Темный карнавал (сборник) - Брэдбери Рэй Дуглас (книги бесплатно без .TXT) 📗
— Потихоньку. Может, пообедаем сегодня вместе?
— Отлично. В «Коричневом котелке»?
— Ты точно нарываешься на неприятности. Ты же прекрасно знаешь, что Энн каждый день обедает там с Майком!
— Это возбуждает у меня аппетит, старина Джеральд. До встречи.
Ты вешаешь трубку. Рука уже в полном порядке. Насвистывая, ты перевязываешь ее в ванной комнате. Затем еще раз внимательно осматриваешь штуковину с бритвой. Примитивная вещица. Шанс, что она вообще сработает, был пятьдесят на пятьдесят, не больше.
Воодушевленный утренними событиями, ты садишься за машинку, чтобы настрочить еще три тысячи слов.
Ночью ручка на дверце твоей машины была обработана напильником и заточена, как бритва. Истекая кровью, ты возвращаешься в дом за новыми бинтами. Глотаешь таблетки. Кровотечение прекращается.
Положив две новые главы книги в банковский абонентный ящик, ты едешь в «Коричневый котелок» на встречу с Джерри Уолтерсом. Он — все тот же маленький и подвижный человечек с небритым подбородком и выпученными глазами за толстыми стеклами очков.
— Энн уже здесь, — усмехаясь, говорит он тебе. — Майк с ней. И зачем, спрашивается, мы пришли обедать именно сюда? — Усмешка тает на его лице, он смотрит на тебя, на твою руку. — Тебе надо выпить! Идем. Вон там, затем столиком, Энн. Кивни ей.
— Я киваю.
Ты смотришь на Энн, которая сидит за столиком в углу, в платье спортивного покроя из грубой монашеской холстины, прошитой золотой и серебряной нитью, в ацтекском ожерелье из бронзовых подвесок на загорелой шее. Волосы все с тем же бронзовым отливом. Подле нее с сигарой, окутанная облаком дыма, возвышается худощавая фигура Майкла Хорна, его вид полностью соответствует его натуре: завзятого игрока, профессионального наркомана, типичного сластолюбца, фаворита женщин, предводителя мужчин, любителя бриллиантовых украшений и шелковых трусов. Вряд ли у тебя возникнет желание пожать ему руку. Эти ухоженные ноготки, похоже, хорошо заточены.
Ты садишься и принимаешься за салат. Пока ты расправляешься с салатом, Энн и Майк, уже покончившие со своими закусками, подходят к твоему столику.
— Привет, остряк, — обращаешься ты к Майклу Хорну, слегка упирая на последнее слово.
За спиной Хорна стоит его телохранитель, молодой двадцатидвухлетний детина из Чикаго по фамилии Бернц, с красной гвоздикой в петличке черного пиджака, с напомаженными черными волосами и приспущенными от наплыва мышц уголками глаз, что придает ему грустный вид.
— Привет, Роб, дорогуша, — говорит Энн. — Как твоя книга?
— Отлично, отлично. Я только что написал про тебя изумительную главку, Энн.
— Спасибо, дорогой.
— Ну, и когда же ты собираешься бросить этого долговязого, тупорылого лепрекона? — спрашиваешь ты ее, не глядя на Майка.
— Не раньше, чем убью его, — отвечает Энн.
Майк хохочет:
— Сто очков. А теперь пойдем, детка. Я устал от этого ничтожного сопляка.
Ты вскакиваешь, роняя ножи и вилки. Падают и разбиваются тарелки. Ты едва не врезал Майку. Но Бернц, Анна и Джерри наваливаются на тебя все разом: ты садишься на место, кровь стучит у тебя в ушах, кто-то поднимает столовые приборы и возвращает тебе.
— Прощай, — говорит Майкл.
Энн, как маятник, раскачивая бедрами, направляется к выходу, ты смотришь на часы. Майк и Бернц идут вслед за ней.
Ты бросаешь взгляд на свой салат. Достаешь вилку. Поддеваешь еду.
И отправляешь полную вилку в рот.
Джерри с изумлением смотрит на тебя.
— Господи, Роб, в чем дело?
Ты не можешь говорить. Лишь вынимаешь вилку изо рта.
— В чем дело, Роб? Выплюнь это!
Ты сплевываешь.
Джерри бормочет проклятие.
Кровь.
Вы с Джерри выходите из Тафт-билдинг, но теперь ты разговариваешь только жестами. Твой рот набит пропитанной лекарствами ватой. От тебя несет антисептиком.
— Но я не понимаю, как, — говорит Джерри.
Ты жестикулируешь.
— Да, я понял, драка в «Котелке». Вилка падает на пол.
Ты снова жестикулируешь. Джерри сопровождает твою пантомиму пояснениями:
— Майк, или Бернц, поднимает ее, отдает тебе, но вместо твоей вилки подсовывает другую, заточенную, острую.
Ты радостно, с жаром киваешь головой.
— А может быть, это сделала Энн? — высказывает предположение Джерри.
Нет! Ты отрицательно трясешь головой. И жестами пытаешься объяснить, что если бы Энн об этом узнала, она бы немедленно дала Майку отставку. Но Джерри не понимает твоей пантомимы и таращится на тебя сквозь толстые окуляры очков. У тебя даже пот выступил.
Язык — не самое удачное место для пореза. Ты знал одного парня, который однажды порезал себе язык, и рана так никогда и не зажила, хотя и перестала кровоточить. А представьте, что будет с гемофиликом!
Садясь в машину, ты с вымученной улыбкой что-то объясняешь жестами. Джерри прищуривается, напрягает мозги и наконец до него доходит.
— А, — смеется он. — Ты хочешь сказать, что теперь осталось только нож всадить тебе в спину?
Ты киваешь, пожимаешь ему на прощание руку и отъезжаешь.
Внезапно жизнь перестает казаться забавной. Она реальна. Жизнь — это такая штука, которая готова вытечь из твоих жил при малейшем предлоге. Рука бессознательно то и дело ощупывает карман пиджака, где спрятаны таблетки. Дорогие мои таблеточки.
В этот момент ты замечаешь, что тебя преследуют.
На следующем перекрестке сворачиваешь налево, мысли лихорадочно проносятся в твоей голове. Авария. Один удар, и ты истечешь кровью. Лежа без сознания, ты не сможешь принять дозу этих драгоценных таблеточек, которые носишь в кармане.
Выжимаешь педаль газа. Машина с ревом мчится вперед, ты оглядываешься: другая машина по-прежнему едет сзади и догоняет. Удар головой или еще одна, последняя, рана, и с тобой покончено.
Сворачиваешь направо, на Уилкокс, потом снова налево, на Мелроуз: они все еще у тебя на хвосте. Остается только одно.
Ты останавливаешь машину у тротуара, забираешь ключи, спокойно выходишь, идешь и садишься на лужайку перед чьим-то домом.
Когда мимо проезжает машина преследователей, ты с улыбкой машешь им рукой.
Тебе даже кажется, что из удаляющейся машины слышны проклятия.
Остальную часть пути до дома ты идешь пешком. По пути звонишь в гараж и просишь забрать твою машину.
Никогда раньше ты не чувствовал себя таким живым, как сейчас, — ты будешь жить вечно. Ты умнее их всех, вместе взятых. Ты настороже. Вряд ли им удастся незаметно для тебя сделать что-либо, так чтобы ты не смог обвести их вокруг пальца. Ты чувствуешь огромную веру в себя. Ты бессмертен. Умирают другие, только не ты. Ты безгранично веришь в свой жизненный потенциал. Нет на земле такого человека, который мог бы перехитрить тебя и убить.
Ты способен глотать огонь, ловить руками пушечные ядра, целовать женщин с горящими факелами вместо губ, раскидывать гангстеров ударами в челюсть. Твоя особенность, необычная кровь, текущая в твоих жилах, сделала тебя… игроком? Авантюристом? Должно же быть какое-то объяснение твоей нездоровой тяге к опасности и риску. Что ж, объясним это так: каждый раз, когда тебе удается невредимым выйти из непростой ситуации, твое «я» получает мощный заряд. Признайся, ты — самодовольный, самоуверенный тип, одержимый патологической идеей саморазрушения. Разумеется, она владеет тобой подспудно. Никто открыто не признается в том, что хочет умереть, но это желание сидит где-то внутри. Самосохранение и стремление к смерти разрывают тебя на части. Желание смерти толкает тебя в пучину невзгод, инстинкт самосохранения вытаскивает назад. Ты ненавидишь этих людишек и хохочешь, глядя, как они морщатся и корчатся от злости, когда ты выходишь сухим из воды. Ты смотришь на них свысока, ты чувствуешь, что подобен Богу, ты бессмертен. А они — внизу, трусливые, заурядные. И тебя несколько задевает, если не сказать больше, мысль о том, что Энн предпочла тебе наркотики. Игла возбуждает ее больше. Ну ее к черту, эту Энн! И все же… она ведь тебя тоже возбуждает… и пугает. Но ты готов рискнуть с ней в любой момент, да, как в старые добрые времена…
