Дьявольская субмарина - Ковякин Сергей (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt) 📗
— Куда же вы пропали, Сударь?! — кричит художник Леонид Ланой в чёрный провал зеркала, уже никого и ничего не отражающего. — Я ещё не всё сказал…
И, стряхивая мыльную пену с бороды, изуверски искромсанной опасной бритвой, вновь мечется по квартире…
23
Подводная лодка стоит в кратере бывшего вулкана, превращённом морем в круглую бухту. Волны врываются в неё сквозь узкий извилистый проход-щель в толще скал. Мифический Бэк-Кап, спрятанный в давно прошедших временах.
В кратере относительно тихо. На корабле мёртвый покой. Кое-где на ослепительно белом корпусе потёки ржавчины. Скоро предстоит отстой в сухом доке, где рабы спиртного будут сдирать ржу до блеска металла, грунтовать по новой и красить, красить, красить… От ядовитой эмали у них разъест руки и лёгкие, и они начнут отхаркиваться кровью. Это и есть Великая Вечность Мучений.
Вдруг у самого корабля медленно всплывает гигантская кубическая глыба льда. За ней ещё несколько. В них, как мураши в янтарь, впаяны бритоголовые матросы с ярким пятном татуировки на черепе. Лица их искажены застывшим покорным страхом. Всмотревшись, художник понимает: многие ещё живы. Вдалеке алчно всплёскивают хищные многоплавниковые рыбы.
До слуха художника доносится монотонное шарканье. Молоденький матрос с испитым старческим лицом стачивает надфилем бок громадного камня — пальца-останца.
— Ты что, с ума сошёл? — спрашивает Ланой, понимая: с ума сошёл он сам. Ему вновь снится сегодня нехороший сон. Но ни звука в ответ, спина работающего горбится в ожидании удара. На камне едва заметная белёсая полоска.
— Я же тебя в рыбпорту ждал, — с укоризной произносит знакомый голос за спиной. — Зря не пришёл, сейчас бы рядышком с ними плавал.
Обернувшись, Леонид видит боцмана Глюма. Выглядит «дракоша» совсем неважно, без былого форса, лишь калоши сверкают по-прежнему. Глюм, доверительно взяв художника под руку, не спеша прогуливается с ним по холодному берегу, от прибоя до останца, поглядывая на ледяные глыбы.
— Шефу очень понравилась твоя идея с портретом. Вот, пока жив, знакомься с художественным фоном, набирайся впечатлений… Готовься морально!
Ланой переводит взгляд на кубы белого льда, что покачиваются и прозрачной стылой воде. Глюм хохочет весело, добродушно, совсем как добрый знакомый. Он так ценит юмор и шутку, этот милый висельник Глюм.
Всё происходящее похоже на сверхреальный сон-кошмар. Лютый ветер, пронизывающий тело, пятна зеленоватого, сумеречного снега под ногами да ломкий, заледеневший лишайник…
— Это тебе не «Моя жена — стерва» рисовать! — ухмыляется Глюм. — Мсье — самый великий авангардист мира. Помню, мы с ним давали уроки самому Дали! Слышал про такого тронутого, мазилка? За такой вот кубик музей «Метрополитен» никакого чека не пожалеет! Но мы люди скромные, ни за славой, ни за деньгами не гонимся… Вот погоди, призовут твоих дружков к порядку. Пару золотых электродов в мозг, чтоб не в свои дела не совались, а на черепушку коробочку единого управления с антенной и… Будет твой дружок ходить, кланяться, улыбаться по команде, а я — кнопочками щёлкать. Джагин-джогин-глюк! Даждь нам джагин-джогин-глюк! Были, есть, будут рабы и господа, господа и рабы… Или с помощью Единой Сомы, или просто — нейроконтроллеры в кору головного мозга. И будет выведен новый генотип рабов — здоровых, бестолковых и послушных… Ясно, шер ами?
«Швирк, дзвирк, швирк», — доносится от камня.
— Шанхарр, тарс им манеханем! Койсрасс! — свирепо рычит Глюм, затем вновь обращается к художнику: — Я тут маленько отвлёкся, так сказать, экскурс в высокие эмпиреи! Впрочем, время у нас ещё есть, вернёмся к нашим баранам. О чём я говорил? А, служба! Значит, так. Берутся две половинки из льда, как формочки для леденцов. Лёд смачивается водой, тебя вовнутрь — и форму сдвигают. Лёд моментально замерзает, а куб — за борт!
Глюм громко щёлкает девятихвостой плетью, скалит страшные зубы.
— Не бойся, сразу не утонешь. Некоторое время ещё поживёшь помучаешься, если голова окажется вверху. По формовочным отверстиям воздух пройдёт. Ну а если вниз… — всё так же скалясь, Глюм разводит руками. — Так кто ж виноват, что ты такой умный, что голова перевесила!.. А акулятки-то хрящевые скачут, радуются. Лёд растает, они эту падаль жрать будут, проголодались уже. Мне командор намедни говорил, как они по-латыни называются, так из головы вылетело, вечный склероз. Эй, а чего ты молчишь? — встревожился Глюм. — Давай без фокусов! Или что, я опять не на том языке разговариваю? Так что дуй к нам, парнишка, сам. Добровольно и как можно скорей. Из окна выкинься, живёшь высо?ко. Представляешь, черепушка вдребезги, как грецкий орех, мозгами всё округ забрызгано, бабы визжат! Шум, гам, мент свистит, «скорая» воет… Или бритвочкой по венам чирк — и в горячую воду. Ну кому ты на том белом свете нужен? А нам на этом просто необходим…
Глюм мерзко хихикает, подмигивает Ланою и, отпрыгнув к гранитному останцу, с наслаждением вытягивает матроса плетью по спине. Только теперь Леонид узнаёт Косарева. Худенький Косарев валится лицом вниз, а Леонид кричит от страха и жалости и… просыпается от своего крика в холодном, липком поту.
24
Пока Аркадий бегал вызывать «скорую» (телефон был разбит вдребезги, словно его топтали ногами), Леонид немного пришёл в себя. Но уже не спал, а сидел, закутавшись в одеяло, и стучал зубами. Больными сдвинутыми глазами смотрел на друга и рассказывал про тускло-коричневые сумерки, ломкий лишайник на скалах, про белую подводную лодку и кубические глыбы льда, про то, как заставляют надфилем пилить камень.
Аркадий успокаивал его, наливал кофе, но чашка прыгала в руках Леонида, и он снова принимался бормотать несусветную чушь.
Впаять человека в куб льда — пустяковое дело. Берутся две половинки, затем хлоп! Вода, моментально замерзая, сращивает лёд в монолит. Куб — за борт, вниз головой, ты медленно захлёбываешься, а хищные зубастые чудовища тенями скользят мимо, дожидаясь терпеливо своего часа…
— Это же так просто! — объяснял Ланой и санитарам «скорой наркологической помощи». — Берутся два огромных куска льда с углублениями для человеческого тела. Хлоп тебя туда! Лёд смачивают водой — и готово!..
25
Врач, давний приятель Аркадия по Берёзовой, 21, приехал по вызову сам. Когда-то самоявленный знахарь, недоучившийся студент медицинского, он вместе с Аркадием выходил в ночные смены, а в свободное время показывал удивлённым докерам девятой бригады чудеса внушения и гипноза. То заставлял диспетчеров и тальманов подписывать ведомости за разгрузку десяти пустых вагонов, то вручал портовому милиционеру здоровенную кету, и тот после нескольких пассов покорно тащил рыбу к изгороди и перебрасывал её «на волю», а затем, опомнившись, заливисто свистел ей вслед. Вся девятая пила пиво в «Шайбе» под эту рыбу, потешаясь над «самураем».
Доктор долго рассматривал картины Ланоя, затем обернулся к Аркадию.
— Говорят, у тебя первая книга вышла? Жду с автографом. А то как-то и не верится, что вместе работали в знаменитой девятой. В бригаде алкарей и прогульщиков.
— Поставь его на ноги, я тебе и вторую подарю. А что касается тех благословенных дней, то мы были просто рабами, но, поскольку этого не знали, были счастливы. Так что с ним?
— Элементарная белая горячка. К счастью, без явных суицидальных попыток, хотя… Не переживай, палата будет отдельная, на двоих. Компаньон уже выздоровел, за твоим другом присмотрит. Заодно и сам потрясётся, как в зеркало на себя посмотрит. Это у меня в методику входит. Поскольку с тобой возились, будь добр — ухаживай, долг платежом красен.
Доктор снова повернулся к одной из картин.
— М-да, любопытная интерпретация «делириум тременс» в форме постоянно появляющейся в сознании белой субмарины. Но талантливо! Корабль вечной службы для потерявших свою душу. Это ведь он написал «Варенье из мух?» Довелось как-то увидеть у весьма высокопоставленных лиц, был почти шокирован. Видел и «Портрет молодой сволочи». Андерграунд. Двоится, как и в жизни. Где суть, и не разобрать… А это что? — Он наклонился ближе, разбирая подпись. — Неужели все десять тысяч и изображены? Кошмар какой-то, как с ними управиться! Нет, это действительно мечта неосуществимая, да и слава Богу… Алкоголь пожирает душу, полёт в никуда! Ты, Аркадий, не выпиваешь даже «культурно»? Что, восемь лет кряду — как стёклышко? Молодец, держишь прессинг по всему полю. И тогда, помню, мог и рога обломать, если уж слишком настырно с рюмкой привяжутся… Жизнь — штука серьёзная. Желание жить хорошо давит на человека чудовищным прессом. Мало кто понимает, что счастье достигается трудом и потом. Желание же заполучить счастье немедленно, сейчас, сию минуту подтачивает человека, как гниль, изнутри, заставляет его искать забвения от неудач… Слабый ищет забвения, сильный — препятствий!
