Катастрофа - Скобелев Эдуард Мартинович (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗
Танго хлынуло с маленькой эстрады, над которой кружились причудливые фонари из цветной бумаги.
Запахи пота, табака, дешевых духов и кухни меня не угнетали — было хорошее настроение. В ожидании ужина мы пили какую-то дрянь и смотрели, как танцуют стройная меланезийка в кружевной короткой юбке и широкогрудый бородач в оливковой униформе.
Ритм держала труба. Попеременно рыдали то аккордеон, то скрипка, — качались прижавшиеся друг к другу тени, плыли по полу цветные пятна…
К нам подсел плешивый гуляка из европейцев. Дирижируя пивной кружкой, человек плакал, размазывая по щекам слезы.
— Джентльмены, — сказал он, — я плачу!
— Вижу, сэр, — равнодушно отозвался Макилви.
— Прошли времена, джентльмены, когда гвоздь или наперсток определяли нашу цивилизованность!..
Макилви развел руками:
— Сэр, я не выписываю чеков на предъявителя.
Крепко выругавшись, незнакомец поплелся в дальний угол зала…
Подали сырого тунца с лимоном и напиток из цветочного сока кокосовой пальмы. Я не был трезв настолько, чтобы по достоинству оценить вкус напитка, ради которого, очевидно, была погублена пальма — для сбора сока перерезают ее верхний стебель, подвешивая к нему сосуд…
— Что такое одиночество? — вдруг спросил Макилви. — Фразы, фразы, надоели фразы!..
Говорить и спорить не хотелось. Я упрекал уже себя за выпивку. Мой организм не выносит взбадривания — алкоголь надолго выбивает меня из колеи.
— Человек боится правды, — покачав головой, продолжал Макилви. — Чем мы отличаемся от меланезийцев с их табу? Они не называют вслух многие вещи, оттого что боятся злого духа, который помешает им достичь цели. Может, того же боимся и мы? Мне кажется, мы гораздо подлее — умалчивание обнажает нашу трусость не перед духами, а друг перед другом… Я не писатель, я не изощрялся в проповедях. Но я уверен, одиночество — это чувство безнадежности. Оно подстерегает нас повсюду. Даже среди близких. И если страшно, когда нет личных перспектив, неизмеримо страшнее, когда их нет больше ни у кого…
Странная мысль.
На этом благословенном острове, где все поет и пляшет, а природа в изобилии предлагает свои дары, подумал я, глупо говорить об одиночестве: или не Макилви утверждал, что тут не ставят себе неосуществимых целей? Источник напряженности в обществе, — когда один пожирает то, что принадлежит многим. Здесь, слава богу, видимо, не очень стремятся к излишкам богатства, — им попросту не находится применения…
Танго сменилось космо-роком «банано», разновидностью меланезийского ритуального танца. Партнеры танцевали соло, повернувшись спиной друг к другу и при этом временами в такт ударяясь. Некая толстуха сбила пьяненького морячка на пол. Восторженно взревели мужские глотки…
Мне было весело. Все качалось, все ходило ходуном. Я, кажется, тоже участвовал в пляске. Смутно помню, как к нам с поклонами и улыбкою на лице подошел Куицан, новый хозяин экспресс-бара. Макилви с ним говорил, но довольно грубо, и Куицан извинялся…
Гортензия отыскалась — осматривая владения Герасто, она получила солнечный удар и потеряла сознание.
Герасто чего-то боится, если готов уступить участок.
Я слышал, будто на иностранцев собираются ввести налог, а на землевладельцев-иностранцев наложить еще тяжкие обязательства. По-моему, Такибае не такой дурак, чтобы не представлять себе, чем это ему грозит. Без помощи белых они здесь передохнут, потому что при нынешних отношениях между собою уже не прокормятся без уничтожения более слабых.
У Герасто объявился важный гость — какой-то мультимиллионер. То ли из Канады, то ли из ЮАР. Он долетел до Бугенвиля, а оттуда на своей яхте добрался до Атенаиты. Герасто собирается устроить по этому случаю грандиозную попойку.
Участвовать в попойке — это выйти из формы на целый месяц. Если Гортензия хочет поразить общество новым нарядом, пусть принимает приглашение. А я жертвовать временем не намерен. Я понесу свой терновый венец до победы, отрекаясь от всех соблазнов…
В городе множатся слухи о Фэнче. Говорят, даже члены правительства были у него на дотации. Если, как обещают, откроется сессия парламента, дойдет до потасовки. Слухи, только слухи. Однако благодаря им власти приняли решение провести расследование обстоятельств, связанных с исчезновением покойника и, как теперь утверждают, драгоценностей и золота на баснословную сумму. Расследование поручено Асирае, главному инспектору полицейского управления.
Познакомился с м-ром Фроммом. Почти земляк. Мой отец был швейцарцем немецкого происхождения. И хотя я не говорю по-немецки, мне близка манера мышления Фромма. На фоне развязного Макилви он производит впечатление большого скромника. Он без ума от жизни на острове, где нет налогов, торговых наценок, суеты и телевизора, опасного урода, возникшего от случки грязной газеты и нечистоплотной политики. Фромм восторгается публикой двухшиллингового кинотеатра «Сюрприз океана» — в самые острые моменты аборигены лупят в барабаны и хором выкрикивают заклинания…
Настоящему художнику не обойтись без музыки, без стихов и без философии. Философия для художника — сила, организующая натуру.
Во всем плохом есть хорошее — в этом основа компромиссов. Природа защищается диалектикой. А человек? Может ли защититься?
Гортензия все более увязает в парапсихологической белиберде. Я сам втянул ее в оккультизм и мистику, и, боже, вся эта полуглупость, объясняемая необъяснимостью страданий, прилипла к ней. Она уже сомневается, человек ли она, не действуют ли вместе с нею в ее оболочке другие типы?
Я не лишен воображения и потому не отрицаю его в других. Я не стану объявлять шизофреником человека только на том основании, что он не похож на меня. В сущности, критерии нормальности никому не известны, и я лично считаю нормой не безликую серость, а гениев, говорящих на языке, непонятном для своей эпохи.
Гений приходит прежде всего для того, чтобы поддержать другого гения. Если прервется их цепочка, мы утонем во мраке…
Мы судим обо всем, и даже о жизни, по отношениям между вещами и между людьми. Достаточно ли этого? Согласен, мы выясняем какие-то состояния. А сущности? А закон? А будущее?..
