Самый черный день (СИ) - Адрианов Юрий Андреевич (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Гость не мог попробовать стряпню хозяйки, зато наслаждался ароматом сдобного теста и ванильного крема, наблюдал за ее плавными движениями, когда она взбивала и месила, ставила разложенные пироженки в духовку, и едва не обжигаясь, вынимала обратно. Он делал вид, что не смотрит, полностью поглощен книгой, а она — что совершенно не замечает его украдкой брошенных взглядов. Марат с радостью обманывался, давно забыв, что реально, а что нет. В общем, день прошел не хуже, чем предыдущие четыре.
В мыслях о пирожных и облаках, он прошел чуть дальше своего нового убежища, где планировал переждать надвигающуюся зиму, а может и насовсем остаться. Когда понял свою ошибку и решил вернуться, совсем рядом, буквально за соседними кустами кто-то судорожно всхлипнул.
Марат за это время настолько привык к тишине и отсутствию людей, что не сразу сообразил у какой птицы в вечернем лесу такой противный, не музыкальный голос. А когда понял, взволнованно возвышенное настроение сразу же улетучилось. Осторожно ступая, подошел, выглянул сквозь прореху в кустах. Люди это опасность. А вдруг ловушка?
На неширокой полянке, спиной к Марату, кто-то лежал, тихо всхлипывая, ноги прижаты стволом упавшей сосны. Чем выдал свое присутствие Марат, шелестом листвы или скрипом веток, непонятно, но лежащий зашевелился, извернулся, пытаясь заглянуть через плечо, взволнованно проговорил, громким шепотом:
— Дядя Сеня, это ты? — и, не дождавшись ответа, чуть громче. — Дядя Сеня?
«Нет, это не дядя Сеня», — мысленно ответил Марат, вгляделся в лицо лежащего.
Совсем еще пацан лет одиннадцати. Грязные дорожки слез через щеки, ссадина на виске уже почти не кровоточит. Марат тяжело вздохнул, если от взрослого еще мог отвернуться и уйти, то ребенок к тому же раненый... Придется вытаскивать. А как?
Решившись помочь, Марат вышел из-за кустов, что бы вблизи рассмотреть место трагедии. Пацан заерзал, услышав шаги, встрепенулся и тут же сник, разглядев, что это не «дядя Сеня».
Марат ходил в нескольких шагах по широкой дуге, прикидывая, как половчее сдернуть с пацана ствол. Ближе не подходил, руки то у придавленного не на виду, вдруг притворяется, что встать не может, подойдешь ближе и раз... Ножом, например.
— Дяденька, — решившись, спросил паренек. — А вы кто?
«Конь в пальто, — мысленно ответил Марат, — точнее в куртке. Так если перекинуть трос, который на барабане джипа, через вон ту ветку, а потом подцепить за ствол здесь и здесь, может и получиться…»
— Мы с дядей Сеней шли, — не унимался мальчик, — А потом что-то затрещало. Дядя толкнул меня, но дерево все равно ногу придавило.
«Удачно так придавило, — заметил Марат, решив для себя, что пацаненок не опасен, присел рядом, и еще раз оглядывая ногу мальчика.
Сосна не раздробила тяжелым стволом кости, не проткнула острым сучком мягкую плоть, всего лишь заклинила сломанными ветками, но так, что не подняв ствол, не освободишься.
— Дядя Сеня, наверное, за помощью побежал, — продолжал мальчишка практически монолог.
«Ага, или от тебя подальше. Струсил, бросил и сбежал. А мне теперь мучайся…»
— Я Макар, а Вас как зовут?
«Никак не зовут, я сам прихожу. Гы-гы».
— Дядя, а почему вы молчите? — не унимался ребенок, и вдруг испуганно распахнул глаза. — Вы молчун? Вы меня съедите?
«Ага. Щас сниму с этой зубочистки, и сразу же… Хотя, нет помою сперва, а то несварение от такого чумазого заработаю…»
И выдавил из себя, для успокоения мальчика:
— Марат, я. Вернусь. Скоро.
Скоро растянулось на полчаса — пока завел, не с первого раза, застоявшуюся машину, пока подогнал. Парнишка отключился, но Марату так было даже лучше, меньше шуму. Перекинул трос через намеченный сук смог лишь с третьей попытки, нашел на стволе упавшей сосны место поудобней, где лучше зацепить крюк, отогнул ветку и тяжело вздохнул. Дядя Сеня ни за какой помощью не ушел. Трудно ходить с размазанной по жухлой листве головой. Марат аж застонал, поняв, что еще и этого прибирать придется.
Выбрал другое место, закрепил трос. Включил электромотор. Катушка натужно жужжала, трос подергивался, ветка, через которую он был перекинут, трещала, точно собралась прямо сейчас обломиться.
Марат караулил у паренька, и едва появилась такая возможность, выдернул его из капкана, оттащил. Вовремя. Ветка, не выдержала давления троса, обломилась, ствол вернулся на место, вновь похоронив под собой дядю Сеню.
«Ну и покойся с миром, — подумал Марат, поняв, что на еще один заход по поднятию сосны его не хватит.
Затащил пацана в машину, прибрал инструменты и повез к себе домой.
Когда Марат решил, что остается здесь подольше, он стал искать крышу над головой, вблизи деревеньки, но не на виду. Приблизительно между деревней и местом, где он прятал машину, проходил овраг. На краю его когда-то стояла деревянная сараюшка, которая упала, косо перекрыв овраг подобием крыши. Марат натаскал веток и листвы, засыпал ими овраг и доски, оставив лаз, пологий спуск, для въезда-выезда машины, а внутри у дальней стены нового жилища поставил туристическую палатку. Из далека, не зная, что искать, заметить практически не возможно.
Сюда-то Марат и притащил пацана. Осмотрел ногу, которая опухла, но вроде сильно не пострадала, скорей всего, ушиб, хотя он не доктор. Завтра виднее будет, начнет сильнее распухать, значит, наверное, не ушиб. Уложил парня на свой спальник, а сам задремал рядом.
Паренек, возможно от пережитого шока, проспал всю ночь, почти весь день и проснулся лишь к вечеру. Марат все это время мучился, одинаково тяжело было оставить пацана, и целый день не видит тот мир до катастрофы, иллюзию молчуна.
Когда паренек проснулся, Марат накорми его, но идти в гости было уже поздно, и вся ночь опять прошла в метаниях и неспокойном сне. Еле-еле дождавшись утра, растолкал пацана и, позавтракав одной банкой тушенки на двоих, Марат убежал в гости, захватив свой тощий рюкзак с флягой воды и пачкой запакованных в вакуум рисовых хлебцев. На прощание он предупредил мальчишку никуда не выходить, что в принципе было излишне, при такой-то ноге.
Белокурая и синеглазая хозяйка встретила его ласковой, чуть удивленной улыбкой. Возможно, уже не надеялась на его возвращение. Дети скакали рядом, тянули какие-то игрушки, показывали рисунки. Гость прошёл на кухню, сел на привычное место, окунулся в знакомые запахи свежего хлеба и заварившегося чая, в теплую домашнюю тишину солнечного дня профильтрованного занавесками, к которому он так легко привык. И счастье наполнило его.
Но что-то царапало, что-то мешало до конца раствориться в любовании ее плавными движениями, похожими на танец, когда в процессе готовки она порхала от плиты к столу. Гость не мог погрузиться в книгу, которую не успел дочитать в прошлый раз. И беззаботные игры малышей, постоянно забегавших на кухню, не могли отвлечь.
А когда осознал, что это беспокойство за мальчишку, что лежит у него дома, дает о себе знать — разозлился. На парня, что так внезапно свалился на его голову, а еще на себя, ведь сам портит наслаждение, которого так ждал. Но изменить ничего не мог и, промучившись еще с полчаса, извинился и ушел.
Девушка проводила его светлой, чуть грустной улыбкой, а дети в открытую выражали недовольство, что он так мало побыл.
Сегодня ему даже не пришлось уговаривать себя не оглядываться и не смотреть по сторонам, взгляд и так был устремлен на приближающийся лес, а мысли забиты проклятым мальчишкой. Может по этой причине Марат заметил мужиков, лишь когда они перегородили дорогу: двое на безопасном расстоянии впереди, двое, отрезая путь к отступлению, за спиной, и один в стороне, небрежно держащий в руках двустволку. Все заросшие, чумазые, в каких-то грязных ватниках и сапогах, с ошметками глины.
У всех пятерых поверх одежды на рукаве повязана тряпка с грубо намалеванным символом: распахнутый рот. Ребята с такой эмблемой именовали себя «Крик» и главным лозунгом их был: «Уничтожим всех молчунов, искореним заразу! И старый мир восстанет из пепла!» Марату стало страшно, не столько за себя, сколько за молчуна, у которого он гостил. Этих ребят надо любыми способами увести от деревни.
