Мятежная - Рот Вероника (книги бесплатно .txt) 📗
Значит, восхищение.
– Это выглядело, как фантастический рассказ, – шепчет она. – «Среди нас есть люди с особыми способностями!» Что-то вроде того.
– Ну, фантастики тут особой нет и чего-то особенного тоже, – заявляю я. – Как симуляция в пейзаже страха. Осознаешь себя, находясь в ней, и получаешь возможность управлять ею. Но у меня так в любой симуляции.
– Трис, это – невозможно, – удивляется она, беря меня за локоть.
Стоя в центре зала, Найлз подымает руки, пытаясь прекратить шум, но люди продолжают шептаться. Некоторые пребывают в ужасе, другие настроены враждебно, остальные – восхищенно, как Кристина. Наконец, Найлз встает.
– Если вы не замолчите, вас попросят разойтись! – кричит он.
Все умолкают, и Найлз садится.
– Что ты имел в виду, говоря о способности «сопротивляться симуляции»? – спрашивает он.
– Обычно это означает, что мы продолжаем осознавать себя во время симуляции, – объясняет Тобиас. Ему явно проще отвечать на вопросы, не задевающие эмоций. Он вообще не выглядит, как человек, находящийся под действием сыворотки правды, хотя ссутуленная спина и блуждающий взгляд говорят об обратном. – Симуляция, использованная для атаки на Альтруизм, была иного рода. С другой сывороткой и передатчиками дальнего действия. Видимо, передатчики не сработали на дивергентах, поскольку я проснулся в то утро полностью в сознании.
– Ты сказал, что сначалане был под воздействием симуляции. Можешь объяснить подробнее?
– Я имел в виду, что меня раскрыли и доставили к Джанин. Она вколола мне новую версию сыворотки, специально предназначенную для дивергентов. В тойсимуляции я тоже был в сознании, но ничего хорошего из этого не вышло.
– Видеосъемка из поста управления в Лихачестве свидетельствует – ты управлялсимуляцией, – мрачно говорит Найлз. – Как ты можешь объяснить это?
– Когда происходит симуляция, твои глаза видят настоящий мир, но мозг отказывается им верить. Но на определенном уровне мозг все равно все осознает. Суть новой симуляции в том, что она считывала мои эмоциональные реакции на внешние раздражители, – чеканит Тобиас, на пару секунд закрывая глаза. – А потом меняла мое восприятие раздражителей. Превращала врагов в друзей и наоборот. Я думал, что прекращаю работу симуляции, а на самом деле выполнял приказания извне, управляя ею.
Кристина кивает, слыша его слова. Мне становится спокойнее, когда я вижу, что большинство людей делают то же самое. Вот в чем преимущество сыворотки правды, понимаю я. Признания Тобиаса неопровержимы.
– Мы видели видеозапись того, что происходило на посту управления, – говорит Найлз. – Все очень странно. Пожалуйста, опиши нам тот случай.
– Кто-то вбежал на пост, и я думал, что это солдат-лихач, который хочет помешать мне уничтожить симуляцию. Я начал драться и…
Тобиас вздрагивает. Ему очень трудно.
– …когда она перестала сопротивляться, я ничего не понял. Почему она сдается? Я бы ничего не понял, даже будь я в полном сознании. Почему? Почему просто не убьет меня?
Он оглядывает толпу, пока не находит меня. Сердце едва не выпрыгивает у меня из груди. Пульс бьется даже в щеках.
– Я до сих пор не понимаю, – тихо говорит он, – откуда она знала, что это сработает.
Пульс бьется у меня даже в кончиках пальцев.
– Видимо, эмоциональный конфликт нарушил работу симуляции, – продолжает он. – Я услышал ее голос. И это помогло мне преодолеть симуляцию.
Мне жжет глаза. Я пыталась не вспоминать тот момент, когда думала, что навсегда потеряла его и сейчас погибну. Когда все, что я хотела – ощутить биение его сердца. Я пытаюсь не думать об этом и сейчас. Моргаю, чтобы скрыть слезы.
– И я, наконец, узнал ее, – говорит он. – Мы вернулись на пост управления и остановили симуляцию.
– Как звали того человека?
– Трис, – говорит он. – В смысле, Беатрис Прайор.
– Ты был знаком с ней раньше?
– Да.
– Откуда ты ее знаешь?
– Я был ее инструктором на инициации, – говорит он. – Теперь мы – пара.
– У меня последний вопрос, – говорит Найлз. – В Правдолюбии, прежде чем человека принимают в наше сообщество, он должен раскрыть нам себя полностью. Учитывая невероятные обстоятельства, в которых мы оказались, мы требуем от тебя того же. Итак, Тобиас Итон, о чем ты более всего сожалеешь?
– Я сожалею… – Тобиас наклоняет голову и вздыхает. – Я сожалею о своем выборе.
– Каком?
– Лихачестве, – произносит он. – Я прирожденный альтруист. Хотел уйти из Лихачества, стать бесфракционником. Но потом, когда встретил ее… я почувствовал, что, возможно, могу что-то извлечь из сделанного выбора.
Ее.
На мгновение я чувствую, будто смотрю на другого человека в образе Тобиаса. Чья жизнь отнюдь не так проста, как я думала. Он хотел уйти от лихачей, но остался из-за меня. Он никогда мне так не говорил.
– Выбрать Лихачество только для того, чтобы сбежать от отца, было трусливым поступком, – продолжает он. – Я сожалею о трусости. Она означает, что я недостоин моей фракции. И всегда буду сожалеть об этом.
Я жду, что лихачи разразятся возмущенными криками или побегут к стулу и изобьют его. Они способны и на куда более необдуманные поступки. Но они стоят в мертвой тишине, с каменными лицами, глядя на парня, который не предал их, но никогда не чувствовал, что по-настоящему принадлежит их фракции.
Мгновение молчат все. Я не знаю, кто начинает шептать. Кажется, что шепот возникает из ниоткуда. «Благодарю за честность». Эти слова начинают повторять все.
– Благодарим за честность, – тихо произносят они.
Но я не присоединяюсь к ним.
Я – единственное, что заставило его остаться во фракции, которую он хотел покинуть. И я недостойна.
Возможно, он заслужил право знать.
Найлз стоит посреди зала со шприцем в руке. В свете ламп он сияет. Вокруг меня – правдолюбы и лихачи, которые ждут, когда я выйду на середину и выложу им всю мою историю жизни.
Может, мне удастся противостоять сыворотке правды, – снова приходит мне в голову. Но надо ли пытаться? Наверное, для людей, которых я люблю, будет лучше, если я буду откровенна.
Я неловко шагаю в центр зала. Тобиас уходит оттуда. Мы сталкиваемся друг с другом, он берет мою руку и сжимает пальцы. Потом передо мной вырастает Найлз. Я протираю шею антисептической салфеткой, но, когда он вытягивает руку со шприцем, я отодвигаюсь.
– Лучше я сама это сделаю, – говорю я, протягивая руку. Я больше никогда и никому не позволю ничего мне вколоть, после того как Эрик вколол мне сыворотку для симуляции, поведшей лихачей на войну. Сразу после последнего испытания. Я не могу сменить содержимое шприца, но по крайней мере я сама стану инструментом саморазрушения.
– Ты знаешь, как это делать? – спрашивает он, приподнимая кустистые брови.
– Да.
Найлз отдает мне шприц. Я ставлю иглу к вене на шее, втыкаю и вдавливаю поршень. Едва чувствую укол. Слишком много во мне сейчас адреналина.
Кто-то подносит мусорную корзину, и я выкидываю шприц. Эффект сыворотки я чувствую сразу. Кровь становится будто свинцовая. Я едва не падаю, идя к стулу. Найлзу приходится схватить меня за руку и вести.
Спустя несколько секунд мой мозг умолкает. О чем я думала?Кажется, не имеет значения. Ничто не имеет значения, кроме стула подо мной и мужчины, сидящего напротив.
– Как твое имя? – приказывает он.
Как только он спрашивает, ответ сам выскакивает изо рта.
– Беатрис Прайор.
– Но ты называешь себя Трис.
– Да.
– Как зовут твоих родителей, Трис?
– Эндрю и Натали Прайор.
– Ты тоже сменила фракцию, так ведь?
– Да, – отвечаю я. Мысль отзывается в глубине моего сознания. Тоже?«Тоже» относится к другому человеку, в данном случае – к Тобиасу. Я хмурюсь, пытаясь представить его лицо, и у меня это получается, но лишь на секунду. Затем, на мгновение, я вижу его сидящим на том же стуле, на котором сейчас – я.
