Бомба замедленного действия - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович (книги txt) 📗

Песах Амнуэль

Бомба замедленного действия

ЧАСТЬ 1. Алексей Воронцов

Моросило. Тучи стояли низко, задевая крыши высотных зданий. Воронцов отошел от стола и включил свет. Стол был пуст, факс и компьютеры отключены.

Было грустно, и не хотелось никуда ехать. Обычно перед отлетом Воронцова охватывало нетерпение, он был рассеян, мысленно формировал план деятельности, прикидывал, куда пойдет в первую очередь, с кем встретится, о чем напишет. А сегодня… Сковывает сознание, давит. Может, потому что морось?

«Нет, — подумал Воронцов, — это, пожалуй, из-за Ленки».

Через какой-то месяц он станет дедушкой, но внука (или внучку?) увидит будущим летом, когда вернется в отпуск. Впрочем, часто ли он сейчас видится с дочерью? За полтора месяца, что он провел дома, много было всяких встреч, а у Ленки он побывал дважды, и она с Игорем приезжала четыре раза. Ира — это решено — переселится теперь к молодым, хотя добираться до работы ей будет сложнее. И хорошо, что он улетает — не будет путаться под ногами.

Воронцов оглядел кабинет. Ничего не забыл, можно уходить. На столе тихо щелкнуло в динамике селектора, и приглушенный голос сказал:

— Алексей Аристархович, вы еще у себя?

— Да, — сказал Воронцов. — Уже собрался, Виктор Леонидович.

— Загляните ко мне, хорошо? Они уже попрощались с главным, все нужное сказано. О чем

вспомнил неподражаемый Лев? Внешне главный редактор вовсе не походил на царя зверей, но прозвища прилипчивы. Изредка к нему так и обращались — Лев Леонидович. Он не обижался.

В редакции была обычная суета — не авральная беготня, как перед сдачей номера. Лев стоял у стеллажа с подшивками газеты за последние десять лет. Воронцов отрапортовал:

— Собкор Воронцов по вашему приказанию явился!

— Вольно, сержант, — буркнул Лев, как обычно, и Воронцов отметил, что нынче главный не желает раздавать званий, а не далее как вчера назвал Воронцова штабс-капитаном.

Сели в кресла. Отсюда был хорошо виден дисплей, по которому бежали строки сообщений. Изредка слышался зуммер — отмечалась информация повышенной важности.

— Сейчас, — сказал Лев, — это идет по второму разу. Вот, ЮПИ сообщает…

Он ткнул пальцем в клавишу на пульте. Стрекотнул принтер, на стол выпал лист бумаги. Воронцов пробежал глазами текст, узнал телеграфный стиль Дэвида Портера, с которым часто сталкивался в Нью-Йорке, и не только по делам.

«12 сентября 2005. Нью-Йорк (Юнайтед Пресс). Физик, лауреат Бишоповской премии Уолтер Льюин выступил сегодня перед студентами университета Нью-Йорка с изложением своих взглядов на современную физику. Лекция, как, впрочем, все последние выступления Льюина, касалась скорее не физики, а политики. Льюин привел ряд аргументов в пользу необходимости скорейшего ядерного конфликта между США и Россией (как вариант — между США и Китаем). Только ядерная война способна вернуть Соединенным Штатам главенствующее положение в мире и дать толчок развитию наук, которые сейчас имеют главным образом прикладной характер из-за необходимости „играть в оборону“. Лекция неоднократно прерывалась криками протеста. На 14 сентября намечено выступление Льюина в Национальной галерее.»

— Чепуха какая-то, — сказал Воронцов. Льюина он знал. Лично не встречался, но слышал о нем довольно часто. Физик был одним из активистов общества «Ученые за мир». Как-то даже ездил в Ирак с контрольной группой МАГАТЭ. Занимался ядерной физикой или чем-то подобным. Выступление Льюина перед студентами по меньшей мере странно. Даже оголтелые «ястребы» из ВПК сейчас не позволяют себе таких высказываний, понимая, что политического капитала с ними не наживешь. Студенты — не та аудитория, перед которой стоило бы пропагандировать идеи ядерной войны, крайне непопулярные в наше время. Значит, выступление было рассчитано, скорее всего, на кого-то другого. Если человек вчера был пацифистом, а сегодня призывает к войне, тому должна быть серьезная причина.

Воронцов произнес последнюю фразу вслух, и Лев согласно кивнул:

— Если причина личного характера, то это не так интересно. А если есть какие-то другие факторы?

— Вы предлагаете мне поговорить с ним? — спросил Воронцов.

— Было бы неплохо, хотя на интервью я не рассчитываю. Но попробуйте. Главное — информация. В общем, вы понимаете, чего я хочу.

— Вполне.

— Это не к спеху, но, по-моему, очень любопытно.. .. Любопытно. Как это часто бывает, слово прилипло, и Воронцов повторял его, спускаясь в лифте и перебегая под дождем к машине, а потом выезжая на Минское шоссе, он еще раз повторил это слово. Действительно, любопытно. Человек призывает уничтожить все живое, включая, естественно, и себя. Он хороший физик, писал в свое время о ядерной зиме, хорошо представляет последствия любого, даже самого локального, конфликта.

«Прежде чем снять скафандр, проверьте — можно ли дышать воздухом этой планеты!» — такую надпись Воронцов увидел как-то в Централ-парке на иллюзионе «Космические приключения». Он не пожалел денег и пошел смотреть. Это действительно оказалось очень интересно — полная имитация иного мира, настоящий скафандр. Приборы показывали: снаружи смесь хлористого водорода с еще какой-то гадостью. Один посетитель не поверил наставлениям, и Воронцов видел потом, как он заходился в кашле, стоя у ограды аттракциона. Если уж делать гадость, то — добросовестно.

Приезжая в Нью-Йорк, Воронцов, будто в Централ-парке, натягивал на себя скафандр — невидимую психологическую броню, которая постепенно таяла.

В квартире его ждала бумага с уведомлением: арендная плата повышалась на пятьдесят процентов. По местным понятиям квартира была более чем скромной — две комнаты и кухня. Но комнаты были уютными, особенно привлекал Воронцова вид с семнадцатого этажа. Переезжать не хотелось. Он послал запрос в Москву, и Лев ответил коротко: «Оставайтесь».

Для того, чтобы отобрать из хаоса информации о деловой и политической жизни материал для своей первой корреспонденции, Воронцову понадобилось четыре дня. В госдепартаменте прошла волна перемещений. В отставку подали сразу пять министров, президент заявил, что не желает дурных разговоров о кабинете. Воронцов дал анализ ситуации, отправил материал и надеялся, что Лев будет доволен. Материал пошел сразу и спустя неделю после приезда Воронцов позволил себе, наконец, расслабиться.

Вечер он решил провести в пресс-клубе — здесь заводились знакомства, нащупывались связи, но вести сугубо деловые разговоры считалось дурным тоном. Пошли они вдвоем с Крымовым, корреспондентом ИТАР. Отправились пешком. Сентябрь в Нью-Йорке выдался довольно прохладным, и воздух был прозрачнее и чище обычного. Разговор вели необязательный. Воронцов больше смотрел по сторонам. Купили в автомате вечерние газеты и постояли, перелистывая страницы. Сенсаций не было. Воронцов привлекла фотография на шестой полосе — некий Льюин, погибший от рук грабителей на перроне подземки. Конечно, это был другой Льюин, но фамилия напомнила о поручении Льва, и Воронцов подумал, что пора уже вплотную заняться физиком.

— Николай Павлович, — спросил он, — вам знакома фамилия физика Льюина?

— Конечно, — ответил Крымов. — Говорил с ним год назад. Очень приятный человек, но показался немного банальным. Его разговоры не выходили за рамки обычных рассуждений человека, который много смыслит в науке, но полный профан в политике. А я, к сожалению, профан в физике, так что ничего у нас не получилось.

— Вы читали его последние высказывания?

— Читал и убедился лишний раз, что он недалекий человек. О войне рассуждает так же банально, как и о мире.

— Вы думаете?

— Да, это неинтересно. Льюин не один такой среди ученых. В науке — светлые головы, но в политике путают плюсы и минусы.

— Наверно, не все так просто, — усомнился Воронцов.

— Алексей Аристархович, мир для такого рода деятелей — понятие немного абстрактное. Как и война. Теоретически он знает, что столько-то ядерных зарядов такой-то суммарной мощности произведут такой-то эффект. А если войны не будет, природа пойдет по такому-то пути. С точки зрения экологии оптимальнее второй вариант. А поскольку высказывать оригинальное мнение — признак личности, он и высказывает.