Полведра студёной крови. (СИ) - Хватов Вячеслав Вячеславович (читаемые книги читать .txt) 📗
К тому же мы с Ткачем опытным путем выяснили, что оставлять без присмотра эту буржуйку не стоит. Нам просто повезло, что загнанные в дальний угол ездовые начали поскуливать и подвывать, чем и разбудили. Иначе, лет через пятьсот потомки нашли бы две замерзшие мумии с блаженным выражением на лицах. Одну так точно, потому что снилось мне в этот момент, как я сижу на берегу необыкновенно голубого озера, держу в руках брата близнеца того бочонка с пивом, что видел недавно на столе у Саманты, и собираюсь опрокинуть его содержимое себе в глотку. Однако, вместо пусть и мнимого, но от того не менее приятного занятия пришлось в спешном порядке снова растапливать печку, а потом помогать матерящемуся напарнику присыпать снегом раздерганную шквалистым ветром палатку. Накануне мы вырыли казавшуюся нам достаточной яму под костровище, а вот жилище свое заглубить не удосужились.
В конце концов, я плюнул и пошёл спать в санях, потеснив Красавчика. Ему-то хорошо, он может и на снегу переночевать. Напялил на себя всё: второй свитер, кухлянку, лузан, меховые чулки, унты, заячий треух, двое рукавиц — шерстяные и меховые. Залезть во всём этом в спальный мешок — ясное дело — не смог, поэтому просто накрылся им. Стало жарко — скинул мешок и лузан со второй парой рукавиц. Заснул. А утром проснулся от клацанья собственных зубов. Хуй знает, как тут одеваться. Ткач, впрочем, тоже особо отдохнувшим не выглядел, что немного повысило настроение. А вот наши ездовые пережили ночь как ни в чём ни бывало. Наверное, стоило бы выгнать их на улицу, вонь от шести немытых тел в палатке была невыносимой.
Даже самый отчаянный головорез или осевший на жизненном дне нищеброд, по большому счету, никогда не мечтают сменить свою привычную среду обитания на что-то чуждое и неизведанное. Да, они спят и видят разбогатеть, чтобы больше и лучше жрать и не предпринимать для того лишних телодвижений, но делать это они планируют все в том же затхлом городишке, где прозябают и сейчас. Я тоже не испытывал прилива благодарности судьбе, за организованную ей прогулку по живописным местам северо-уральской тайги. Возможно, когда-то сюда и съезжались в поисках приключений на свою задницу охуевшие от безделья горожане, но сейчас всякий попавший в эти места чувствовал, как его поглощает нечто темное и неизбежное. Даже забравшись в искореженное нутро Москвы, я не испытывал такого давления. Здесь же, не успели мы углубиться в засыпанные снегом леса на три-четыре километра, как этот мир сомкнул свои челюсти, отсекая нам всякую надежду вернуться назад. Начался медленный и неумолимый процесс переваривания очередных жертв, так неосторожно сунувшихся в пасть к этому раскинувшемуся до северных морей монстру. После первых же часов пути по тайге мне стало ясно, что всеми моими расчетами и прикидками можно смело подтереться.
Конечно, весь бурелом и валежник в лесу уже были засыпаны метровым слоем снега, но все еще настолько рыхлым, что ездовые часто проваливаясь в него, спотыкались о стволы и ветви поваленных деревьев. Из-за этого скорость нашего передвижения была вчетверо ниже, чем я ожидал. В довершение всего реки, по руслам которых мы должны были двигаться в направлении к нашей цели, представляли из себя взбугрившуюся ледяными обломками поверхность, часть которых, время от времени, с треском продвигалась по течению. Осенний ледоход — обычное для этих мест явление, о котором нам никто не удосужился рассказать. Какой уж тут лыжный забег, если речки Мешалку и Березовку, которые повстречались нам на пути, удалось форсировать, потратив по нескольку часов на каждую, чтобы найти более-менее ровный и пригодный для переправы участок. Таким образом, стало понятно, что ни о каких двух неделях пути до Камня не может быть и речи. Месяца два с половиной как минимум. А это означает что… Это означает пиздец. Вот что это означает. В декабре и январе ночью тут бывает полтинник по старику Цельсию. Да и жратвы у нас и на половину дороги не хватит, а на охоту надеяться — это все равно как садиться срать, не сняв портки в расчете, что в нужный момент резинка лопнет.
Любой не обремененный нашей целью человек, наверное, уже развернул бы лыжи в обратном направлении, но блеск огромного количества монет разгонит любую тьму, а манящие глубины подземного хранилища согреют даже на расстоянии сотен километров в самую лютую стужу. И мы упорно продолжали продвигаться на восток. Собираться теперь наловчились затемно, и дневной переход у нас не ограничивался скудными шестью часами короткого ноябрьского дня. Шли и после захода солнца. Ночи, к счастью, стояли морозные и ясные. Мерцающий свет ярких звезд пусть слабо, но освещал лес, и Ткач уже не тыкался носом, как слепой щенок во все пни и сучья, не спотыкался о ездовых и не матерился, пытаясь перехватить обе лыжные палки и ручку динамо-фонарика. А когда поднималась луна, тайга озарялась ее голубым светом, снег начинал отливать фосфорическим блеском, и скорость нашего передвижения ничем не отличалась от дневной. На ночевку в такие дни мы вставали только тогда, когда ездовые напрочь выбивались из сил и не реагировали ни на окрики, ни на удары.
Мороз потихоньку крепчал. Теперь нам с моим напарником приходилось спать по очереди, дежуря у пожирающей поленья печки, а о том, чтобы выгнать ездовых на воздух не могло быть и речи. Заготовка дров каждый божий день тоже отнимала прилично времени и сил. Но все былые невзгоды оказались сущей ерундой в сравнении с тем, что нас ожидало.
Это случилось на двенадцатые сутки пути. Ясным погожим деньком, когда сердце наполнялось радостью от девственно белого искрящегося под солнечными лучами снега повсюду, насколько хватало глаз, а наши сани, весело поскрипывая, катились вслед неунывающей шестёрки ездовых, идиллия была разрушена непредвиденной хуйнёй.
— Бля! — я отскочил в сторону, услышав треск и почуяв, как земля уходит из-под ног.
— Тяни!!! — заорал Ткач. — Вперёд!!!
Ровная снежная целина, не сулившая никаких проблем, вдруг провалилась под санями и набухла поднимающейся снизу влагой.
— Тяни, сука! Тяни!!! — присоединился я к настойчивым рекомендациям моего мудрого компаньона, видя, что наш транспорт стремительно погружается в воду, и рванул на помощь упирающимся изо всех сил ездовым.
— Давай! Ещё! Ну же!!!
Треск ломающегося льда послышался ближе, и замыкающие ездовые, бухнувшись на колени, едва не оказались в воде.
— Выкидывай барахло! — прокричал я, что есть мочи тяня лямку вместе с нашими плоскомордыми друзьями.
— Что?! — вылупил глаза Ткач.
Блядь, как же он меня иногда бесит.
— Барахло нахуй из саней!!! Не удержим!
Со второго раза дошло. Изъеденный алкоголем головной мозг передал необходимые команды спинному, и Алексей, нелепо раскорячившись над растущей трещиной, принялся вышвыривать наши пожитки из тонущего транспорта.
— Быстрее, твою мать!
— Заткнись и держи!
— А-а-а!!! — одна из ближайших к саням ездовых соскользнула в воду и забарахталась, безрезультатно пытаясь выбраться.
— Я режу упряжь!
— Нет! Держи!
— Все потонут!
— Похуй! — Ткач, стоя на карачках, пытался дотянуться до торчащей из воды канистры, но я прекратил его мучения, перерезав ремни.
Сани вместе с невезучей ездовой моментально ушли под воду, остальные, избавившись от непосильного груза, рванули от полыньи прочь.
— Нет! — Алексей в сердцах намеревался садануть кулаком о лёд, но вовремя одумался. — Это конец, — выдохнул он, глядя в расцветшую пузырями чёрную полынью.
— Не ной, — подобрал я сброшенные лыжи.
— Всё прахом, — Ткач вдруг перевёл полыхнувший ненавистью взгляд на сбившихся в кучу ездовых и, сделав три размашистых шага по направлению к ним, засветил ногой в ебальник первой подвернувшейся.
Та крякнула и завалилась на спину, орошая снег кровью из разбитого носа.
— Полегчало? — спросил я, расстегнув на всякий случай кобуру.
— Не совсем, — забрызганный алым сапог снова описал короткую дугу и врезался жертвенному агнцу в челюсть.
