Повесть о дружбе и недружбе - Стругацкие Аркадий и Борис (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
– Продолжайте, – сказал Красноглазый Удивительному Мужчине.
Тот выпустил в гнусный воздух кастрюли два синих дымовых кольца и вытянул в сторону Генки длиннющий костлявый палец.
– Отвечайте, юноша, и не медлите, – произнес он. – Какие страны играют ведущую роль в мировом производстве хлопчатобумажных тканей?
Генка молчал.
– Каков удельный вес США в производстве электроэнергии развитых капиталистических стран?
Генка едва заметно повел плечом.
– Какое минеральное сырье из стран Южной Азии вывозится на мировой рынок?
Генка был недвижим.
Кто бы они ни были, эти жуткие инквизиторы-экзаменаторы – диверсанты ли, разведчики из другого мира или служители неведомого культа, – с Генкой им не повезло. Во-первых, Генка был прирожденным троечником и ничего этого (из физики, математики, биологии и тем более из экономической географии) не знал и знать не хотел. Но самое главное – он был из тех, кто никогда никому и ничего не уступает. Особенно если его припирают к стенке. Андрей Т. сам был свидетелем того, как Генку в метро приперла к стенке почтенная пожилая женщина, увешанная сумками и кошелками. Генка проехал восемь остановок, в том числе и ту, где им нужно было выходить. Он краснел, бледнел, читал газету, в которую были завернуты его ботинки с коньками, даже притворялся мертвым, но места своего так и не уступил... Да, этой банде уродов следовало бы схватить кого-нибудь послабее духом и покрепче знаниями.
– А скажи мне, малтшик, – вкрадчиво произнес Недобитый Фашист, – какими характеристиками отличается танк Т-34 от танка Т-6 «Тигр»?
Это он попал в яблочко. Генка на всю школу славился великолепным знанием танковой, артиллерийской, авиационной и ракетной техники, как отечественной, так и иностранной, как современной, так и давно прошедших эпох. Неужели?.. Генка есть Генка. Он едва заметно повел плечом и сплюнул в сторону. Между уродами прошло движение.
– Однако же, юноша, – проговорил Удивительный Мужчина, – вы воображаете, что наше терпение безгранично. Создается впечатление, что вы ошибочно принимаете нашу выдержку и спокойствие за мягкотелость и нерешительность. Но перед вами не тюфяки какие-нибудь, не рохли и не слабонервные интеллигенты! Вы сами отлично знаете, что мы у м е е м получать сведения, в которых мы нуждаемся. Так попробуйте напрячь свое убогое воображение и представить себе, что станется с вами, когда после полуночи у нас будут развязаны руки!
Двугорбая Старуха облизнулась. Самый Первый Блин плотоядно потер руки. Эстрадная Халтурщица хихикнула. Хмырь с Челюстью сломал лом и с лязгом швырнул обломки на железный пол.
Андрей Т. взглянул на светящийся циферблат. Черные стрелки показывали без пяти минут новогоднюю полночь. Он переступил с ноги на ногу, и вдруг что-то лязгнуло под его ногой. Он поглядел. Шпага. Мокрая, ржавая, холодная, как все здесь. Но – шпага. Оружие. Сила! Только силу можно было противопоставить этому купающемуся в зловонии амфитеатру разбойников. У Алексея Толстого сказано как-то не так, и вообще никакой здесь не амфитеатр, но это как раз не важно. Андрей Т. обтер рукоять шпаги полой куртки.
– Надо полагать, – говорил Удивительный Мужчина, – вы все еще надеетесь на помощь вашего приятеля Андрея Т. Напрасно. Полночь близится, близится время Крайних Воздействий, близится ужасное для вас испытание, юноша, а тем временем! – Удивительный Мужчина возвысил голос. – А тем временем ваш так называемый друг мирно сидит себе в окружении любимых своих марок, смакует свое любимое фруктовое мороженое и о вас даже думать забыл!
– Врешь! – взревел Андрей Т. и вскочил на железные перила.
– Врешь! – вскричал он и одним прыжком приземлился на самой середине железной кастрюли рядом с Генкой. – Выходите! Выходите! Выходите все! На меня! На одного!
– хрипло запел вдруг оживший Спиридон.
На Андрея, расставив чудовищные лапы, шел Хмырь с Челюстью. За ним, отставая на шаг, выдвигались, ухмыляясь и переглядываясь, Недобитый Фашист и Красноглазый Юноша. Андрей Т. мрачно усмехнулся и сделал глубокий выпад...
Прекрасное новогоднее солнце било сквозь морозное окно.
– Пришел твой, – сказал дедушка.
– Который час? – хриплым со сна голосом спросил Андрей Т.
– Начало одиннадцатого, – сказал дедушка и удалился.
Приблизился Генка-Абрикос, совершенно красный с мороза, со снежинками в попсовых волосах и без автодрома. Он уселся на табурет и стал смотреть на Андрея жалкими виноватыми глазами. Многословные и несвязные объяснения его сводились к тому, что вырваться от Кузи оказалось невозможно, а потом Славка принес новые диски, а потом Кузин папан приготовил шербет, а потом забарахлил магнитофон, а потом пришла Милка... Ну разумеется! Милка. Так бы и сказал с самого начала...
– Знаешь, Абрикос, – сказал Андрей Т., прерывая на самой середине все эти малодостоверные объяснения, – хочу тебе подарок сделать. Новогодний. Бери мою коллекцию марок.
– Ну?! – воскликнул восхищенный и виноватый Генка.
В передней послышались шаги и голоса. Это вернулись родители, сбежавшие из Грибановской караулки, потому что не в силах оказались выдержать видения любимого Андрюшеньки, распростертого на ложе фолликулярной ангины.
Генка-Абрикос бубнил что-то благодарное и виноватое, а Андрей Т. лежал на спине, обеими руками держа Спиху, Спиридона, Спидлеца этакого, глядел на его страшную сквозную рану – круглую дыру с оплавленными краями – и слушал.
– негромко пел Спиридон, и эта песенка, как всегда, была уместной, и от нее тихонечко и сладко щемило сердце.
