Избранная - Рот Вероника (читать книги полные .txt) 📗
– Да, – подтверждает Четыре. – Что-то не так?
– Нет.
– Хорошо. Сейчас мы пойдем в Яму, которую вы рано или поздно полюбите. Это…
Кристина фыркает:
– Яма? Отличное название.
Четыре подходит к Кристине и наклоняется к ее лицу. Его глаза сужаются, и мгновение он просто смотрит на нее.
– Как тебя зовут? – тихо спрашивает он.
– Кристина, – пищит она.
– Вот что, Кристина, – шипит он, – если бы я хотел мириться с наглецами-правдолюбами, я бы вступил в их фракцию. Вот первый урок, который я тебе преподам: держи язык за зубами. Поняла?
Она кивает.
Четыре идет к тени в конце тоннеля. Толпа неофитов следует за ним.
– Вот придурок, – бормочет она.
– Наверное, он не любит, когда над ним смеются, – отвечаю я.
Пожалуй, с Четыре лучше быть поосторожнее, осознаю я. На платформе он казался безмятежным, но теперь его спокойствие чем-то меня настораживает.
Четыре распахивает двойные двери, и мы входим в помещение, которое он назвал Ямой.
– Ох, – шепчет Кристина. – Теперь понятно.
«Яма» – самое подходящее название. Это подземная пещера, такая огромная, что я не вижу противоположной стороны со дна, на котором стою. Неровные каменные стены возвышаются над головой на несколько этажей. В них высечены ниши для еды, одежды, припасов и отдыха. Соединяют их узкие тропинки и лестницы, вырезанные из камня. Перил, чтобы люди не падали, нет.
На одной из каменных стен лежит косой оранжевый луч. Крыша Ямы сделана из стеклянных панелей, а над ней возвышается здание, которое впускает солнечный свет. Наверное, оно казалось обычным городским зданием, когда мы проезжали мимо на поезде.
Голубоватые фонари, такие же как в Зале выбора, с неравными промежутками висят над каменными тропинками. Их свет становится ярче по мере захода солнца.
Люди повсюду, все в черном, все кричат и разговаривают, оживленно жестикулируя. Я не вижу в толпе пожилых. Существуют ли пожилые лихачи? Они не доживают до старости или их просто отсылают прочь, когда они больше не в состоянии прыгать с несущегося поезда?
Стайка детей бежит по узкой тропке без перил так быстро, что у меня колотится сердце, и хочется крикнуть им, чтобы притормозили, пока не убились. Перед глазами вспыхивает воспоминание об упорядоченных улицах Альтруизма: колонна людей справа проходит мимо колонны людей слева; скупые улыбки, склоненные головы и тишина. У меня сводит живот. Но в хаосе Лихости есть нечто чудесное.
– Идите за мной, – говорит Четыре, – и я покажу вам пропасть.
Он манит нас вперед. Его лицо кажется довольно заурядным по стандартам лихачей, но, когда он поворачивается спиной, из-под воротника его футболки выглядывает татуировка. Он ведет нас к правой стороне Ямы, отчетливо темной. Я щурюсь и вижу, что пол, на котором я стою, кончается железным заграждением. Мы подходим к перилам, и я слышу рев – это вода, стремительно несущаяся вода разбивается о камни.
Я выглядываю за край. Пол обрывается под острым углом, и в нескольких этажах ниже мчится река. Неукротимый поток разбивается о стену и брызжет вверх. Слева от меня вода спокойнее, зато справа – сплошь белая, пенящаяся на камнях.
– Пропасть напоминает нам о тонкой грани между отвагой и глупостью! – кричит Четыре. – Безрассудный прыжок с этого уступа оборвет вашу жизнь. Такое уже случалось и будет случаться и впредь. Я вас предупредил.
– Невероятно, – замечает Кристина, когда мы все отходим от перил.
– Вот именно, невероятно, – киваю я.
Четыре ведет группу неофитов через Яму к зияющей дыре в стене. Комната за ней освещена достаточно хорошо, чтобы видеть, куда мы идем: обеденный зал, полный людей и звенящих столовых приборов. Мы заходим, и все лихачи встают. Они аплодируют. Топают ногами. Кричат. Шум окружает и переполняет меня. Кристина улыбается, и через мгновение я присоединяюсь к ней.
Мы ищем свободные места. Мы с Кристиной находим почти пустой стол на краю комнаты, и я оказываюсь между ней и Четыре. Посередине стола стоит тарелка с незнакомой едой: круглые куски мяса между круглыми ломтями хлеба. Я зажимаю один пальцами, не зная, как к нему подступиться.
Четыре пихает меня локтем.
– Это говядина, – подсказывает он. – Вот, намажь сверху.
Он передает мне маленькую мисочку красного соуса.
– Ты никогда не ела гамбургеров? – удивляется Кристина с широко распахнутыми глазами.
– Нет, – отвечаю я. – Это так они называются?
– Сухари едят простую еду, – объясняет Четыре Кристине.
– Почему? – спрашивает она.
Я пожимаю плечами.
– Затейливость считается потаканием своим прихотям и излишеством.
Она ухмыляется.
– Неудивительно, что ты ушла.
– Ага. – Я закатываю глаза. – Все дело в еде.
Уголок рта Четыре дергается.
Двери в столовую открываются, и все умолкают. Я оборачиваюсь. Входит молодой мужчина, и в тишине слышны его шаги. Его лицо сплошь покрыто пирсингом, а волосы длинные, темные и сальные. Но зловеще он выглядит не поэтому. Его ледяной взгляд скользит по комнате.
– Кто это? – шепчет Кристина.
– Его зовут Эрик, – отвечает Четыре. – Он лидер Лихости.
– Серьезно? Но он так молод.
Четыре мрачно смотрит на нее.
– Возраст здесь не главное.
Я вижу, что она собирается спросить о том же, что волнует и меня: «Тогда что главное?» Но Эрик заканчивает осмотр комнаты и идет к столу. Он идет к нашему столу и плюхается на стул рядом с Четыре. Он не здоровается, так что мы тоже не здороваемся.
– Ну что, представишь меня? – Он кивает на нас с Кристиной.
Четыре произносит:
– Это Трис и Кристина.
– Ого, Сухарь, – ухмыляется Эрик. Улыбка растягивает проколы от пирсинга в его губах, и я морщусь. – Посмотрим, долго ли ты протянешь.
Я должна что-то сказать, например, заверить его, что протяну очень долго… но слова не идут на ум. Не понимаю почему, но мне не хочется, чтобы Эрик смотрел на меня. Ни сейчас, ни в будущем.
Он барабанит пальцами по столу. Костяшки его пальцев сбиты, как будто он слишком сильно ударил их обо что-то.
– Чем ты занимался в последнее время, Четыре? – спрашивает он.
Четыре пожимает плечами.
– Да так, ничем.
Они друзья? Мой взгляд мечется между Эриком и Четыре. Все, что делает Эрик – сидит с нами, расспрашивает Четыре, – говорит о том, что они друзья, но поза Четыре, напряженная, словно натянутая струна, заставляет предположить, что они нечто иное. Соперники, быть может, но разве это возможно, если Эрик – лидер, а Четыре – нет?
– Макс говорит, что пытается встретиться с тобой, а ты не показываешься, – произносит Эрик. – Он просил разузнать, что с тобой происходит.
Четыре несколько секунд смотрит на Эрика, прежде чем ответить.
– Скажи ему, что я вполне доволен своим местом.
– То есть он хочет предложить тебе работу.
Кольца в брови Эрика сверкают на свету. Возможно, Эрик воспринимает Четыре как потенциальную угрозу его положению. Отец говорит, что те, кто стремится к власти и добивается ее, живут в вечном страхе ее потерять. Вот почему мы должны вручать власть тем, кто к ней не стремится.
– Похоже на то, – говорит Четыре.
– И тебе это не интересно.
– Мне два года это не интересно.
– Что ж, – произносит Эрик. – Тогда давай надеяться, что до него дойдет.
Он хлопает Четыре по плечу, чуть сильнее, чем нужно, и встает. Когда он уходит, я сразу оседаю на стуле. Я не осознавала, что так напряжена.
– Вы двое… друзья? – Я не в силах сдержать любопытство.
– Мы были в одном классе неофитов, – отвечает он. – Он перешел из Эрудиции.
Все мысли об осторожности вылетают из головы.
– Ты тоже был переходником?
– Я думал, нелегко придется только с правдолюбами, которые задают слишком много вопросов, – холодно парирует он. – Теперь и Сухари подключились?
– Наверное, это потому, что ты такой мягкий, – равнодушно предполагаю я. – Ну знаешь, как кровать, утыканная гвоздями.
Он смотрит на меня, и я не отвожу взгляд. Он не пес, но с ним работают те же правила. Отвернуться – значит подчиниться. Смотреть в глаза – значит бросить вызов. Это мой выбор.
