Книга странных новых вещей - Фейбер Мишель (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
Она встала. И еще до того, как она протянула руку, Питер сообразил, что разговор окончен.
— Надо бы мне почиститься, — пояснила она.
— Приятно было познакомиться, Моро, — сказал он.
— Взаимно, — ответила она и вышла.
— Хорошо готовит дим-сум, — заметил китаец, когда она ушла.
— Простите, что? — переспросил Питер.
— Тесто для дим-сум очень трудно замесить, — сказал китаец. — Оно рассыпчатое. Тесто это. Но она хорошо его готовит. Всегда заметно, что она дежурит по кухне.
Питер пересел на пустой стул возле китайца.
— Я Питер, — представился он.
— Вернер, — ответил китаец. Его пухлая рука со всеми пятью пальцами тщательно отмерила крепость рукопожатия. — Так вы осматривались?
— Пока не слишком долго. Я все еще чувствую усталость. Только прибыл.
— Чтобы освоиться, нужно время. Надо, чтобы молекулы внутри вас угомонились. Вам когда на смену?
— Э-э… Я, собственно… Я тут в качестве пастора. Думаю, что моя смена будет длиться все время.
Вернер кивнул, однако некое подобие удивления пробежало по его лицу, словно Питер сию минуту признался в том, что подписал сомнительный контракт без должной юридической поддержки.
— Делать Божью работу — это радость и привилегия, — сказал Питер. — Я не нуждаюсь в перерывах.
Вернер снова кивнул. Питер одним глазом приметил, что журнал, который он читал, назывался «Пневматика и гидродинамическая информатика», с красочной фотографией внутренностей какого-то механизма на всю обложку и броским подзаголовком: «СДЕЛАЕМ ШЕСТЕРЕНЧАТЫЙ НАСОС ЕЩЕ УНИВЕРСАЛЬНЕЕ!»
— Эти пасторские дела… — сказал Вернер. — А в чем именно они заключаются? В повседневном плане?
Питер улыбнулся:
— Нужно подождать и увидеть.
— Увидеть, как обстоят дела, — предположил Вернер.
— Вот именно, — ответил Питер.
Его снова засасывала усталость. Он чувствовал, что вот прямо сейчас сползет со стула и растечется по полу лужицей, которую Станко вытрет шваброй.
— Правду сказать, — сказал Вернер, — я не слишком секу в религии.
— А я не слишком секу в пневматике и гидродинамике, — сказал Питер.
— Это и не по моей части тоже, — сказал Вернер, с усилием потянувшись к стопке, чтобы вернуть туда журнал. — Просто взял его из любопытства. — Он снова посмотрел на Питера. Ему надо было кое-что прояснить. — В Китае в какой-то момент вообще не было никакой религии, типа во время правления одной из династий.
— И что это была за династия? — Почему-то в голове у Питера всплыло слово «Токугава», но потом он сообразил, что перепутал китайскую и японскую историю.
— Династия Мао, — сказал Вернер. — Плохое было время, чувак. Людей убивали направо и налево. Потом дела пошли лучше. Люди стали делать то, что им нравится. Хочешь верить в Бога? Отлично. В Будду? Пожалуйста. В Синто… да все равно во что.
— А вы? Вас привлекла какая-нибудь религия?
Вернер закатил глаза к потолку:
— Я как-то пролистал одну толстенную книгу. Страниц четыреста, наверно. Сайентология. Интересная. Пища для размышлений.
«Ох, Би, — думал Питер, — как же мне нужно, чтобы ты была рядом».
— Вы поймите, — продолжил Вернер, — я читал много книжек. Я по ним учил слова. Составлял вокабуляр. Так что если мне встретится вдруг какое чудное слово, в ответственный момент я типа готов к этому.
Саксофон отважился было на вопль, который можно было бы даже счесть хрипом, однако немедленно опомнился и повел нежную мелодию.
— В наше время в Китае много христиан, — заметил Питер. — Миллионы.
— Ага, но от всего населения это типа один процент или полпроцента даже. Я с детства ни одного не встречал. Экзотика.
Питер сделал глубокий вдох, борясь с тошнотой. Он надеялся, что ему только кажется, что мозг у него сдвинулся с места и теперь бултыхается в голове, устраиваясь поудобнее под тщательно смазанной оболочкой черепа.
— Китайцы… китайцы очень сильно ориентированы на семью, правда?
Вернер казался опечаленным:
— Так вроде говорят.
— А вы не согласны?
— Я воспитывался в семье военного из Германии, который служил в Чэнду. А потом, когда мне было четырнадцать, они переехали в Сингапур. — Он сделал паузу, а потом прибавил, отметая возможные сомнения: — Со мной.
— Наверное, для Китая это очень необычная история?
— Не могу представить вам статистику, но да. Очень необычная, я уверен. И еще они хорошие люди.
— И как они приняли то, что вы здесь?
— Они умерли, — сказал Вернер, не меняя выражения лица, — незадолго до того, как меня выбрали.
— Печально слышать.
Вернер кивнул, как бы подтверждая согласие с тем, что кончина его приемных родителей была все же прискорбным событием.
— Они были славные. Поддерживали меня. Многим такое и не снилось. А у меня — было. Повезло.
— А вы поддерживаете общение с кем-то дома?
— Я много с кем хотел бы пообщаться.
— А кто-нибудь особенный?
Вернер не сдавался:
— Я их всех до одного высоко ценю. Каждый уникален. Талантлив. Некоторым я по-настоящему благодарен. Они типа помогли мне очень. Наводки мне дали, свели с… ну кое с кем.
Глаза у него остекленели, когда он на миг погрузился в воспоминания о далеком прошлом.
— Когда вы возвращаетесь?
— Возвращаюсь? — Секунда или две прошли, пока вопрос дошел до Вернера, словно Питер говорил с ужасно неразборчивым акцентом. — В обозримом будущем не планирую. Некоторые, типа Северин к примеру, мотаются туда-сюда, туда-сюда — каждые пару лет. А я такой думаю: с чего? Надо три-четыре года, чтобы войти в колею. Пока акклиматизируешься, пока опыта наберешься, пока приспособишься… Это большой проект. Через какое-то время находишь точку, откуда становится ясно, как что-то взаимодействует со всем остальным. Как работа инженера связана с работой сварщика, электрика, поварихи и… и… садовода. — Его пухлые руки замкнулись, словно охватывая некую невидимую сферу, обозначив некое всеобъемлющее понятие.
Внезапно руки Вернера распухли еще больше, каждый палец раздулся до размеров детской ладошки. Лицо тоже изменило свою форму, на нем распустилось множество глаз и ртов, они высвобождались из плоти и вихрем кружились по комнате. Вдруг что-то шмякнуло Питера по лбу. Это был пол.
Несколько секунд спустя сильные руки подхватили Питера за плечи и перевернули на спину.
— Как ты, в порядке? — спросил Станко, и на удивление его нисколько не тревожило, что стены и потолок вокруг него колышутся в бредовом танце.
Вернера, лицо и руки которого вернулись в норму, похоже, тоже ничто не беспокоило, за исключением взмокшего от пота в своей слишком теплой одежде миссионера, распростертого на полу без чувств.
— Ты с нами, братан?
Питер усиленно заморгал. Комната сбавила обороты.
— Я с вами.
— Тебе надо полежать, — сказал Станко.
— Думаю, вы правы, — ответил Питер, — только я… я не знаю где…
— В инструкции должно быть написано, — сказал Станко и отошел свериться.
Минуты не прошло, как Вернер и Станко вынесли Питера из столовой в синеватый сумрак коридора. Ни Станко, ни Вернер не могли бы сравниться силой с Би-Джи, так что шли они медленно, пошатываясь, останавливаясь через каждые несколько метров, чтобы перехватить свою ношу поудобнее. Костлявые пальцы Станко впивались в плечи и подмышки Питера, — наверно, синяки останутся; Вернеру было полегче — он держал ноги.
— Я могу сам идти, я сам, — сказал Питер, но не был уверен, что это на самом деле так, да и все равно двое «добрых самаритян» пропустили его слова мимо ушей.
В любом случае его квартира находилась не слишком далеко от кафетерия. Прежде чем он это понял, его положили, вернее, сгрузили на кровать.
— Приятно было пообщаться с вами, — сказал Вернер, слегка отдуваясь. — Удачного вам… ну, чего-нибудь.
— Просто закрой глаза и расслабься, братан, — посоветовал Станко уже на полпути к двери. — Тебе надо проспаться.
Проспаться. Сколько раз он уже слышал это слово за свою жизнь. Это говорили ему люди, сгребавшие его с пола и выносившие, впрочем, в место куда менее приятное, чем постель. Время от времени парни, выдворявшие его из какого-нибудь ночного клуба или иного питейного заведения, в котором он надирался, отвешивали ему пару-тройку пинков под ребра перед тем, как поднять его и выкинуть. Однажды его вышвырнули в глухой переулок, и грузовой фургон проехал прямо над ним, чудом не задев ни головы, ни ног, ни рук, только вырвав ему клок волос. Случилось это задолго до того, когда Питер был готов признать, что это высшая сила сохранила ему жизнь.
