Летнее утро, летняя ночь - Брэдбери Рэй Дуглас (книги TXT) 📗
— Честно? Ты правда пойдешь?
— Так точно, мэм, сказано — сделано, — подтвердил папа. — Но и с тебя возьму обещание.
— Какое?
— Если хочешь, чтобы мы пошли вместе, ты должна как следует покушать.
— Обещаю. — Пришлось согласиться.
— Договорились.
Тут вошла мама, села за стол, и мы с ней тоже принялись за еду.
— Не торопись! — одернула мама.
Я чуть помедлила, а потом снова начала давиться.
— Ты слышала, что сказала мама? — спросил папа.
— Там женщина кричит, — не выдержала я. — Давай скорее!
— Лично я, — начал папа, — намереваюсь пообедать в тишине и покое, чтобы как следует распробовать бифштекс, картофель, непременно салат и мороженое, а под конец, с твоего позволения, бокал кофе глясе. Это займет никак не менее часа. И заруби себе на носу, юная леди: если за обедом будет сказано еще хоть слово про эту крикунью, я вообще не сдвинусь с места ради удовольствия послушать ее концерт.
— Да, сэр.
— Ты все поняла?
— Да, сэр…
Обед растянулся на века. Все двигались еле-еле, как в замедленном кино. Мама медленно вставала и медленно садилась; вилки, ложки и ножи плавали медленно. Даже мухи летали медленно. Папа еле жевал. Все застопорилось. Мне так и хотелось заорать: «Скорее! Ну пожалуйста, поторопись, вставай, быстро собирайся, бежим, бежим!»
Но нет, я сидела смирно, и, пока мы ели — в час по чайной ложке, — где-то в отдалении (у меня в ушах не смолкал этот крик: А-а-а-а) кричала женщина, брошенная всеми, а люди спокойно обедали, в небе светило солнышко, и на пустыре не было ни души.
— Ну, вот и все. — Наконец-то папа насытился.
— Можно, я теперь покажу, где кричит эта женщина? — спрашиваю.
— Мне добавку кофе глясе, — попросил папа.
— К слову, о тех, кто кричит, — вмешалась мама. — Вчера вечером у Чарли Несбитта и его жены Хелен был очередной скандал.
— Тоже мне, новость! — сказал папа. — У них что ни день — скандалы.
— Я считаю, у Чарли скверный характер, — сказала мама. — Да и жена не подарок.
— Ну, не знаю, — протянул папа. — Мне кажется, она вполне ничего.
— Не тебе судить. Ведь ты едва на ней не женился.
— Опять ты за свое? — не выдержал папа. — Всего-то и были помолвлены полтора месяца.
— Слава богу, хватило ума разорвать помолвку.
— Ты же знаешь Хелен. Она всегда была склонна к театральным эффектам. Надумала, чтобы ее заперли в сундуке и сдали в багаж. У меня прямо волосы дыбом встали. На том все и кончилось. А вообще она славная была. Милая, добрая.
— Ну и чего она добилась? Вышла замуж за такое чудовище.
— Пап! — встряла я.
— Что правда, то правда. Нрав у Чарли крутой, — продолжал папа. — Помнишь, Хелен играла главную роль в школьном выпускном спектакле? Хороша была, как картинка. И даже сама пару песен для этого спектакля сочинила. В то лето она и мне посвятила песню.
— Ха! — фыркнула мама.
— Не смейся. Песня была хорошая.
— Ты мне никогда не рассказывал.
— Это было только между нами. Как же там пелось?
— Пап! — сказала я.
— Отправляйся-ка ты с дочкой на пустырь, пока до греха не дошло, — сказала мама. — А уж потом споешь мне эту дивную песню.
— Ладно, будем собираться, — сказал папа, и я потащила его на улицу.
В такую жару на пустырь никто не выходил, и только зеленые, коричневые и бесцветные осколки бутылочного стекла пускали солнечных зайчиков.
— Показывай, где твоя крикунья, — засмеялся папа.
— Лопаты забыли, — спохватилась я.
— Успеется. Для начала послушаем сольный концерт, — сказал папа.
Подвела я его к тому самому месту.
— Вот здесь, — говорю, — слушай.
Стали мы прислушиваться.
— Ничего не слышу, хоть убей, — сказал папа.
— Шшш! — говорю ему. — Надо подождать.
Подождали.
— Эй, вы! Кто кричал? — Я уже и сама стала кричать.
Мы слышали, как светит солнце. Слышали, как ветер шевелит листву — вообще неслышно. Потом автобус проехал.
И больше ничего.
— Маргарет, — сказал папа, — советую тебе вернуться домой, лечь в постель и обвязать голову мокрым полотенцем.
— Но она была здесь, — не вытерпела я. — Вот именно на этом месте я ее слышала! Она прямо выла, выла, выла. Смотри, тут даже земля вскопана.
Я нагнулась — и во все горло:
— Эй, вы, там, внизу!
— Маргарет, — остановил меня папа, — вчера мистер Келли выкопал здесь большую яму, чтобы сбрасывать туда мусор и всякий хлам.
— А ночью, — объясняю ему, — кто-то другой этим воспользовался и сбросил туда женщину. А сверху забросал землей, как будто так и было.
— Пойду-ка я домой приму холодный душ, — решил папа.
— А как же твое обещание?
— На таком солнцепеке работать вредно, — отговорился папа. — Жарища-то какая.
И ушел домой. Мне было слышно, как хлопнула дверь черного хода.
Я даже ногами затопала.
— Вот черт! — вырвалось у меня.
И тут снова раздался крик.
Она кричала и кричала. Может, она была связана по рукам и ногам и не сумела высвободиться, а теперь собралась с силами и опять стала звать на помощь, а что я могла сделать в одиночку?
Солнце палит, а я стою на пустыре и чуть не плачу. Потом все-таки помчалась к дому и забарабанила в дверь.
— Папа, она снова кричит!
— Конечно, конечно, — сказал папа. — Пойдем-ка. — И стал подталкивать меня наверх. — Вот так-то лучше. — Заставил меня лечь в постель и положил мне на лоб полотенце, смоченное холодной водой. — Тебе надо отдохнуть.
Тут я разревелась.
— Пап, она же умрет, и мы будем виноваты. Ее закопали живьем, как в рассказе Эдгара По. Только представь, какой это ужас: ты кричишь, а людям и дела нет.
— На улицу сегодня ни ногой, — папа опасался за мое здоровье. — До вечера полежишь в постели. — С этими словами он вышел из моей спальни и запер меня на ключ.
Из гостиной доносился их с мамой разговор. Слезы у меня скоро высохли. Выбралась я из постели и на цыпочках подкралась к окну. Моя комната — на втором этаже. Высоковато. Пришлось сдернуть с кровати простыню, привязать за один угол к ножке кровати и свесить из окна. Потом я влезла на подоконник и благополучно съехала по этой простыне на землю.
Добежала я тайком до сарая, прихватила пару лопат и понеслась на пустырь. А духотища жуткая, как никогда. Стала я копать: копаю-копаю, а голос из-под земли все не смолкает…
С меня семь потов сошло. Вонзаешь лопату, а там сплошь камни да стекла. Я боялась, что провожусь до темноты и все равно не успею.
А что было делать? Бежать за подмогой? И что сказать людям? Они ведь все рассуждают, как мои предки. Нет, надо было копать, сколько хватит сил, и рассчитывать только на себя.
Минут через десять на пустыре появился Диппи Смит. Мы с ним одногодки, вместе в школу бегаем.
— Здорово, Маргарет! — говорит.
— А, Диппи. — Это я на выдохе.
— Чем занимаешься? — спрашивает.
— Копаю.
— Что ищешь?
— Тут из-под земли тетка кричит, надо ее откопать. — Так ему и сказала.
— Не слышу никакую тетку, — сказал Диппи.
— Ты посиди да обожди чуток — и услышишь. А еще лучше помоги.
— И не подумаю, — говорит, — пока не услышу крик.
Мы немного выждали.
— Слыхал? — завопила я. — Теперь доволен?
— Ага! — Хоть и не сразу, Диппи меня зауважал, даже глаза заблестели. — Нормально! Повтори-ка!
— Что повторить?
— Крик такой.
— Надо выждать. — Я даже растерялась.
— Нет, прямо сейчас! — Вот пристал, даже вцепился мне в плечо и начал трясти. — Давай, не тяни резину. — Порылся он в кармане и выудил небольшой агатовый шарик. — Гляди! — Он сунул шарик мне в руку. — Если завоешь, как тогда, — подарю.
Из-под земли раздался протяжный крик.
— Ну, ты даешь! — говорит Диппи. — Покажи, как это у тебя получается! — А сам так и ходит кругами, как будто диковинку разглядывает.
— У меня не… — заговорила я.
— Небось прикупила эту книжечку, «Говори не своим голосом», — Диппи продолжал строить догадки. — Десять центов стоит, ее из Техаса выписывают, в Далласе специальный магазин есть. Точно? У тебя во рту спрятана такая хитрая фиговинка чревовещательная, да?
