Тело угрозы - Михайлов Владимир Дмитриевич (книги полностью бесплатно TXT) 📗
Он вызвал человека из приемной. Сказал:
– Передай – отправить в бункер ребят на усиление. Сейчас. Два автобуса. В полной боевой.
И снова Гридню:
– Еще что-нибудь?
Гридень кивнул:
– Надо вот что – прямо сейчас: есть такой чудак, работает в «Нашей газете», зовут его – Хасмоней. Его ночью должны взять, потому что и объявление, и сайт в Интернете – все прошло через него. И через него хотят выйти на автора, чтобы и его тоже замести, – потому что от него и идет вся подлинная информация. Сейчас он залег где-то, но Хасмоней знает – где.
– Все понял. Хасмонея сейчас же спрятать. Давай адрес. Есть?
– Получил. Сейчас… вот.
Федор Петрович взял адрес. Кивнул. Спросил:
– А через него – к автору?
– Нет. Одновременно.
– Адрес знаешь – где он лежит? Что он за тип, кстати?
– Ты его знаешь. Минич. Журналист.
– Минич? Черт! Это же от него я… Постой. Тогда, может быть, и эта… Зина с ним?
– Твоя горячая любовь?
Кудряш ухмыльнулся:
– Да ладно – ты ведь в курсе… Моя целительница, вот кто она.
– И это известно. Бери, пользуйся, здоровей. Видишь – ничего для тебя не жалею.
– Где они?
– Недалеко от Москвы. Мои твоим объяснят. Хотя лучше – поедут вместе. Чтобы, так сказать, быть в курсе. К тому же… Ага, вот как: взять туда этого самого Хасмонея. На его голос они выйдут. А то могут и в очередной раз сбежать – и попадут прямо туда, куда не надо бы.
– Не доверяешь?
– Фу! Постыдился бы.
– Шутка.
– Теперь так. В Москве их оставлять нельзя.
– Ясное дело. Засвечиваться ни к чему.
– Я бы их забросил на крейсер. Но там будет, самое малое, одно неудобство. Наблюдать за телом с плавучего основания практически невозможно – даже при полном штиле. А надо, чтобы они следили до самого конца.
– Мою подземную базу не качает. Как-никак рассчитана на ядерную атаку.
– Это выход. Спрячь их там.
– Сейчас наверняка задействован «Перехват»…
– Забрось своим вертолетом к моему «Боингу». Там у тебя он сможет сесть?
– Там сядет что угодно.
– И вот еще что. Вместе с ними надо вывезти оттуда и трубу, и все, что с нею связано. Телескоп, ты понял?
– Парень, да к чему? У меня там такая техника…
– Пусть их ищут там, где промелькнет труба. К тебе ее как раз везти не надо. Но взять аккуратно, ничего не ломая. А эта парочка пусть захватит с собой все, что нужно, в особенности по наблюдениям. Кстати, ребята эти там пригодятся как наблюдатели.
– Да у меня там…
– Скоро наблюдать придется в двух направлениях.
– Когда это?
– Как только выпустят ракеты. По телу.
– Думаешь?
– Знаю совершенно точно.
– От кого? – насторожился Федор Петрович.
– Ну, братец…
«Слишком многого хочешь», – так понял это Кудряш. И не обиделся: только так и следовало поступать. Дружба, как говорится, дружбой… даже когда она есть.
– А когда хотя бы?
Гридень пожал плечами:
– Если сделаем все быстро – успеем.
Федор Петрович пожевал губами. Сказал:
– Хорошо. Договорились. Сейчас поедет группа. Заедет за твоими. Где они у тебя?
Гридень чуть улыбнулся:
– Около твоих ворот. Два джипа. В полной готовности.
– Ну слава Богу, – сказал Кудряш. – А то я все пытался сообразить: в чем подвох? Ты ко мне – и без серьезной охраны. А теперь вижу – все в порядке.
– Очень сильная вещь, – сказал Гридень, – инстинкт самосохранения. Верно?
11
– Сволочи! Сукины дети! Мать их…
Эти и разные другие слова произносил Панкратов, генеральный директор шестьдесят четвертого канала, – вслух, но не очень громко, чтобы не услышали за дверью.
Он уже собирался домой, когда весть о странном объявлении дошла до него. И он сразу же понял, в чем заключалась его суть.
Панкратов скрупулезно выполнял устное соглашение, заключенное с самим президентом: ни слова, о друг мой, ни вздоха – и тебя больше не станут трогать. Выполнял, потому что инстинкт самосохранения был сильнее – и даже не самосохранения, а сохранения канала если не в таком, то почти в таком виде, в каком до сих пор существовал. И все было вроде бы в порядке. Было бы в совершенном порядке, не будь Панкратов – и даже прежде всего – журналистом. Искателем и переносчиком новостей, а новость ценится, как известно, по уровню ее сенсационности. Для журналиста сенсация подобна пище: ее необходимо проглотить, переварить – и так далее. А если это самое «и так далее» задерживается или вообще становится невозможным, носитель сенсации страдает куда более мучительно, чем если бы это был нормальный запор. Панкратов страдал все эти дни – и, как вдруг оказалось, зря: кто-то другой не испугался (хотя ему, может быть, и терять было нечего) – и выбросил новость на рынок. Правда, в этакой полумаске; но ведь и он сам, Панкратов, смог бы сделать то же самое – прозрачно намекнуть, не обязательно же было гнать открытым текстом… Если говорить правду, испугался тогда – и обрадовался тоже: надоела вся эта кампания. А вот теперь – казнись, что не ты первый…
Хотя если подумать – время еще не упущено. Тиви-каналы пока еще молчат. Теперь верхам придется как-то реагировать – и они наверняка соорудят какую-то свою версию, наполовину правдивую (фрикассе из конины с рябчиком, состав: одна лошадь, один рябчик), и запустят ее, конечно, по казенному каналу – по одному из. Тогда и вовсе плохо будет. Упредить! Не терять больше ни минуты!
«Хочешь вслед за Гречиным – на Ваганьково?» – усомнился здравый смысл.
Но Панкратов сейчас был в такой досаде, что на здравый смысл лишь цыкнул – и тот спрятал рожки, как улитка, в раковине. Однако знал, что вскоре он опять покажется, с рожками побольше и поострее. Так что надо было ковать железо, пока молот не сломался. Генеральный директор схватился за телефон:
– Тамара? Слава Богу, ты еще тут… Зайди немедленно: в завтрашнюю сетку придется внести изменения – с самого утра. В первый же выпуск «День нынешний». Давай-давай, время не терпит…
И почувствовал вдруг, как полегчало на душе. Жребий брошен. Как говаривал в древности Кай Юльевич – alea jacta est.
12
Ящик был здоровенным, в нормальную комнату размерами, но глыбу удалось погрузить в него с немалым трудом, Минич даже удивился – как это у него получилось, да еще без единого подъемного крана, просто так, пользуясь веревками и рычагами. Ящик этот был гробом, и сейчас в него уложили не что иное, как покойника; конец глыбе, она умерла и не будет больше причинять беспокойство никому и никогда. Осталось лишь спихнуть домовину в заранее вырытую яму – и как это у него получилось? – и все. Но сперва нужно, как и полагается, заколотить крышку – иначе этот камушек, чего доброго, выберется на свет Божий и снова начнет чудить. Но для последнего действия все готово: стремянка, тяжелый молоток, целый ящик шестидюймовых гвоздей – для вящей надежности.
Минич с помощью Джины поднял крышку, они поднесли ее и установили в нужном месте. Ящик лежал на боку, иначе в него никак не удалось бы закатить глыбину. Джина, милая девочка, золотая помощница, прислонилась к крышке спиной, чтобы та плотно прилегала к периметру, Минич же установил стремянку, захватил в горсть гвоздей, подобрал молоток и полез наверх. Заколачивать он решил сверху – чтобы все детали конструкции совпали. И не пришлось бы переделывать. Гвозди положил на стенку, что играла сейчас роль потолка. Поставил один. И принялся вколачивать. Древесина была сухой, податливой, гвозди шли легко. Один, другой, третий, частые негромкие удары…
– Что? Кто?..
Он рывком сел в постели, откинув одеяло. Протер глаза. Вечер уже? Нет, белый день – сквозь узкие щели в ставнях проходили узкие полосы света. А…
В дверь снова постучали – осторожно, но достаточно настойчиво. Теперь и Джина открыла глаза – сонные, не понимающие. Шевельнула губами. Минич приложил к ним свой палец:
– Тс-с…
