Серебряное зеркало и другие таинственные истории - Кристи Агата (читаем книги бесплатно .TXT) 📗

— Конечно, ты должен им сочувствовать, — отвечал гоблин. — Это твое предназначение — жалеть их. Будь они побогаче, ты бы не смог его исполнять. Твоя должность превратилась бы в синекуру.

Он надеялся, что святой спросит: «А что такое синекура?», но тот погрузился в каменное молчание. «Наверное, гоблин прав, — думал он, — и все же мне хотелось бы сделать что-нибудь для церковных мышей, прежде чем наступит зима. Ведь они так бедны!»

Пока он размышлял над этим вопросом, что-то упало к его ногам с резким металлическим звоном. Это был блестящий новенький талер. Одна из соборных галок, которые любят такие вещицы, взлетела с монеткой в клюве на каменный карниз — как раз над самой нишей, — но стук захлопнувшейся двери в ризницу заставил ее выронить добычу. С тех пор, как был изобретен порох, нервы у этих птиц уже не те, что прежде.

— Что там у тебя? — спросил гоблин.

— Серебряный талер, — сказал святой. — Вот так удача, — продолжал он, — в самом деле, просто замечательно! Теперь я сумею позаботиться о церковных мышах.

— Каким образом? — осведомился гоблин.

Святой подумал немного.

— Я могу явиться во сне причетнице, которая убирает церковь. Я скажу ей, что возле моих ног она найдет серебряный талер и что она должна взять его, купить мерку зерна и хранить у меня в нише. Увидев монету, она поймет, что это был вещий сон, и сделает все как велено. Тогда мыши всю зиму будут сыты.

— Разумеется, тебе это нетрудно, — заметил гоблин. — Я-то могу присниться людям, только если они слишком плотно поужинают и мучатся от несварения. Вряд ли я смог бы явиться церковной причетнице… Да, у святых есть кое-какие преимущества.

Все это время монета лежала у ног святого — чистенькая, блестящая, словно только что отчеканенная. И святому пришло в голову, что нельзя разбрасываться такими находками. Быть может, его излишняя щедрость даже повредит мышам? В конце концов, бедность — их предназначение. Так утверждал гоблин, а гоблин обычно бывает прав.

— Я вот думаю, — сказал святой, — не лучше ли купить на этот талер свечей вместо зерна и поставить их в мою нишу?

Ему часто хотелось, чтобы перед ним зажигали свечи. Но люди не помнили его имени и потому не считали нужным оказывать ему почести.

— Свечи были бы куда уместней, — ответил гоблин.

— Уместней и благочестивей, — подтвердил святой, — а мышам достанутся свечные огарки. Они ведь очень питательны.

Гоблин был слишком хорошо воспитан, чтобы подмигнуть в ответ. Да он и не умел подмигивать, потому что был каменным гоблином.

— Надо же! Деньги-то и правда здесь! — сказала причетница на другое утро.

Она достала сверкающую монетку из пыльной ниши и долго вертела в грязных руках. Затем попробовала талер на зуб.

«Уж не хочет ли она съесть его?» — подумал святой, уставившись на нее каменным взглядом.

— Ну и ну, — произнесла женщина более резким тоном, — кто бы мог подумать! А еще святой!

После этого она сделала непостижимую вещь. Она вытащила из кармана обрывок старой ленты, обвязала талер крест-накрест и повесила его на шею маленького святого.

А потом она ушла.

— Этому есть только одно объяснение, — сказал гоблин. — Монета фальшивая.

— Что за украшение появилось у твоего соседа? — спросил крылатый дракон с капители ближайшей колонны.

Святой готов был расплакаться от стыда и досады, но, будучи каменным, не мог этого сделать.

— Монета… хм! которой нет цены, — ответил находчивый гоблин. И весь собор облетело известие, что маленькому святому поднесли бесценный дар. «Такая изворотливость — это тоже чего-нибудь да стоит», — сказал себе святой.

Церковные мыши по-прежнему оставались бедными. Но разве не в этом заключается их предназначение?

Саки (Гектор Монро)

ОТКРЫТОЕ ОКНО

— Моя тетя скоро спустится вниз, — сказала очень самоуверенная юная леди пятнадцати лет. — А до тех пор вам придется побыть в моей компании.

Мистер Наттль постарался найти слова, чтобы надлежащим образом выразить свое уважение племяннице, но при этом не обидеть и отсутствующую тетку.

В душе он усомнился больше чем когда-либо, будут ли эти формальные визиты к незнакомым людям так уж полезны его больным нервам, которые он как раз собрался подлечить.

— Я знаю, что из этого выйдет, — сказала его сестра, когда он готовился к отъезду в этот тихий сельский уголок, — ты заживо похоронишь себя там, ни с кем не будешь встречаться, и твое нервное расстройство только усилится из-за хандры. Я хотя бы дам тебе письма к моим тамошним знакомым. Некоторые из них, насколько я помню, были довольно милы.

Теперь Фремтон размышлял, входит ли миссис Сепплтон, леди, к которой он явился с рекомендательным письмом, в число «милых».

— Знаете ли вы кого-нибудь из соседей? — спросила племянница, рассудив, что они уже достаточно долго просидели молча.

— Можно сказать, ни единой души, — ответил Фремтон. — Моя сестра четыре года назад гостила у здешнего священника и теперь дала мне рекомендательные письма к некоторым из местных жителей.

Последнюю фразу он произнес с нескрываемой грустью.

— Так вы совсем ничего не знаете о моей тете? — продолжала юная леди.

— Только имя и адрес, — признался гость. Он пытался угадать, замужем миссис Сепплтон или вдова: что-то неуловимое в обстановке комнаты, казалось, говорило о присутствии мужчин.

— Три года назад она пережила большую трагедию, — сказала девочка. — Должно быть, это случилось уже после отъезда вашей сестры.

— Трагедию? — переспросил Фремтон. В этой мирной, уютной деревушке любые трагедии казались неуместными.

— Вы можете удивиться, почему вечером, в октябре мы оставляем окно широко открытым, — сказала племянница, указывая на большое французское окно, [5] выходящее на лужайку.

— Сейчас довольно тепло для этого времени года, — заметил Фремтон. — Но каким образом это окно связано с трагедией?

— Отсюда ровно три года назад, в этот самый день, тетин муж и два ее младших брата вышли на охоту. Они не вернулись. Пересекая торфяник, на пути к их любимому месту, где они всегда стреляли бекасов, они угодили в болото. Вы знаете, это было ужасно дождливое лето, и места, которые всегда считались безопасными, внезапно превратились в трясину. Их тела так и не смогли найти. В этом и заключается самое страшное…

Тут голос девочки задрожал, утратив свою невозмутимость, и в нем впервые послышались какие-то человеческие нотки.

— Тетя все еще думает, что однажды они вернутся назад — все они и маленький каштановый спаниель, который пропал вместе с ними, и войдут в это окно, как бывало всегда. Вот почему окно каждый день остается открытым до самых сумерек. Бедная тетушка! Я столько раз слышала от нее, как они выходили из дома. Ее муж нес белый плащ, перекинув его через руку, а младший из братьев, Ронни, напевал на ходу, как он всегда это делал, чтобы подразнить ее: «Ах, Берти, если б ты была моей!» — тетя говорила, что это действует ей на нервы. Знаете, иногда, в такие тихие, спокойные вечера, как сейчас, у меня возникает жуткое чувство, что они вот-вот появятся в окне…

Она вздрогнула и замолчала. Фремтон испытал облегчение, когда в комнату торопливо вошла тетка, шумно извиняясь за то, что так долго заставила себя ждать.

— Я надеюсь, Вера развлекала вас? — спросила она.

— Она рассказала мне много интересного, — ответил Фремтон.

— Надеюсь, вам не мешает открытое окно? — оживленно сказала миссис Сепплтон. — Мой муж и братья вот-вот вернутся с охоты, а они всегда входят в дом этим путем. Они ушли на болота, стрелять бекасов. Воображаю, во что они превратят мои бедные ковры. Как это похоже на вас, мужчин, не правда ли?

Она принялась с увлечением болтать об охоте, о том, что дичи становится меньше, и о предстоящем зимовье уток. На Фремтона все это наводило ужас. Отчаянно, но не слишком успешно он пытался перевести разговор на другую, менее страшную тему. Он сознавал, что хозяйка уделяет ему лишь малую толику внимания: ее рассеянный взгляд то и дело обращался, минуя его, к лужайке за открытым окном. Как неудачно вышло, что он нанес свой визит именно в годовщину трагедии!