Тот День (СИ) - Хабибуллин Дмитрий (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
Родился Сычев в Твери, в уважаемой семье советских инженеров. Как и было ему начертано, поступил Влад в университет и не знал бы горя, если бы не один инцидент на втором курсе, повлекший за собой уйму неприятностей. Тогда, в конце далекого восемьдесят восьмого, на одной из попоек в студенческом общежитии произошла роковая нелепость. Молодой Владислав, человек буйного нрава, заехал по физиономии одному юноше, который впоследствии оказался лейтенантом известной конторы из трех букв. Человек тот не был в общаге с проверкой. Нет, в силу своего юного возраста, чувства собственной важности и неугомонного либидо, молодой лейтенант “КГБ” хотел самым наглым образом воспользоваться услугами “общедам” (так Влад с друзьями называл доступных девушек из общежития), от чего и получил кулаком в морду.
На следующий день после драки Сычева вышвырнули из университета, а еще через месяц он уже катил на скором поезде в Афганистан. Отмазать родители юношу не смогли, да и как отмазать то было? Комитетчики подобного не прощали, и всем это было известно. Вот таким вот странным образом, по глупой пьяной выходке, Сычев и стал профессиональным контрактником, повидавшим не одну горячую точку этого бесконечно воюющего мира.
Восемьдесят девятый был последним годом афганской войны, и молодой боец сразу же после учебки попал в мясорубку знаменитой советской операции “Тайфун”. В начале февраля командование объявило о выводе последних подразделений из Кабула, и крещенный в своем первом сражении юноша вернулся домой.
Там, на забытой войне, в сердце Сычева произошли какие-то необратимые изменения. Гражданская жизнь больше не казалась ему полноценной. Он не мог сказать, что лишения и смерти Афганистана чем-то его притягивали. Нет, просто война показалась ему самым честным явлением в его жизни.
– Когда земля горит и стонет, люди больше не лгут. Каждый становится собой. – не раз повторял он своим тверским друзьям, когда речь заходила про войну.
– Все пройдет. Это афганский синдром. Просто травма, которой надо время, чтобы затянуться. – отвечали ему товарищи.
Но время шло, а пустота в его душе так никуда и не делась. Спустя год после демобилизации, Владислав опять поступил в университет, на специальность радиофизики и электроники. После моджахедов, пылкость юноши приутихла и, сделав ставку на учебу, Влад без каких-либо проблем все же окончил тверской университет.
Однако сердцу, как говорят, не прикажешь. Отработав несколько месяцев на радиозаводе, молодого мужчину опять позвала война. То была первая Чеченская. Полтора года грязи, крови и мучений. Полтора года честности и правдивого взгляда смерти, которая ждет малейшей ошибки. Терпкий запах пороха и пота. Дрожащий указательный палец на спусковом курке автомата. Ночное небо, разрываемое всполохами на горизонте и воздух, наполненный тысячами свинцовых ос. Он растворился в этой жестокой правде целиком, с головой ушел в опасный быт солдата. И когда опять под его ногами заскрипел старый пол родной прихожей и мать повисла на его шее, неодолимое желание вернуться в тот ад снова поселилось в его сердце.
Он впал в беспросветную депрессию. Все было не тем. Запахи отдавали затхлостью, свет был сер, друзья – фальшивы. За полгода перепробовал Влад с десяток мест работы. Инженер он был с головой, и везде ему были рады. Вот только сам человек смысла в размеренном течении гражданской жизни не видел.
Из петли мужчину вытащил отец. Сычев старший всерьез озабоченный психическим здоровьем своего сына, предложил компромисс - службу военным инженером, и в девяносто девятом исполненный радости человек, отправился на долгожданный звук горна войны.
Вторая Чеченская стала ему домом на целых девять лет. Лишь пару раз за эти годы он приезжал по увольнительным домой но, не выдерживая давящей скуки мирной Твери, возвращался в часть раньше положенного. Однако со временем к молодому радиофизику начало возвращаться тревожное чувство жизненной неполноты. Со временем шкура военного инженера Сычеву разонравилась. Ведь фактически он не видел войну. Так, только декорации: военную форму, оружие и редкие выезды на передовую. Остальное же время мужчина проводил в штабе: либо роясь в подотчетной номенклатуре, либо на бесконечных сотрясениях воздуха, что звались совещаниями.
И вот, девятого октября две тысячи восьмого года, когда по всем каналам массового вещания передали о начале открытого вооруженного конфликта, между Россией и Грузией, Влад отправился на свою последнюю войну.
Сычев даже уволиться не успел, так спешил он на передовую. Собрав самое необходимое, он сел на поезд и уже через сутки был на границе Южной Осетии. Получив на руки автомат, боеприпасы и удостоверение добровольца, счастливый солдат вместе с войсками регулярной армии и такими же свободными бойцами, как он сам, въехал на территорию страны-агрессора – Грузии.
Как был он радостен и окрылен, когда за более чем десятилетний перерыв холодная броня БМП опять катила его на поля войны. Настоящей войны. Нигде, как в царстве самой смерти, он не чувствовал себя таким живым. Для Владислава те две недели были сродни глотку свежего воздуха. И не случись беда, он так бы дальше и жил. Мирился бы с пленом мирной жизни и раз в несколько лет исчезал бы в огне новой войны, очаги которой всегда где-нибудь вспыхивали и тут же гасли. Но судьба вмешалась в его безумство, и одна роковая случайность поставила на солдатской судьбе Сычева жирную точку, а самого человека вина за содеянное буквально вывернула наизнанку, протащив от палат для душевнобольных до причастия в церкви.
Расстрел мирных – приговорила его совесть. Уничтожение предположительного врага – сказал трибунал, и отпустил Владислава восвояси. Ту страшную историю он старался не вспоминать. И годы сделали свое дело. Лица погибших от его рук все реже его навещали. Бывали дни, когда он и вовсе забывал о случившемся. Месяцы в клинике, годы психологических консультаций сделали свое дело. Однако иногда наступало время раскаяния, и никакие доктора, никакие препараты не могли помочь сломленному солдату. Несколько лет назад, в очередной из таких дней, когда Сычев уже всерьез подумывал присоединиться к тем, кого он погубил, его мать, убежденная атеистка, преподнесла ему сюрприз. Взяв под руку Владислава, она зачем-то отвезла его в один из храмов под Тверью. Приход ничем особенным не отличался, однако раненное сердце солдата как нигде нашло покой и умиротворение в стенах того храма. С тех пор, когда приходили страшные дни тревог, и желание продолжать борьбу совсем покидало Владислава, он ехал в те живописные места и слушал мягкие проповеди тамошних священников. Однако вчера, примерно в полдень оплот спокойствия и гармонии души рухнул, и словно адовы врата разверзлись под куполом божьего храма.
Теперь сон уносил его в кошмары прошедшего дня. Ему хотелось кричать, но воздуха не хватало. Хотелось убежать и больше никогда не видеть те мерзкие сцены, но ноги отказывались его слушать. И когда его сердце уже было готово взорваться от страха, Влад ощутил ледяные брызги на своем лице.
Глаза мужчины открылись. Все было в тумане, и к горлу тут же подкатила тошнота. Когда мир замедлил свой безумный вальс и картинка обрела четкость, он увидел склонившейся над ним силуэт. Человек был в одеждах священника. Это он разбудил его, вырвал из страшных воспоминаний. В руках святого отца была небольшая походная фляга, и, наклонившись к мокрому лицу Владислава, он тихо произнес.
– Ну что. Добро пожаловать в ад.
Отец Георгий обошел монастырский двор по кругу. Заглянул в каждое нетронутое строеньице, коих на территории осталось немного. Проверил каждое холодное тело, а было их не меньше сотни, включая прихожан и работников. Но ничего. Все были мертвы. По крайней мере, за белокаменной изгородью Вознесенского монастыря смерть пощадила его одного.
Спустя час. Около шести утра. Когда рассвет уже вовсю занялся и придал дьявольскому пейзажу пущую четкость, Соколов решил, что стоит выбираться из мертвого монастыря. Где-то недалеко от главных ворот, возле церковного киоска, Георгий заметил очередной стог лежащих один на одном мертвецов. Решив, что стоит и этих проверить, святой отец принялся растаскивать за ноги сбившихся в кучку покойников. И, как оказалось, не зря. Все они, конечно же, были мертвы. Да что там мертвы, у многих тела были так изуродованы, что сложно было понять с какой стороны смотреть на человека. Однако когда Георгий уже хотел уходить, самое нижнее тело, которое было под всеми остальными покойниками, внезапно закашляло и застонало.
