Откровение - Коудри Альберт (список книг TXT) 📗

Горшин подсел к Гро за их обычный столик в «Винном погребке «Столица», жадно высосал из дешевого бокала полдюйма темно-красного каберне «Мондо россо» и принялся обличать пациентов. - Росс, ты не представляешь, каково это - с утра до ночи выслушивать чокнутых, черт их дери. Голос Горшина гудел, будто большой барабан; сложение соответствовало. Его собутыльник был тощим, язвительным и желчным, какими бывают лишь радикалы-переростки из университетских городков.

- Я вынужден читать галиматью своих студентов, - возразил Гро, - а получаю примерно десять процентов того, что зарабатываешь ты.

Горшин пропустил это мимо ушей. Ему, как Гамлету, ничто не могло помешать распинаться.

- Даже с моим любимчиком пошла сплошная маета. Я вот о чем: меня, представителя крошечного, тающего отряда последовательных последователей Фрейда - хохма нечаянная! - улюлюкая, взяли в кольцо индейцы из племени фармакотерапевтов. Наконец прорезался идеальный пациент: умный, готовый к сотрудничеству, с подлинно оригинальной системой параноидального бреда, сказочно денежный

- а я, похоже, бьюсь с ним впустую.

- Что оригинального в паранойе? - удивился Гро. - Все мои знакомые параноики - редкостные зануды. Убеждены, что «Монсанто» [1] отравляет систему водоснабжения, или евреи тайно замышляют захватить власть в Галактике, или правительство пытается управлять их мозгом посредством направленного радиовещания на зубные пломбы, или…

- Мой пациент полагает, - медленно проговорил Горшин, - что Земля - это яйцо.

Гро заинтересовался.

- Земля - яйцо?

Он невольно поднял голову, и его взгляд скользнул за могучее левое плечо Горшина. На противоположном конце «Погребка» телевизор вводил собравшихся у стойки выпивох в курс вечерних новостей. С экрана, точно воспаленное око, взирало изображение, переданное «Марс Орбитером». «Что ж, - сказал себе Гро, отыскивая в чужой фантазии крупицу логики, - планеты и в самом деле слегка овальны, а если хорошенько подумать, овальный - значит яйцевидный…»

- Да, яйцо, - невозмутимо рокотал Горшин. - Его в незапамятные времена снесла гигантская космическая зверюга, каковую мой пациент именует матерью-драконицей.

- Эй, фрейдист, если это ни о чем тебе не говорит, пора прикрыть лавочку!

- Все внутренние планеты - яйца, - задавил Горшин этот выкрик с места, как тяжелый джип разутюжил бы мопед. - Поэтому они так отличаются от внешних планет. Пока был всего один выклев - там сейчас пояс астероидов. Из Меркурия и Венеры, считает мой больной, вероятно, вообще никто не вылупится: оттуда до Солнца рукой подать, и драконьи зародыши - он называет их драконышами - испеклись в скорлупе. Зато Земля вроде каши из сказки про трех медведей: не горячая и не холодная, самое то.

- Но если мы - «самое то», почему из нас до сих пор никто не проклюнулся?

- Оттого-то он и проявляет признаки острого беспокойства. В его представлении это произойдет со дня на день. Глобальное потепление - знак. Оно, дескать, вызвано вовсе не парниковым эффектом, а тем обстоятельством, что наш дракончик ворочается, трется о скорлупу, готовый выскочить наружу. Стоит моему подопечному услышать про очередное землетрясение или цунами, как он тут же приходит к заключению, что это драконыш долбит земную кору яйцевым зубом.

- Что такое «яйцевой зуб»?

- Нарост на носу у юных крокодилов, помогающий пробить скорлупу. Говорю тебе, Росс, я души не чаю в этом парне. Его система де-люзий - долгожданное отдохновение от чуши, которую мне обычно приходится выслушивать. Даже жалко лечить! Но это моя работа, а он искренне нуждается в помощи, хочет освободиться от парализующего страха перед тем, что драконыш, вылезая, развалит Землю на части. И он платит бешеные деньги, только бы избавиться от этой боязни, а я, судя по всему, здесь бессилен - что ввиду моего анально-удержи-вающего воспитания не дает мне покоя.

- Ты пьешь достаточно красного вина, - заверил Гро, - и никакое удерживание тебе не грозит, ей-богу.

Неделю спустя (разговор в «Погребке» уже забылся) Гро проводил ознакомительное занятие с набранной на новый семестр школой писательского мастерства.

На кафедре английской словесности Университета Эрона Бэрра и в Серебряных Родниках, университетском городке, Гро за глаза величали «Доктор Гроб», что он чрезвычайно ценил, ибо, как следствие, не страдал от избытка учеников. Урожай нынешней осени насчитывал девять душ. Их-то сейчас и разглядывал Гро - с явным неудовольствием.

В основном неряшливые, как сербские рекруты. Но не все. Был один молодой чернокожий франт: безупречные косички, тщательно подстриженная бородка и маленькие, светло-синие, с виду дорогие очки; он чем-то напоминал Малкольма X [2] , словно родился на свет «Калашниковым». Дальше за исцарапанным казенным столом сидел белый - опрятный и серьезный, точно биржевой маклер-мормон. Под буклированной тканью его строгого пиджака так и просматривался ярлычок «Братья Брукс», а чисто выбритое лицо лучилось кристальной честностью: ни дать ни взять последователь какого-нибудь проповедника из глубинки.

Гро на мгновение вообразил, как этих двоих окунают в бронзу и водружают в часовне, воздвигнутой на территории университетского городка во славу великого бога Разнообразия. Имена замечательно им подходили: когда, оглашая скудный список, Гро вызвал У.Пирсона Клайда, «маклер» издал сдавленный писк, должно быть, означавший «здесь!». Гро добрался до Иншаллы Джонса, и АК-47 вообще не откликнулся - лишь приподнял длинную бежевую кисть на три дюйма над столешницей и бесшумно уронил ее обратно.

На первое занятие студентам велели принести образчики их творчества, и теперь Гро хмуро следил, как растет ворох бумаги, приливной волной накатывая на него по столу. Рукописи по преимуществу были пухлые, будто американские дети, избравшие стезю диабетиков, и наверняка - тут Гро охотно побился бы об заклад - цвели угрями юношеской прозы.

Однако У.Пирсон Клайд, благослови его Господь, добавил к общей груде тощий опус в пластиковой обложке, а Иншалла Джонс небрежно кинул на стол свиток - странички, свернутые в трубочку и перехваченные резинкой. У Гро затеплилась слабая надежда: возможно, дорог все-таки тот золотник, который мал.