Реальность 7.11 (СИ) - Дернова Ольга Игоревна (читать книги онлайн бесплатно регистрация .txt) 📗

«Последней» она становится, когда едешь со стороны Реальности. Со стороны Таблицы она первая. Всё зависит от направления взгляда. Но транзитники старательно именуют её последней — это такой же магический оборот речи, как и более известное пожелание «масляной дороги». Должно быть, никакая другая профессия не окружена таким количеством ритуалов, обычаев и табу.

Вовремя опомнившись и затормозив у Последней Заправки, я не спешил открывать дверцу кабины. Облокотясь на руль, боролся со вполне понятным волнением. Дождь выбрал эту минуту, чтобы разразиться по-настоящему. Где-то в небе над моей фурой громыхнуло, и по стеклу зацокали бесчисленные водяные иголочки. Окружающий мир словно обернули в несколько слоёв мутного, хрустящего полиэтилена. О том, чтобы выбираться наружу, теперь не могло быть и речи. Немного растерявшись, я сидел со включёнными дворниками и вертел головой то вправо, то влево. По правде сказать, толку от этого было мало. Все звуки глушил нарастающий ливень. От своей потерянности я очнулся лишь в тот момент, когда дверцу машины сотрясла серия внушительных ударов. Похоже, пассажир сам добрался до своего транспорта. Я опустил стекло и высунул нос наружу: внизу чернела клякса зонта и виднелись два обращённых ко мне бледных лица.

— Эй, шофёр, принимай пассажира! — проревел мощный раскатистый бас. Такому рыку невозможно было не подчиниться. Я распахнул дверцу и в падающем из кабины свете лучше разглядел эту пару. Один был высок, широкоплеч, затянут в кожу и чудовищно бородат. Короче, не производил впечатления человека, путешествующего автостопом. Его спутник, буркнув что-то неразборчивое, начал резво карабкаться в кабину. Этот был в мокром дождевике и в сухих перчатках; из-под низко надвинутого капюшона настороженно блеснули глубоко посаженные глаза. Я слегка расслабился, когда понял, что бородач выступает в роли провожатого. Убедившись, что владелец дождевика удобно разместился на пассажирском сиденье, бородач передал ему маленький потрёпанный саквояж и протянул широченную ладонь для прощального рукопожатия.

— Ну, давай! Как припишешься к Толстяку — перешли мне весточку с барменом.

— Спасибо! — сказал пассажир молодым, высоким голосом, в котором звучали нотки искренней благодарности.

Бородач усмехнулся, добрые морщинки у глаз на секунду преобразили его лицо.

— За опеку или за наставления? — уточнил он.

— Скорее, за первое, — ответил молодой. — Но наставления твои я тоже учту.

Чернобородый кивнул и захлопнул дверцу. Я уже сидел как на иголках, а при последних словах прощания нажал на педаль газа. Теперь, когда я выполнил первую часть задания, мне не терпелось нагнать свою автоколонну. Последняя Заправка дрогнула и начала пятиться. В зеркале заднего обзора мелькнула фигура в коже, машущая рукой. А потом всё это растворилось в пелене дождя. Дождь, кстати сказать, слегка поутих, словно и его напугал своей атлетической фигурой чернобородый. Я включил радио, но, услышав характерные потрескивания, спохватился и выключил. Мой попутчик нарушил молчание.

— А правда, что те, кто въезжают в город с работающим радио, слышат странное?

— Не знаю, — я пожал плечами. — Так говорят. Я не пробовал.

— Почему? — заинтересовался пассажир. Его дождевик стремительно высыхал, в кабине становилось влажно. Меня подмывало приоткрыть окно, но это тоже было запрещено.

— Есть правила, — сказал я.

— Негласные! — перебил пассажир.

— Негласные, да. Но они не на пустом месте выросли. Любопытные быстро отсеиваются.

— Правила, как грибы, плодятся там, где человеку страшно, — задумчиво сказал пассажир. — А самое страшное для человека — это неизвестность.

Я промолчал, фокусируясь на дороге.

— Прошу прощения, если отвлекаю, — снова заговорил попутчик. — Я просто хотел представиться. Иттрий.

Он откинул капюшон, открывая бритую голову и татуированный «третий глаз» на лбу. Татуировка была совсем свежая.

— Так ты эмпат! — догадался я. Пассажир усмехнулся с еле заметной горечью.

— Что, страшно?

— Нет. — Я старался быть предельно честным. — Только слегка неловко. Впервые вижу эмпата вблизи.

— Значит, мы в равном положении, — серьёзно ответил Иттрий. — Я тоже впервые общаюсь с гражданином Таблицы. Церковники не в счёт.

Мы опять помолчали. Потом Иттрий, не глядя на меня, прибавил:

— Даже более чем в равном положении. Меня предупредили, что при переходе эмпаты временно утрачивают способности… Похоже на правду.

— Не бери в голову! — залихватски сказал я. — Здесь и не такое творится.

Втайне я, конечно, вздохнул с облегчением. Неприятно сознавать, что чужой человек видит тебя как на ладони. Сами-то эмпаты, конечно, утверждают, что прямое чтение мыслей им не под силу, но большинство законопослушных граждан всё равно шарахается от них, как от чумы. Додумав до этого места, я был поражён внезапно обозначившимся сходством наших судеб. Что эмпаты, что транзитники — мы все стоим на отшибе. Все, так сказать, гордо несём бремя нашей неприкасаемости… Хотя эмпатам, если вдуматься, пришлось куда тяжелее. У них был свой краткий период славы, в скором времени сменившийся эпохой гонений. При Отце-Основателе в мире было относительно тихо. Но стоило ему помереть, как эмпаты начали выступать против Трансурановой Церкви. Были единичные убийства с обеих сторон; были и массовые волнения. Я не застал ни тех прекрасных, ни этих ужасных времён. В годы моего детства численность эмпатов сильно сократилась. Куда-то они все поисчезали — не без усиленной помощи Церкви, надо полагать. Чтобы получить лицензию и законный статус, каждый эмпат был обязан поработать в Таблице. Вот и ехали они туда, наподобие Иттрия. Странно другое: при таком положении вещей эмпаты по городу, казалось бы, табунами должны ходить. Я же за время моего пребывания в Таблице видел издали всего двоих или троих. Впрочем, в городе я хорошо изучил лишь окраины. В центр транзитников не посылали. А эмпаты, скорее всего, работали в Башне, так что наши пути никогда не пересекались.

— Значит, ты… едешь получать лицензию? — спросил я. Иттрий кивнул.

— Мне повезло… А ты? Давно за рулём?

Я покачал головой.

— Чуть больше года.

— И всё время ездишь туда-сюда?

— Угу.

— Говорят, что путь в Таблицу лежит через зоны трансформации, — сказал он. — Говорят, что по такой зоне можно плутать всю жизнь. Только проводники и транзитники знают дорогу.

— Наверное, так и есть. — Я пожал плечами. — Иначе зачем бы мы понадобились Церкви?

— Но как вы находите дорогу? — продолжал допытываться Иттрий. — Интуиция? Внутренний навигатор? Или какие-то особые приметы?

— У транзитников есть поговорка, — сказал я. — Не мы находим дорогу, дорога находит нас.

— Иначе говоря, это дар — такой же необъяснимый, как и эмпатия… — Он вздохнул. — Положение осложняется тем, что при пересечении границы ни один эмпат не способен определить, что же с вами происходит.

— Это, должно быть, трудно, — сказал я. — Вроде как внезапно оглохнуть, да?

Он усмехнулся.

— У нас с тобой получается обмен сведениями… Это не похоже на шум. Но, если пользоваться твоей аналогией, я страдаю не от тишины, а от какофонии. Если бы греческие эринии существовали, их бы следовало поселить здесь.

— Неприятно, — посочувствовал я, хотя слабо представлял, кто такие эти эринии. — Может быть, Полночный Хор — это тоже они?

— Полночный Хор? — переспросил Иттрий.

— Есть такое явление в Таблице, — объяснил я. — Слушаешь иногда музыку по радио или на компьютере, а сквозь неё прорываются голоса. Жуткие и нечеловеческие. У тех, кто их слышит, пальцы немеют, волосы встают дыбом, а по коже бегут мурашки.

— Я не знал.

— Типично местная легенда. Рассказывают, что иногда людей находили мёртвыми возле работающих радиоприёмников. С остановившимся сердцем. Про других, выживших, говорят, что Полночный Хор предсказал им будущее. Но, по-моему, это бессмыслица. Если хочешь исправить что-то в своей жизни, достаточно сходить в Башню, где за небольшую плату твои пожелания внесут в ПИР.