Нет повести печальнее на свете... - Шах Георгий Хосроевич (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
– А вы хорошо ее отделали, профессор, – прервал его размышления один из студентов. И сразу посыпались реплики:
– Так ей и надо!
– Нечего продавать своих!
– Будьте покойны, мы за вас горой станем!..
– Спасибо, друзья, – сказал растроганный Чейз. – Я не сомневался, что вы истинные маты. – К нему полностью вернулась обычная самоуверенность. – Мы сумеем защитить свой клан. А сейчас давайте продолжим…
Пер догнал Улу уже за университетской оградой и схватил ее за руку.
– Подожди, успокойся.
– Оставь меня! – Она вырвала свою руку.
– Не обращай внимания на этого выскочку, он ведь не может простить нам происхождения.
– Чейз опозорил меня. При всех сказать такое – да как он смел!
– Хамство, конечно, но где ему взять хорошие манеры? А скажи мне, зачем ты это сделала?
– Что именно?
– Ну, кинула мяч агру.
– Мне так захотелось.
– Назло Тибору? Он тебе чем-нибудь досадил?
– Ничего подобного.
«Женское своенравие», – подумал многоопытный красавчик Пер.
– Ладно, ничего не бойся, – сказал он покровительственно, – скоро мы поженимся, и все забудется.
– Ты уверен? – спросила она с иронией, которой Пер не уловил.
– Еще бы! – воскликнул он с жаром. – Да кто посмеет подумать дурно о моей жене! Если такие найдутся, мы с Тибором живо приведем их в чувство.
– Я не о том. Ты уверен, что мы поженимся?
Он с удивлением взглянул на нее.
– То есть как?
– А так. Я ведь тебе не давала согласия.
– Опять капризы, – сказал он с раздражением. – Ладно, не ломайся. Ты еще в школе мне проходу не давала.
– Не скрою, ты мне нравился. Но теперь с этим кончено.
– Позволь, не далее как неделю назад в парке…
– Можешь не напоминать. Я говорю: кончено.
– Что ж, выходит, Чейз прав, и ты действительно очарована этим агром, как его звать, Ром, что ли?
– Это тебя не касается.
– Послушай, девочка, мне тебя жаль. Ты соображаешь, что делаешь? Агр и мата – хороша пара! – Он желчно рассмеялся.
Она повернулась и пошла.
– Опомнись, ты себя погубишь!
Ула не отозвалась. Тогда он забежал вперед и загородил ей дорогу.
– Извини за грубость. Ты знаешь, я избалован женским вниманием, от этого мое фанфаронство… Но я люблю тебя, никогда не сомневался, что мы с тобой рождены друг для друга. И тут вдруг – как обухом по голове.
– Переживешь, Пер, – сказала она мягко.
– Я убью себя!
– Переживешь. И утешишься. Останься моим другом, мне так нужна сейчас дружеская рука.
– Нет и нет. Мы обручены. Твои родители не позволят поломать уговор. И Тибор… Если ты не образумишься, я всех натравлю на тебя!
– Не грози, – сказала она устало. – Мне и так страшно.
Эти слова поразили Пера. Он стоял опустошенный, растерянный и, когда Ула тронулась с места, не пытался больше ее остановить.
Мать встретила Улу неласково.
– А, королева явилась!
– Как Тибор? – спросила Ула.
– Лежит. Пойди полюбуйся, как твой агр отделал брата. Может быть, совесть у тебя, наконец, заговорит.
Ула, едва сдерживая слезы, прошла к Тибору. Вопреки ожиданию он неплохо выглядел и был в обычном для себя веселом настроении.
– Сестренка пришла проведать умирающего? А я, как видишь, в полном здравии.
– Правда, Тибор?
– Так, ерунда, остались синяки.
– И ты на меня не сердишься?
– С чего ты взяла? Ну, порезвилась, подкинула мяч агру, за что и была коронована. Да я рад за тебя, и твой агр, видно, совсем неплохой парень.
– Тибор, – она прижалась щекой к его груди, – ты меня воскрешаешь!
– Честно говоря, я принял его за пентюха, а у него, оказывается, есть характер. Конечно, ты понимаешь, будь я настороже, ему никогда бы со мной не сладить.
– Конечно, братец, ты самый сильный и ловкий игрок в Университете.
– Смеешься?
– Нет, я совершенно серьезно.
– А почему у тебя глаза заплаканы? – Он взял ее за подбородок, пытливо всматриваясь.
– Так… – Она отвернула лицо.
– Ну, ну, мне ты можешь признаться.
Ула расплакалась, и Тибор принялся ладонью вытирать с ее щек слезы, поглаживая другой рукой по спине. – Успокойся, ничего ведь страшного не случилось.
– Ты не представляешь, как он меня при всех…
– Кто он? Объясни толком.
– Профессор Чейз.
– А, этот выскочка… Что же Пер, неужто он за тебя не заступился?
Она достала платок, начала приводить себя в порядок.
– Не знаю, я убежала, и Пер догнал меня на улице. Он настаивал, чтобы мы скорей поженились.
– И правильно. Все пересуды на твой счет разом прекратятся.
– Тибор, – сказала она просительно, – не сердись, но я не могу выйти за него замуж.
– Как это? – Он приподнялся в кровати. – Что между вами произошло, поссорились?
– Ничего. Просто я его не люблю.
Он присвистнул.
– И давно ты это поняла?
Она кивнула.
– Послушай, Ула, не знаю, как мать с отцом, а я буду последний, кто станет тебя понуждать к этому браку. Я вообще нахожу идиотским обычай с детства навязывать суженых. Слава богу, меня они не удосужились оженить по своей прихоти! Но мне всегда казалось, что он тебе нравится. Может быть, это простая размолвка? Помиритесь. Хочешь, я поговорю с ним по-мужски?
– Нет, Тибор, ничего не получится.
– Скажи мне честно, уж не влюбилась ли ты в кого другого?
Она промолчала.
– Ладно, не буду пытать.
Ула с благодарностью подумала, что у ее буйного и взбалмошного брата, грубого в своем прямодушии, хватило такта не ворошить ее смятенные чувства. И тут же сделала еще одно открытие: у него хватило проницательности понять, что с ней происходит.
– В конце концов, найдешь другого, все мы примерно одинаковы, – философски заметил Тибор. – Единственное, что я тебе скажу: не забывай о своем клане, без него не проживешь. – И после небольшой паузы вдруг спросил: – А все-таки, почему ты подбросила ему мяч?
– Сама не знаю, затмение нашло… Хотя, может быть, из жалости. У него был такой растерянный вид, когда ты его атаковал.
– А-а… – протянул Тибор.
Раздался стук, дверь отворилась, на пороге появился Капулетти-старший.
– Привет, дети. Тибор, я заберу у тебя Улу, мне надо с ней поговорить.
В отцовском кабинете Ула забралась на мягкую широкую софу, поджав под себя ноги. Это было ее излюбленное местечко, в детстве она проводила здесь целые часы, листая популярные издания по математике и изредка поглядывая на отца, склонившегося над заваленным рукописями письменным столом. Время от времени он прерывал свое творчество, чтобы пофилософствовать с дочкой на отвлеченные темы. Ула мало что понимала, но ей нравилось чувствовать себя взрослой, и она важно кивала, как полагается солидному собеседнику. Мать, заставая их за этим занятием, выговаривала мужу, чтобы он не забивал ребенку голову всякой чепухой, а лучше бы преподал ей элементарные правила поведения. Капулетти протестовал, доказывая, что детский ум – это чистая доска, на которой с самого начала следует записывать вечные истины: пусть они недоступны ей сейчас, зато когда-нибудь обязательно воскреснут в памяти и сослужат свою службу, а без такого фундамента математической культуры ничего путного из нее не выйдет. Он нервничал, срывал и вновь водружал на нос гигантские роговые очки, но в конце концов махал рукой, усаживался за стол и через секунду забывал и Улу, и все на свете.
