Сказка о принце. Книга вторая (СИ) - Чинючина Алина (полные книги txt) 📗
Там, на каторге, они с Магдой в таз с водой смотрелись. Если бы можно было взять в крестные сыну Магду и того, большого, Яна… лучшего и желать было нельзя!
- Вета, очнись! – Катарина оглядела ее с ног до головы. – Готова? Бери ребенка…
Всю дорогу до церкви Ян мирно спал. Когда его развернули, чтобы опустить в купель, малыш потянулся, пару раз хныкнул – и пустил крутую прозрачную струю. Вета прикусила губу, чтобы спрятать улыбку.
Все эти первые месяцы Вета жила словно во сне. Мир сузился до размеров детской колыбельки, и все остальное перестало существовать. Там, далеко, шумели бури, началась война, город лихорадило, люди стали замкнутыми и злыми – ее не трогало ничего. Она плавала в своем материнстве, как корабль в тихой заводи, и не было ничего страшнее младенческого плача по ночам, сыпи на щечках, или внезапного кряхтения, или собственного недомогания. Почему-то теперь Вета, никогда в жизни за себя не боявшаяся, стала ужасной трусихой. Прежде не страшившаяся ни болезни, ни смерти, теперь впадала в панику от простуды или болей в животе и чутко прислушивалась к себе при первых признаках хвори.
- Не за себя ты боишься, а за него, - сказала Катарина, когда Вета поделилась с ней своими страхами. – Случись что с тобой, и ему несдобровать. Но ты эту дурь из головы выкинь: ты баба здоровая, молодая, ничего с тобой не случится. – И вздохнула: - Оно конечно, с мужиком-то тебе бы полегче было.
Память о Патрике преследовала Вету день и ночь. Он снился ей, днем она ловила себя на том, что слышит его голос. И маленький Ян действительно с каждым днем все больше становился похож на отца - так, что порой Вете становилось жутко. Улыбка, интонации, движения губ, рисунок ногтей на руках и ногах, наклон головы… волосы, наконец – золотистые, чуть вьющиеся, густые. Только темные глаза – не то от деда, не то от бабки-королевы – смазывали сходство и иногда казались чужими на знакомом лице. В иные минуты мать боялась выйти с ним на улицу – ей казалось, что все вот сейчас узнают, кто этот малыш, и отберут, и убьют его. И тогда она прижимала его к себе так крепко, что малыш недовольно кряхтел, и целовала, и клялась никогда, никуда не отпускать от себя – даже если ради этого придется воевать с целым светом.
* * *
Теперь ему предстояло вести жизнь почти кочевую, почти цыганскую. Не задерживаться на одном месте дольше, чем того требует необходимость. Колесить из конца в конец огромной страны, говорить с людьми, убеждать, уговаривать или обещать. Теперь все зависело только от него самого – да еще от той памяти, которую оставили в стране его отец, дед и все короли рода Дювалей, который Патрик теперь представлял. От того, какими они остались в памяти людской, зависело то, пойдут ли за ним, поверят ли ему, отдадут ли ему свою жизнь и преданность лорды, графы, князья, бароны, мелкопоместные дворяне… да просто люди – то «население», которое учитывалось лишь в официальных документах, все эти Марты, Юханы, Жаны, которых он может и обязан защитить. Защитить от произвола, насилия, бесправия – от всего того, чего так много было в их жизни и о чем он, принц, даже не догадывался – а должен был знать.
Дворяне из партии короля теперь были рассеяны по стране. Из полутора десятков человек лишь двое пока оставались в столице, да еще недавно приехал искать милости у нового короля третий – лорд Нейрел. Требовалось убедить этих людей в том, что он жив и всегда оставался верен отцу. Нужно было сделать так, чтобы в назначенный день и час все они оказались в столице и перед лицом Государственного Совета присягнули ему на верность. Нужно было привлечь на свою сторону не только этих, но и других – как можно больше.
А еще нужна были сила. Сила оружия, как ни печально это было признавать, без которой никогда не обходился ни один государственный переворот. Патрик не собирался устраивать гражданскую войну – ему нужно было лишь обеспечить себе военное превосходство и возможность ареста Густава. Радовало то, что гвардии изменения коснулись меньше всего – на своем месте остался военный министр лорд Диколи. Огорчало, что на своем месте остался лорд Диколи, это могло означать и то, что он предан новому королю, и то, что король не трогает его – пока. Проверять, какая из версий истинна, Патрику почему-то не очень хотелось. Будучи по праву рождения полковником лейб-кирасирского полка, наследный принц многих в гвардии знал лично, но ни в ком не был уверен теперь… да и прошло уже два года. Многое придется выстраивать заново.
Жизнь обрела смысл. У него была цель – арестовать и судить Густава. У него была ненависть – не кипящая, отчаянная злость первых дней, но спокойная, холодная и ровная ненависть, настолько сильная, что перед ней меркло все остальное. Как ни странно, теперь он даже боялся за жизнь нового короля – случись какое удачное покушение, и у него не останется возможности совершить правосудие. Право слово, хоть личную охрану к королю приставляй – желающие наверняка найдутся.
Может быть, и нашлись бы желающие, если бы не война, но теперь всем было не до вопросов законности нового короля. Поднялись цены на хлеб и соль – уже во второй раз за полгода. Выли по деревням бабы – внеочередной рекрутский набор, говорили, не будет последним. Ужесточились наказания за уголовные преступления – виновных в убийстве теперь вешали, чтобы не кормить в тюрьмах, воров и мошенников сразу отправляли в действующую армию. Да еще лето выдалось невиданно жарким, и на полях горел урожай. Эх, дождичка бы, вздыхали люди, ведь пропадет все, сгорит дотла, виданное ли дело – ни единого дождя за полтора месяца.
Проезжая мимо деревень, слушая разговоры в трактирах и на постоялых дворах, Патрик поражался, как быстро и сильно изменилась жизнь за всего-то год. Прошлой весной, когда они с Ветой шли в столицу, все было совсем не так. Не такими злыми были люди, не так быстро вспыхивали драки, и говорили, и пели тогда более откровенно, и смеялись громче, и шутили чаще. Теперь же – словно сеть набросили на людей, заткнули рты. А и вправду заткнули – теперь разговоры «не о том» приравнивались к политическому преступлению.
Глядя на этих людей, временами Патрик чувствовал себя счастливым: песчинка в огромном людском водовороте, он был свободен, его уже не искали, он не нуждался ни в деньгах, ни в хлебе, у него был теперь свой дом.
Да, у него был теперь дом. Господин Август Анри на прощание крепко обнял его и сказал, что в любую минуту, в любой день двери его дома открыты для племянника Людвига. Если ему нужно будет отдохнуть, переждать, укрыться – он всегда найдет здесь приют. Кроме того, на имя господина ван Эйрека они с Лестином уговорились писать друг другу. Все, что им обоим будет нужно, они смогут передавать через «дядю» Августа.
Встречи с Лестином предполагались по-прежнему нечастыми. К части лордов визиты предполагались совместными; тех, кто оставался в столице, Лестин обещал взять на себя, к остальным Патрик должен поехать один. Впрочем, он молод и здоров; выносливый конь, шпага, запас еды в дорожном мешке и монеты в кошельке – что еще нужно? Временами Патрика охватывал азарт совершенно мальчишеский; Лестин же, глядя на воспитанника, хмурился и вздыхал.
* * *
Граф Эдвард Юлиус Ретель из Ружа при Его Величестве Карле Третьем не без оснований считался одним из самых богатых и влиятельных дворян королевства. Вся Ружская область принадлежала роду Ретелей, была пожалована отцу нынешнего графа еще королем Карлом Вторым. Правда, был еще монастырь, с которым уже много лет у графа велась тяжба за заливные луга возле Старого Ружа, но даже это не умаляло богатств Ретелей. Старый граф, почти всю свою жизнь проведший в столице, вернулся в родной город не своей волей, но сумел сохранить и земли, и деньги. Пока. Что будет дальше, с таким королем, как Густав, загадывать было сложно, но Ретели надеялись, что все обойдется. Двое сыновей Ретеля служили в лейб-кавалерии (старший, которому предстояло унаследовать графский титул и поместье, оставался при отце), дочерей граф в свое время удачно выдал замуж – можно считать, что жизнь удалась. Станет ли он рисковать положением, пусть пошатнувшимся, и землями ради призрачной возможности вернуть на трон род Дювалей? Будет ли хранить верность тому, кому служил много лет, или предпочтет остаться в мире с новым королем? Лестин и Патрик приехали к Ретелю вместе; хоть граф и помнил отлично наследного принца, но лишнее доказательство верности не помешает – с Лестином они были знакомы и дружны много лет.
