказать мне правду, Рюб. Когда-нибудь. Так почему не сейчас? Так, кажется, говорилось в старых рекламных объявлениях. Помните? Возможно, что и нет. Это была реклама пудры «Пиллсбери».
- Ладно, - кивнул Рюб. - Ладно. Я и не надеялся одурачить вас, доктор Данцигер. И даже не пытался. Я просто откладывал объяснение, потому что оно затруднительно. И унизительно. Если вы жаждали отмщения, то, сдается мне, вы его получили. - Вдруг решившись, он резко отодвинул стул и встал. - Вы хотели видеть «Большую арену»? Отлично. Будет вам «Большая арена»!..
Выйдя из конференц-зала, они прошли по бетонному полу узкого, похожего на туннель коридора, который освещали закрытые решетками круглые лампы на потолке. Возле металлической двери, на которой красовалась табличка «Вход строго запрещен», они остановились; Рюб вынул ключ, повернул его в замке, перешагнул порог и, придержав дверь ногой, наклонился, чтобы поднять что-то с пола прямо за дверью. Данцигер шагнул было за ним, но тут же остановился - внутри царила кромешная, непроницаемая тьма. Затем Рюб включил большой, на пять батареек, фонарь, стоявший линзой вниз на полу у двери. Мощный широкий луч качнулся, обшаривая темноту, и Рюб сказал:
- Вот как сейчас мы смотрим на «Большую арену». Если вообще смотрим...
Луч света отыскал сборный дощатый домик, старый домик эпохи двадцатых годов.
- Дом Макното... - пробормотал Данцигер и осекся: дрожащий белый круг замер на крыше низкой веранды - крыша осела, она проломилась там, где ее когда-то поддерживала подпорка, которая некогда ее поддерживала.
Затем луч фонаря скользнул вдоль стены дома, по окнам, глянцевито отливавшим зеркальной чернотой, и остановился на разбитом стекле - оконная рама щерилась осколками. Никто не произнес ни слова. Рюб опустил фонарь, и прыгающий овал белого света освещал им дорогу, когда они двинулись дальше. Потом Рюб снова остановился, направив фонарь на индейский вигвам, расписанный силуэтами бизонов и примитивными фигурками людей - сейчас сыромятная кожа свисала длинными рваными лохмотьями. Внутри вигвама тускло поблескивала хромированная корзинка перевернутой тележки из супермаркета. Луч фонаря метнулся к другому вигваму, упал на его стенку.
- Рюб, я больше не мигу, - сказал Данцигер, и голос его прозвучал высоко и глухо в громадной пустоте, над которой они стояли. - Не могу. Выключите эту проклятую штуковину.
Свет погас, и в кромешной тьме Данцигер сказал:
- Ладно. Что произошло?
- Мы обанкротились. Нас лишили ассигнований. До последнего цента. Проект закрыт. Мы больше не у дел, доктор. Проекта больше не существует. Я, в сущности, вломился сюда незаконно - просто не смог утерпеть. Думаю, они знают, что я иногда прихожу сюда. Во всяком случае, замок на входной двери пока не сменили. Зато почти полностью отключили все электричество - все крупные линии. И все это правительство уже списало. Просто не могут никак найти покупателя на выпотрошенный склад без внутренних перекрытий.
