Сказка о принце. Книга вторая (СИ) - Чинючина Алина (полные книги txt) 📗
- Нет… - слабо ответила она. – Все хорошо.
- Аж побелела вся… Иди-ка сядь. Августа, налей ей воды!
- Нет, ничего, - на негнущихся ногах Вета дошла до лавки, упала на нее. – Тетка Августа, а дальше что?
- Что – дальше? – не поняла Августа, уплетая за обе щеки свежие ягоды с огорода.
- Ну, про поединок… что говорят?
- Да я все уж сказала. А, ты ж не слышала. Ну, говорила мне Лючия, она во дворце швеей служит, а ее мать мне все время шить приносит, я же шью-то сама видела как, мне и белошвейкой стать предлагали, да глаза уже не те…
- Тетка Августа!
- А… ну да. Так вот Лючия и рассказала, я ее давно не видела, у них там во дворце теперь все с ног сбились, им и выходные отменили пока, говорит: работы много, обшивать, говорит, принцессу надо…
- Какую принцессу? – крикнула Вета.
- Ну как какую – нашу принцессу, ее высочество Изабель, она же в монастыре была, а теперь вернулась, ее король вернул, или нет – она же в тот день уже была там, только…
- Тетка Августа! – взмолилась Вета. – Ну, говорите же вы толком! В какой день? Откуда вернулась?
- А ты, девка, не перебивай, - рассердилась Августа, - а то и себя, и меня запутаешь. Говорила мне Лючия, что в тот день король злой был и нервный какой-то, ну это дело привычное. Уже к полудню шло, король уезжать куда-то собрался, как вдруг услышали они звон, точно кто-то на оружии дерется, в коридоре где-то, ну и кинулись туда. Пока прибежали, глядь: король на полу лежит мертвый, а над ним стоит оборванец какой-то, страшнее черта, весь в крови и говорит: я, мол, король истинный, я вашего Густава на поединок вызвал и убил, потому что он у меня трон отнял. Ну, и все на колени опустились, мол: да здравствует король! А что им еще оставалось: этот ведь и прибить мог. Ну вот, теперь царствует. Какие-то, говорит, доказательства предъявил, что он – тот самый принц, который сосланный был, и что он не виноват был в том, за что сослали, и что истинный наследник. Вот… говорит, скоро коронация будет.
- Доказательства… - беззвучно повторила Вета. – Какие доказательства?
- А я знаю? – Августа пожала могучими плечами. – Вот как в следующий раз Лючию увижу, так расспрошу, что там и как. Только нескоро это будет.
Какие это могли быть доказательства, если тот, кто мог что-то предъявить, давно мертв? Кто был этот самозванец, Вету не интересовало бы, если бы… если бы не поединок. Если правда то, что болтают, если это был в самом деле тот старый обычай… да нет, чушь какая! Кто, кроме Патрика, мог? А он – убит. Значит, самозванец.
Она повторяла себе это, просыпаясь среди ночи и лежа до рассвета без сна. Говорила днем, укачивая Яна или стирая белье. Она перестала есть и спать… говорила – и то верила, то не верила. Поединок. Если это правда, то Патрик…
Нет, не может быть.
- Вот что, милая, - сказала однажды вечером бабка Катарина, когда Вета разбила третью чашку и посыпала кашу Яна солью вместо варенья. – Что-то неладное с тобой творится. Ты не пузата часом?
Вета перевела взгляд запавших глаз на бабку и улыбнулась.
- Что вы, бабушка, куда мне. Вернее, откуда…
- Я уж не знаю, откуда, но вижу, что не в себе ты. Что стряслось? Малец вроде здоров, а ты изводишься. Ну? Говори, что случилось?
- Ничего, бабушка.
- Ты мне сказки не рассказывай. Из-за чего маешься? На себя посмотри, от тебя тень осталась. Ну?
Вета молчала.
- Не хочешь говорить. Значит, маета твоя с прошлым связана. Или думаешь родню отыскать да объявиться?
Вета молчала.
- Боишься поди? Правильно делаешь, что боишься. Кто его знает, что там за новый король…
- Не в том дело, бабушка, а… - она запнулась. Как объяснить? Вот так вот взять и вывалить: мой ребенок – королевского рода, а отец его, возможно, сейчас взошел на престол?
- Вот что, - сказала бабка. – Говорят, коронация скоро. Ты сходила бы, поглядела издали. Может, кого из своих в толпе увидишь. Они тебя в таком виде не признают, а ты посмотри тихонько: если живы-здоровы, значит, и тебе вернуться можно, значит, гроза прошла. Если не найдешь никого, останешься у меня опять. Правильно я говорю?
Вета перевела взгляд на темнеющее окно и вздохнула. Ветка яблони в огороде сиротливо моталась под порывами ветра.
* * *
Дел скопилось – невпроворот. Если бы можно было растянуть сутки в сорок часов, и то, наверное, времени не хватало бы – во всей каше, варившейся в стране в последние два года, разобраться, казалось невозможным и за десять лет. Но тебя никто не заставлял в это влезать, думал Патрик, а раз уж влез – терпи. И не просто терпи, а оправдай ожидания тех, кто поддерживал тебя, кто на тебя надеялся, кто теперь смотрит испытующе и выжидающе, и обмануть их будет – хуже смерти.
Да впрочем, и черт бы с ним, со временем, вставать будем на час раньше. Но силы… сил не хватало. Первые дни мессир Тюльен ходил за Патриком, как привязанный, не отставая ни на шаг. Король повадился, точно затянутая в корсет девица, хлопаться в обмороки несколько раз в день. Министры и лорды сначала пугались и суетились вокруг (все, кроме Лестина – он, самое страшное уже переживший, спокойно ждал, пока Тюльен не сделает все необходимое), но через неделю, кажется, начали привыкать – по крайней мере, паники во дворце стало меньше. Первые две недели Его Величество можно было найти только в двух местах: в рабочем кабинете и в спальне, куда король доползал едва ли не по стеночке и падал на кровать пластом, не пуская никого, кроме сестры и Лестина.
Но дворцовые лекари свое дело знали, и на исходе месяца Патрик перестал пугать окружающих худобой и бледностью, уже спокойнее спал по ночам и, как выразилась ее высочество Изабель, «вообще на человека стал похож – не стыдно иностранным послам показать». Впрочем, с иностранными послами пока шло туго: ближайшие соседи восприняли происходящее в Леране с разной долей негодования. Войну прекращать никто, конечно, не собирался. Патрик про себя чертыхался, но единственный человек, кому стоило выразить недовольство, уже ничего в свое оправдание сказать не мог.
Если бы дело касалось только претензий Элалии и Версаны, с этим еще можно было бы справиться. Но Его Величество король Залесья, тесть несостоявшийся, тоже требовал своего. Провинция Конти уже несколько десятков лет была спорной землей, но если бы состоялась свадьба Патрика и Эвелины Залесской, Залесье отказалось бы от прав на нее. «Нет свадьбы – нет и земли», - примерно в таком духе сказал в лицо Густаву еще год назад посол Залесья маркиз Фитус, как раз перед тем, как король Марциус Залесский ввел войско в Конти. Правда, дальше Конти их претензии не простирались, но раздавать страну по кусочкам Патрик не собирался – не для того собирали. Увязшему на юге Густаву было не до того, чтобы кардинально разбираться с севером, и все, на что его хватало, это отделываться невнятными угрозами. Но сейчас тянуть дальше было никак нельзя.
Слава Богу, затихли хотя бы самозванцы. Последний, приморский, пойманный в октябре прошлого года, был казнен зимой – всенародно и с особой жестокостью; новые пока не появлялись. То ли испугались, что вряд ли, то ли, прослышав о воцарении нового короля, выжидали. Патрик понимал, что должен сделать все, чтобы намерения их угасли, не найдя у народа поддержки.
А для этого нужно было многое. Нужно было прежде всего остановить войну и накормить людей: неурожаи двух прошлых лет сделали свое дело, даже в столице люди к началу весны если хлеб с подмешанной в него мякиной, что говорить о провинциях. Цены на дрова взлетели в десять раз по сравнению с довоенными. В Ружской так и не затихла до конца холера. Нужно было обуздать произвол чиновников, и прежде всего в армии: скандал с военными поставками докатился, наконец, до столицы и вызвал волну возмущения. Что уж было говорить о торговле, таможенных пошлинах, воровстве. Патрик порой усмехался невесело, вспоминая старый спор с отцом. Нет, Ваше Величество, вы как хотите, а я должен сделать так, чтобы мой народ не боялся и не презирал своих министров. Только вот как это сделать, как?
