А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.6 - Стругацкие Аркадий и Борис (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗
— И всё, — сказал он. — И никаких.
Он забрался в раскалённую духоту будки, опустил монету и набрал номер.
— Гута, — сказал он. — Ты, пожалуйста, не волнуйся. Я опять попался.
Ему было слышно, как она судорожно вздохнула, и он торопливо проговорил:
— Да ерундистика это всё, месяцев шесть-восемь… и со свиданиями… Переживём. А без денег ты не будешь, деньги тебе пришлют… — Она всё молчала. — Завтра утром тебя вызовут в комендатуру, там увидимся. Мартышку приведи.
— Обыска не будет? — спросила она глухо.
— А хоть бы и был. Дома всё чисто. Ничего, держи хвост трубой… Уши торчком, хвост пистолетом. Взяла в мужья сталкера, теперь не жалуйся. Ну, до завтра… Имей в виду, я тебе не звонил. Целую в носик.
Он резко повесил трубку и несколько секунд стоял, изо всех сил зажмурившись, стиснув зубы так, что звенело в ушах. Потом он опять бросил монетку и набрал другой номер.
— Слушаю вас, — сказал Хрипатый.
— Говорит Шухарт, — сказал Рэдрик. — Слушайте внимательно и не перебивайте…
— Шухарт? — очень натурально удивился Хрипатый. — Какой Шухарт?
— Не перебивайте, я говорю! Я попался, бежал и сейчас иду сдаваться. Мне дадут года два с половиной или три. Жена остаётся без денег. Вы её обеспечите. Чтобы она ни в чём не нуждалась, понятно? Понятно, я вас спрашиваю?
— Продолжайте, — сказал Хрипатый.
— Недалеко от того места, где мы с вами в первый раз встретились, есть телефонная будка. Там она одна, не ошибётесь. Фарфор лежит под ней. Хотите берите, хотите нет, но жена моя чтобы ни в чём не нуждалась. Нам с вами ещё работать и работать. А если я вернусь и узнаю, что вы сыграли нечисто… Я вам не советую играть нечисто. Понятно?
— Я всё понял, — сказал Хрипатый. — Спасибо. — Потом, помедлив немного, спросил: — Может быть, адвоката?
— Нет, — сказал Рэдрик. — Все деньги до последнего медяка — жене. С приветом.
Он повесил трубку, огляделся, глубоко засунул руки в карманы брюк и неторопливо пошёл вверх по Горняцкой улице между пустыми, заколоченными домами.
3. Ричард Г. Нунан, 51 год,
представитель поставщиков электронного оборудования
при Хармонтском филиале МИВК
Ричард Г. Нунан сидел за столом у себя в кабинете и рисовал чёртиков в огромном блокноте для деловых заметок. При этом он сочувственно улыбался, кивал лысой головой и не слушал посетителя. Он просто ждал телефонного звонка, а посетитель, доктор Пильман, лениво делал ему выговор. Или воображал, что делает ему выговор. Или хотел заставить себя поверить, будто делает ему выговор.
— Мы всё это учтём, — сказал наконец Нунан, дорисовав десятого для ровного счёта чёртика и захлопнув блокнот. — В самом деле, безобразие…
Валентин протянул тонкую руку и аккуратно стряхнул пепел в пепельницу.
— И что же именно вы учтёте? — вежливо осведомился он.
— А всё, что вы сказали, — весело ответил Нунан, откидываясь в кресле. — До последнего слова.
— А что я сказал?
— Это несущественно, — произнёс Нунан. — Что бы вы ни сказали, всё будет учтено.
Валентин (доктор Валентин Пильман, лауреат Нобелевской премии и всё такое прочее) сидел перед ним в глубоком кресле, маленький, изящный, аккуратный, на замшевой курточке ни пятнышка, на поддёрнутых брюках ни морщинки; ослепительная рубашка, строгий одноцветный галстук, сияющие ботинки, на тонких бледных губах ехидная улыбочка, огромные чёрные очки скрывают глаза, над широким низким лбом чёрные волосы жёстким ёжиком.
— По-моему, вам зря платят ваше фантастическое жалование, — сказал он. — Мало того, по-моему, вы ещё и саботажник, Дик.
— Чш-ш-ш! — произнёс Нунан шёпотом. — Ради бога, не так громко.
— В самом деле, — продолжал Валентин. — Я довольно давно слежу за вами: по-моему, вы совсем не работаете…
— Одну минутку! — прервал его Нунан и помахал розовым толстым пальцем. — Как это не работаю? Разве хоть одна рекламация осталась без последствий?
— Не знаю, — сказал Валентин и снова стряхнул пепел. — Приходит хорошее оборудование, приходит плохое оборудование. Хорошее приходит чаще, а при чём здесь вы, не знаю.
— А вот если бы не я, — возразил Нунан, — хорошее приходило бы реже. Кроме того, вы, учёные, всё время портите хорошее оборудование, а потом заявляете рекламации, и кто вас тогда покрывает? Вот, например…
Зазвонил телефон, и Нунан, сразу забыв о Валентине, схватил трубку.
— Мистер Нунан? — спросила секретарша. — Вас снова господин Лемхен.
— Соединяйте.
Валентин поднялся, положил потухший окурок в пепельницу, в знак прощания пошевелил у виска двумя пальцами и вышел, маленький, прямой, складный.
— Мистер Нунан? — раздался в трубке знакомый медлительный голос.
— Слушаю вас.
— Не легко застать вас на рабочем месте, мистер Нунан.
— Пришла новая партия…
— Да, я уже знаю. Мистер Нунан, я приехал ненадолго. Есть несколько вопросов, которые необходимо обсудить при личной встрече. Имеются в виду последние контракты «Мицубиси дэнси». Юридическая сторона.
— К вашим услугам.
— Тогда, если вы не возражаете, минут через тридцать в конторе нашего отделения. Вас устраивает?
— Вполне. Через тридцать минут.
Ричард Нунан положил трубку, поднялся и, потирая пухлые руки, прошёлся по кабинету. Он даже запел какой-то модный шлягер, но тут же пустил петуха и добродушно засмеялся над собой. Затем он взял шляпу, перекинул через руку плащ и вышел в приёмную.
— Детка, — сказал он секретарше, — меня понесло по клиентам. Оставайтесь командовать гарнизоном, удерживайте, как говорится, крепость, а я вам принесу шоколадку.
Секретарша расцвела. Нунан послал ей воздушный поцелуй и покатился по коридорам института. Несколько раз его пытались поймать за полу, он увёртывался, отшучивался, просил удерживать без него позиции, беречь почки, не напрягаться, и в конце концов, так никем и не уловленный, выкатился из здания, привычно взмахнув нераскрытым пропуском перед носом дежурного сержанта.
Над городом висели низкие тучи, парило, первые неуверенные капли чёрными звёздочками расплывались на асфальте. Накинув плащ на голову и плечи, Нунан рысцой побежал вдоль шеренги машин к своему «пежо», нырнул внутрь и, сорвав с головы плащ, бросил его на заднее сиденье. Из бокового кармана пиджака он извлёк чёрную круглую палочку этака, вставил её в аккумуляторное гнездо и задвинул большим пальцем до щелчка. Потом, поёрзав задом, он поудобнее устроился за рулём и нажал педаль. «Пежо» беззвучно выкатился на середину улицы и понёсся к выходу из предзонника.
Дождь хлынул внезапно, разом, как будто в небесах опрокинули чан с водой. Мостовая сделалась скользкой, машину заносило на поворотах. Нунан запустил дворники и снизил скорость. Итак, рапорт получен, думал он. Сейчас нас будут хвалить. Что ж, я за. Я люблю, когда меня хвалят. Особенно когда хвалит сам господин Лемхен, через силу. Странное дело, почему это нам нравится, когда нас хвалят? Денег от этого не прибавится. Славы? Какая у нас может быть слава? «Он прославился: теперь о нём знали трое». Ну, скажем, четверо, если считать Бейлиса. Забавное существо человек!.. Похоже, мы любим похвалу как таковую. Как детишки мороженое. И очень глупо. Как я могу подняться в собственных глазах? Что, я сам себя не знаю? Старого толстого Ричарда Г. Нунана? А кстати, что такое это «Г»? Вот тебе и на! И спросить не у кого… Не у господина же Лемхена спрашивать… А, вспомнил! Герберт. Ричард Герберт Нунан. Ну и льёт!
Он вывернул на Центральный проспект и вдруг подумал: до чего сильно вырос городишко за последние годы!.. Экие небоскрёбы отгрохали… Вот ещё один строят. Это что же у нас будет? А, луна-комплекс: лучшие в мире джазы, и варьете, и прочее всё для нашего доблестного гарнизона и для наших храбрых туристов, особенно пожилых, и для благородных рыцарей науки… А окраины пустеют.
Да, хотел бы я знать, чем всё это кончится. Между прочим, десять лет назад я совершенно точно знал, чем всё это должно кончиться. Непреодолимые кордоны. Пояс пустоты шириной в пятьдесят километров. Учёные и солдаты, больше никого. Страшная язва на теле планеты заблокирована намертво… И ведь надо же, вроде бы и все так считали, не только я. Какие произносились речи, какие вносились законопроекты!.. А теперь вот уже даже и не вспомнишь, каким образом эта всеобщая стальная решимость расплылась вдруг киселём. «С одной стороны нельзя не признать, а с другой стороны нельзя не согласиться». А началось это, кажется, когда сталкеры вынесли из Зоны первые «этаки». Батарейки… Да, кажется, с этого и началось. Особенно когда открылось, что они размножаются. Язва оказалась не такой уж и язвой, и даже не язвой вовсе, а вроде бы сокровищницей… А теперь уже никто и не знает, что это такое — язва ли, сокровищница, адский соблазн, шкатулка Пандоры, чёрт, дьявол… Пользуются помаленьку. Двадцать лет пыхтят, миллиарды ухлопали, а организованного грабежа наладить так и не смогли. Каждый делает свой маленький бизнес, а учёные лбы с важным видом вещают: с одной стороны нельзя не признать, а с другой стороны нельзя не согласиться, поскольку объект такой-то, будучи облучён рентгеном под углом восемнадцать градусов, испускает квазитепловые электроны под углом двадцать два градуса… К дьяволу! Всё равно до самого конца мне не дожить…
