Сказка о принце. Книга вторая (СИ) - Чинючина Алина (полные книги txt) 📗
- Де Лерон… Лейб-гвардейский императорский?
Лестин покачал головой:
- Лейб-гвардии больше нет, мой принц. Густав расформировал полк в первые же дни после коронации. Обязанности лейб-гвардейцев перешли к Особому, а офицеров распределили кого куда. Но де Лерон – пока – в Леррене.
- Понятно, - Патрик помрачнел. - А кавалерия? У лейб-кирасиров был полковник Айнике – что с ним стало?
- Не знаю, мой принц, но постараюсь выяснить.
- Для ареста Гайцберга нужно…
- Ареста? – переспросил Лестин, глядя на него.
- Да, - твердо ответил Патрик. - Мне нужно, чтобы Гайцберга арестовали и судили. По закону. Как предателя и узурпатора. Мне не нужна его смерть, напротив – он должен быть взят живым, законно и с соблюдением всех правил. Я должен показать с самого начала, что все, что я делаю – по праву… по праву чести. Так вот, для ареста Густава нам нужно иметь военное превосходство – хотя бы на несколько дней.
Лестин задумчиво провел пальцами по скатерти, выложил в ряд нож и вилку.
- Между прочим, вы забыли еще кое о чем, мой принц.
Патрик вопросительно посмотрел на него.
- Синод.
- Ч-черт…
- Черт тут как раз плохой помощник, - засмеялся Лестин. – Но…
- … но, зная нрав архиепископа Георгия, я бы и от его помощи не отказался, - закончил, тоже улыбаясь, Патрик.
- Да. Георгий не станет рисковать всем просто так. Либо он должен очень верить вам…
- Что вряд ли…
- …либо у него должны случиться серьезные проблемы с королем.
- Ни на то, ни на другое я бы не рассчитывал…
- Есть еще третий вариант – золото. Даже церковь, как бы ни была она богата, не откажется от щедрых пожертвований. Кстати, это касается и всех остальных. Вряд ли кто-то пойдет за вами, заручившись одними лишь обещаниями.
- Лорд Лестин, - невесело проговорил Патрик, - я все это знаю. Беда в том, что… - он запнулся. – Смешно, но я теперь беден, как церковная мышь. Вы сами знаете… у меня ни гроша.
- Церковные мыши иногда бывают и богатыми, мой принц. Если знают, в каком углу лежат хлебные корки и кусочки сала.
Патрик вопросительно приподнял бровь.
- Неужели вы думаете, что Его Величество оставил вас нищим? Сто тысяч золотом оставлено вам в развалинах старого замка на Святом озере. Нужно только доехать туда, но теперь вы на ногах, и это не проблема. Без вас я не счел себя вправе трогать эти деньги, поэтому оттуда не взято ни единой монеты.
Несколько минут Патрик молчал. Потом проговорил едва слышно:
- Спасибо.
Они помолчали. Лестин расстегнул ворот, вытер пот со лба – постарались слуги ван Эйрека, натопили на ночь от души. Было уже поздно, дом погрузился в тишину, даже Август Анри уже лег – окно его спальни в другом крыле дома, выходящее во двор, давно погасло. Где-то едва слышно скреблась мышь. В кабинете хозяина хрипло ударили часы.
- Как вы думаете, лорд Лестин, - Патрик встал, потянулся и прошелся по библиотеке до полок до двери, - сколько времени нам потребуется, чтобы подготовить все это? Год? Два? Три?
- Не знаю, мой принц, но думаю, не меньше двух лет. Но давайте не будем загадывать. Уложимся в два года – хорошо, нет – значит, нет. Слишком тянуть опасно – есть вероятность, что заговор будет раскрыт. Но и торопиться не с руки. Вам придется много ездить, на раздумья верным тоже нужно время. И учтите, что и в стране сейчас неспокойно – значит, нужна будет осторожность. Кстати, сейчас время работает на нас, и я думаю, что чем дальше, тем больше будет недовольных. Густав уже теперь проявляет себя не с лучшей стороны.
Патрик подошел к окну, всмотрелся в темный сад. Выплыл месяц; в переплетении ветвей он казался маленькой лодкой, плывущей среди льдин-облаков. Ветки качались, бросая на землю рваные тени.
- Патрик, - осторожно сказал Лестин, - скоро будет оказия в Версану. Вы не хотите написать матушке?
- Нет, - не оборачиваясь, ответил принц.
- Вам… совсем безразлична ее судьба?
Патрик пожал плечами, выбил пальцами негромкую дробь на подоконнике.
- Ее Величество уехала на родину – значит, она в безопасности. Все остальное… неважно. Пусть ей там будет хорошо. Все.
Лестин кивнул, подавив вздох.
- Скажите лучше, как себя чувствуют их высочества?
- Живы и здоровы, - ответил лорд. – Их высочества Агнесса и Бланка делают большие успехи в обучении – я слышал, они уже бегло читают и хорошо рисуют. Зимой, правда, обе болели корью, но теперь чувствуют себя хорошо.
- А Изабель?
- Тоже здорова… - Лестин запнулся.
- Что? – резко спросил Патрик, оборачиваясь.
- Король официально сделал ей предложение, - неохотно ответил Лестин.
Принц сжал кулаки.
- Что ответила ее высочество? – спросил он очень спокойно.
- Просила дать ей время подумать. До лета.
Патрик вполголоса пробормотал несколько ругательств.
- А… если не согласится?
- Не знаю, мой принц, - вздохнул Лестин. – Господь милостив, и будем надеяться…
- К черту надеяться, - сквозь зубы проговорил Патрик. – Действовать надо.
* * *
Дом королевского садовника был небольшим, но уютным. Конечно, пока не выросли дети, он казался даже тесноватым, но теперь, для двоих, комнаты казались слишком просторными. Старая Лиз не раз вслух и про себя благодарила Бога за то, что на старости лет у них есть свой угол и в доме достаток; Ламбе отмалчивался. Он привык надеяться только на себя.
Когда Ламбе принес домой кадку с деревом из королевского кабинета, Лиз заворчала сперва: куда такая страховидина, и без того хватает, что цветы и саженцы по всем углам. Ламбе не слушал. Он поставил кадку с деревом в углу и, по выражению опять же Лиз, носился с ним, как мамаша с первенцем. Каждое утро обрывал засохшие листочки, проверяя, сколько осталось в живых, отгонял внуков, не позволяя даже приблизиться к тому углу, а зимой, когда задули ветра, переставил кадку к печке.
Увы, заботы его не приносили особенных успехов. К весне стало ясно, что деревце погибнет. Сухое и почти мертвое, стояло оно, грустно опустив ветви, и Ламбе, глядя на него, хотелось почему-то плакать. Он стал раздражительным и еще более ворчливым, то и дело ворчал на жену по пустякам – так, что однажды утром Лиз сказала в сердцах:
- Господи, хоть бы уж ушел ты работать скорей! Когда тебя нет, в доме жить легче.
Потом она просила прощения, а Ламбе, чего не случалось с ним с молодости, поцеловал ее в нос. Он не держал зла на жену, понимал, что виноват сам, но заноза в душе осталась.
Уже деревья потихоньку оделись нежным зеленым бархатом, а деревце в кадке так и стояло сухим и мертвым. «Выкинь ты эту заразу», - ворчала Лиз, а Ламбе все медлил. Все ждал. Загадал себе: в мае. Если до мая не пустит листочков – конец. Жалко, своими же руками обхаживал, а придется, видно выкинуть… или сжечь. Стоило представить, как будет оно лежать на свалке, печально подняв к небу сухие ветки, как Ламбе клялся себе: лучше сам сожгу, своими руками. Бог весть отчего, но старый садовник привязался к «сухой рогатине», как к малому ребенку.
А потом Ламбе заметил, что на одной веточке набухли три зеленые почки. И глазам своим не поверил. Ждал еще неделю, извелся сам и жену извел, по два раза в день таскал кадку от окна к печи и обратно. И когда одним сырым апрельским утром увидел на одной ветке три маленьких, нежных зеленых листика, заулыбался. Подмигнул деревцу, погладил листики – осторожно, едва касаясь – и заулыбался.
Лиз, выйдя с чашкой из чулана, аж руками всплеснула:
- Отец, да ты никак смеешься! Батюшки мои, свет Господень, что стряслось-то?!
Ламбе посмотрел на нее, седую, маленькую, с измазанным в саже носом:
- Весна, мать! Чуешь – весна.
- Ну, весна, и что ж? Весна-то уж с месяц как – иль только заметил? - но тут и сама увидела, еще больше удивилась: - Гляди, выжила-таки твоя рогатина. Вот уж не думала…
Подошла, пригляделась.
- И правда, живое. Надо же… Ну, отец, ты прям волшебник. – И усмехнулась, погладила его по голове: - А помнишь, как мы с тобой вишню сажали?
