Глория - Михальчук Вадим (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
— Уходишь? — тихо, одними губами, спросил он.
— Нет, Сай, от вас я никуда не уйду, вы мне, как семья. Работа мне эта надоела и всё. Точка.
— Что собираешься делать?
— Не знаю, Сай, только не это.
— Поэтому молчишь?
— Да.
Мы замолчали. Вечерело. Мы прошлись по центру, увернулись от патруля и окраинами вернулись домой. Вымывшись, я спустился вниз.
Картина повторялась. Был вечер, на столе горели лампы. Артур и Чарли снова вели совещание, Арчер точил небольшой, но очень внушительно выглядевший нож. Лис, Нино, Пако и Блэк играли в вист, а Любо, как всегда, что-то тихо напевал себе под нос, полузакрыв глаза. Я подошел к Артуру и Чарли и встал напротив них. Они замолчали и Артур небрежно выпустил дым:
— Привет, Аль! Как нос, зажил?
Я кивнул.
Артур молча курил, а Чарли что-то медленно писал в своей книжке, отчетливо выводя каждую цифру.
— Я больше не могу, Артур, — сказал я негромко.
Парни продолжали играть, потертые карты с размаху шлепались на стол. Любо тихо пел:
« Ветер, ветер мореходный, он несет меня вперед, надувает паруса, расправляет грот. Ветер, ветер мой холодный, пламя не растопит лед».
— Не можешь что, Аль? — жестко спросил Артур, не глядя на меня.
— Христарадничать.
Чарли с интересом взглянул на меня. «Недобор в пиках», ухмыляется Лис. Нино темпераментно швыряет колоду на стол, карты разлетаются веером.
«Ветер, ветер мой холодный, ты мою не греешь грудь. Ветер, ветер мой свободный, держишь ты куда свой путь?»
— Что говорит Мига? — спрашивает Артур у меня.
— Ничего. Он ещё не знает.
Артур переводит вопросительный взгляд на Чарли. Тот небрежно пожимает плечами:
— Выручка в порядке, Саймон хвалит его не нахвалится. Ихор говорит, что если бы не малыш, то ему разбили бы голову. Мига не говорит ничего, — он поднимает палец, — подчеркиваю, ничего плохого...
Артур и Чарли ухмыляются и Артур продолжает:
— Что значит, что он чертовски доволен малышом, иначе бы он ворчал каждый вечер. Все довольны тобой.
— Я недоволен собой, Артур.
Он удивленно смотрит на меня, но в его глазах я вижу, что мои слова, не вызвали у него слишком большого недоумения, что ему даже в какой-то мере нравится то, что я говорю, и как я говорю.
— Поясни, — говорит он, затягиваясь и со вкусом выпуская дым.
— Я хочу другую работу, Артур.
Шлепанье карт прекращается. Краем глаза я вижу, как Лис собирает карты в колоду, ухмыляясь уголком рта. Нино барабанит пальцами по столу, выстукивая румбу. Пако и Блэк о чем-то тихо переговариваются, поглядывая на меня. Только один Любо сидит всё так же в кресле, всё также прикрыв глаза.
«Ветер, ветер мой прекрасный, ты летаешь по земле. Ветер, ветер мой несчастный, прилетай ко мне во сне».
— Надеюсь, ты не хочешь стать законником, малыш? — говорит серьёзнейшим тоном Артур.
Хохот сотрясает зал. Не смеются только Артур, Чарли, Любо и Арчер. Он, не мигая, смотрит на меня, нож с тихим звоном скользит по точильному камню, ширк-ширк.
— Сомневаюсь, что ты дашь мне рекомендацию, — отвечаю я.
Теперь смеются все, кроме Любо, даже Арчер улыбается, небрежно вытирая лезвие о тряпку. Артур бросает окурок в пепельницу. Чарли смотрит на меня и что-то неясное в его взгляде. Может быть, это уважение?
«Шесть пик», — со стола с картежниками.
«Ветер, буйный ураган, обойди нас стороной. Видишь, кровь моя из ран, кровь моя течет рекой».
В зал начинают сходиться домочадцы.
— Как только я увидел тебя, малыш, я понял, что не создан для «Подайте Христа ради», — мягко говорит Артур, наклоняясь ко мне, — ты не сможешь долго притворятся тем, кем ты не можешь быть.
Он с каким-то непонятным мне удовольствием смотрит на меня:
— Ты быстро вырос, малыш.
— Может, это мир стал меньше? — ехидно спрашиваю я.
— Ты видишь, Чарли, Саймон вырастил ещё одного чертового философа в моем доме, — поворачивается на стуле Артур.
Чарли улыбается, закрывая записную книжку и пряча в неё карандаш.
— Завтра встань пораньше, Алекс, нам нужно будет кое-что сделать, — утомленным голосом усталого лорда говорит мне Чарли.
Он всегда говорит мне «Алекс» и мне всегда немного смешно оттого, как он полностью произносит мое имя. Иногда мне хочется быть таким же умным и недоступно далёким в своей немного натянутой вежливости.
— Кому «нам»? — спрашиваю я.
— Тебе, мне и Артуру.
Я порываюсь спросить о том, что же мы должны будем делать, но Чарли, предугадав меня, поднимает вверх указательный палец правой руки, ладонью, повернутой ко мне — его излюбленный жест.
— Завтра узнаешь.
Иногда я просто завидую Чарли. Иногда мне кажется, что он видит меня насквозь.
Девушки накрывают на стол. Артур начинает расспрашивать меня о проведенном мною дне и тут к нам подходит Саймон. Я, не оборачиваясь, узнаю его шаги.
— Не обижайся, Саймон, — глухо мямлю я.
— Тут не что обижаться, малыш, — его голос, как всегда тёпл, — всё идёт, всё меняется, ничего не стоит на месте.
Он пожимает мое плечо уже ставшим привычным для меня движением и проходит к своему месту.
Мне грустно, кошки скребут на душе. Мне очень грустно, но возвращаться не хочется. За эту зиму «Христа ради» встало мне поперек горла. Я не хочу возвращаться и Саймон понимает это, как никто другой. Есть люди, способные терпеть долго, и есть те, кто умирает, если долго сидит на одном и том же месте каждый день с одной и той же оловянной кружкой в руках. Саймон знает, что я принадлежу ко вторым. Он всегда знает всё.
Мне грустно...
Встал я рано. Вокруг всё ещё было серым, неясным. Я спустился во двор и мои шаги были непривычно громкими в звенящей предрассветной тишине. Я подошёл к колодцу, набрал воды в ведро и вытащил его наверх, роняя вниз капли воды. Вода была холодной и когда я погрузил в ведро руки, то проснулся по-настоящему. Я умылся, фыркая от удовольствия.
Дом постепенно просыпался: было слышно, как в конюшне ходит кто-то из конюхов, как скрипят доски под его сапогами, было слышно, как лошади в стойлах переходят с места на место, в кухне было слышно, как выгребают из плиты сгоревший уголь — ширк-ширк.
Я вытер лицо полотенцем и сразу захотел есть. В последнее время мне хотелось есть всегда, даже ночью. Я поспешил на кухню. Там уже была Марта, ещё сонная, с розовым рубцом от подушки на щеке. Она сладко зевала, потягиваясь, как кошка.
— Доброе утро, — сказал я.
— Ты чего так рано? — удивлённо посмотрела она на меня.
— Есть хочу, — ухмыльнулся я.
Она улыбнулась уголком рта, что значило у неё ироническую усмешку.
— Ты всегда хочешь есть.
Я раскрутился по направлению к столу, на котором лежала коврига хлеба, накрытая полотном.
— Яичницу будешь? — спросила меня Марта.
— Ага.
Я взял нож и отрезал себе ломоть. Сзади послышалось чирканье спички и в плите, куда уже был положен уголь, загудело пламя.
— И Артур сегодня поднялся ни свет ни заря. С чего бы это?
Я пожал плечами: рот был уже набит хлебом.
Она сняла со стойки над плитой сковороду и поставила её на плиту, потом подошла к шкафу, достала из него глиняный кувшин со свиным жиром и деревянный ящичек с яйцами. Из ларя с селитрой для хранения мяса она достала ветчину, положила её на разделочную доску. Набрала из кувшина ложку жира и бросила его на сковороду, а затем начала нарезать ветчину небольшими кусками. Жир яростно кипел на сковороде, как будто бы злился. Я жевал хлеб, болтал ногами и смотрел на Марту. Точно так же как каждое утро смотрел на маму, как она делает завтрак. Мне всегда нравилось смотреть на Марту, когда она готовит, как из хаоса начищенной картошки, лука, моркови, зелени и серых кусочков мяса получается жаркое, или как кипит суп на плите, суп из курицы, заправленный укропом. Марта казалась мне волшебницей. Я очень любил её.
Марта бросила на сковороду ветчину и накрыла сковороду крышкой. Потом она разбила десять яиц в глубокую фаянсовую миску, добавила молока, посолила, бросила щепотку соды, пригоршню муки и принялась взбивать полученную смесь венчиком.