Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев (СИ) - Николаев Игорь Игоревич (книга бесплатный формат TXT, FB2) 📗
Он запнулся, будто растеряв слова. С полминуты Артиго кривился, наверное пытаясь выстроить новую речь, затем уставился на женщину, словно передав ей очередность реплики.
— Да, — просто вымолвила она. — Я понимаю и согласна.
— Ты мой фамильяр. Я не требую от тебя слепого послушания, — сказал Артиго. — Но хочу видеть уважение. И подчинение… в разумных границах.
— Хорошо, — согласилась она.
— Начнем с того… — он вздохнул и на мгновение стал похож на обычного подростка, ждущего и жаждущего прикосновения к Тайне и Приключению. Но лишь на мгновение.
— Начнем с того, что я хочу научиться твоему языку.
— Что?
Артиго едва заметно поморщился, и теперь вздохнула Елена, понимая, что снова поступила… глуповато. Ведь она уже не раз показывала знание куда большего числа разных слов и понятий, чем содержит общее наречие Ойкумены.
— Зачем? — все же спросила Елена.
— Но это же очевидно, — скупо, но искренне улыбнулся Артиго, и женщина вдруг подумала, что не может вспомнить, а видела ли она его ранее с улыбкой на угрюмом лице? Хоть раз. Чтобы настоящая радость, а не протокольный оскал.
— Если мы владеем наречием, которое больше никому неведомо, значит можно писать и общаться тайно, чтобы никто не понял, — объяснил Артиго. — Кроме того, мне кажется, ты знаешь вещи, которые можно понять лишь думая их по-твоему. Например «превосходное превосходство» власти. Оно ведь не так звучит и не это значит по-настоящему. Верно?
Он так и сказал: «думая их», и Елена вздрогнула от неожиданности, а также холодка, прошедшего вдоль позвоночника. Черт возьми, она все время забывает, что мелкий парнишка… хотя нет, этот молодой человек — по-настоящему наблюдателен и умен. Сколько дней, недель он внимательно следил за спутницей, делая выводы из увиденного?
А еще Елене подумалось: какой эликсир может выйти из этих ингредиентов… Ум, наблюдательность и воля, а в придачу к ним душа, перекореженная воспитанием и многоликим страхом. Закомплексованный и умный парень, который жаждет безопасности через власть над всем и верит, что сам Пантократор ведет его сквозь испытания, чтобы закалить ради великих свершений… жуткое сочетание, коль здраво подумать.
Не дождавшись ответа, подросток безмолвно вытянул руку над огнем, раскрыв ладонь. Елена долго смотрела на бледные пальцы, которые давно не походили на изнеженную ручку дворянина. Затем протянула собственную ладонь, и рукопожатие скрепило двух людей, столь разных и в то же время удивительным образом связанных единой судьбой.
Артиго помолчал еще немного, опять взявшись обеими руками за игрушечного рыцаря, затем проговорил торжественно и нараспев, однако не рисуясь, будто короткую фразу должно было изречь лишь таким образом, словно заклинание:
— Felly byddwch yn.
«Да будет так» — перевела архаичное произношение лекарка, которая готова была поклясться, что уже слышала эти слова, только не могла припомнить, как и от кого.
Пусть будет так…
Пальцы разжались, и рыцарь упал в огонь. Пламя тут же бросилось пожирать хорошо просушенное дерево, струйка чадного дыма взвилась над костром и растворилась в полутьме. Игрушка сгорала быстро, и Артиго, едва-едва моргая, неотрывно смотрел, как превращается в угли еще одна вещица, связывающая Готдуа-Пиэвиелльэ с другой, прежней жизнью.
Пламя танцевало в сплетении непредсказуемой изменчивости, мириады оттенков красного, желтого, оранжевого перетекали друг в друга. Цвет и форма становились ритмом, древним, как само Время, и движение размерности подхватывало созерцателя, уносило в Предвидение, размывая непреодолимую грань между «было» и «станет»…
Елена моргнула и в краткий момент, пока веки смыкались, чтобы раскрыться вновь, перед внутренним взором женщины пронеслась череда событий, которые еще не произошли, но в то же время стали глубоким прошлым.
Волнующееся море.
Мокрые доски под ногами, плохо, торопливо высушенная древесина, взятая на строительство по принципу «корабль все равно закончится раньше, чем сгниет».
Не знаю, кто был этот самый Ришуалье, но идея с дамбой гениальна. Осталось лишь, чтобы Сантели удержал «тонкую черную линию».
Впереди видны разноцветные паруса галер Острова, знамена семьи Алеинсэ, они складываются в линии, как чешуйки змеиной шкуры, десятки кораблей, вышедших на бой, какого не бывало и во времена Старой Империи
Конвой с хлебом должен пройти. Любой ценой.
За нами Привратный остров с блестящей иглой маяка, если туда прорвутся транспорты и выгрузят разобранные баллисты, город сожгут, забросав алхимическими бочками.
Великая герцогиня собрала Красную гвардию и подняла свой штандарт на опорной барже. Безупречный и безумный расчет, ведь сейчас туда ринется цвет флота Сальтолучарда и начнется молотилка, невиданная в морских баталиях.
Пылающие корабли в сумерках, под блеклым светом луны.
Морская пехота отчасти уравняет шансы, однако нам все равно понадобится чудо.
Вой сигнальных рогов, призывающих малые корабли, в сущности, большие лодки. Скуластые лица «чукчей» с короткими веслами в руках. Север пришел на войну.
Шаман против мага, выверенное волшебство против буйства стихии.
Чудо. Понадобится чудо.
Здесь мы вместе победим или вместе погибнем.
Прощай, мой император…
Нет! Елена усилием воли отринула зазубренные осколки памяти, отказалась видеть будущее, где-то и когда-то ставшее минувшим. Предвидение всегда лжет, а судьба — не приговор. Пусть колдуны кричат в бездну, надеясь прочитать ответ в искаженном эхе. Это не ее путь!
Отбросить набирающее силу предвидение было трудно, все равно, что просыпаться в разгар кошмара или бежать в приливной волне, но женщина справилась. В субъективном восприятии борьба заняла едва ли часы, в реальности же минул один удар сердца.
«Моя судьба принадлежит мне» — прошептала Елена-Хель, едва шевеля губами, и холодный ветерок унес шепот в ночную тьму.
Повинуясь внезапному порыву, женщина шагнула к спутнику, обойдя костерок. Опустилась на колено — правое, как положено перед особами чистейшей крови, на чьих головах лежат венцы королей и императоров. Она взяла обеими руками ладонь Артиго — исцарапанную, красную от порезов, холодную как лед, несмотря на близость огня. Прижала ко лбу и прошептала чуть слышно, только для них одних:
— Мой Император.
Не так давно женщина едва сдерживала смех, глядя на то, как промокший, взъерошенный подросток изображает настоящего правителя. А сейчас ей смеяться не хотелось, и в душе крепло осознание того, что все сказанное здесь, в эти мгновения, обретает глубокий смысл и разойдется долгими, очень долгими последствиями, словно круги на воде. Два человека играли представление, но теперь не для сторонней публики, а ради самих себя… и, быть может, высшей силы, что видит все и единственная в силах по достоинству оценить грандиозный спектакль жизни, где каждая реплика, так или иначе, оказывается на своем месте.
Артиго высвободил руку и положил обе ладони на плечи женщины, которая уже столько изменила своим существованием, поступками, в которых причудливо мешались наивный идеализм, неразумная порывистость и хладнокровная жестокость.
— Мой фамильяр, — эхом отозвался он. — Мой учитель. Мой сподвижник. Мой… друг.
'Трудно, пожалуй, невозможно было бы представить более странную, неестественную пару: юный аристократ, уверенный в данном по рождению праве владеть миром, и женщина, которая презирала как дворянское сословие в целом, так и саму идею наследственной привилегии. Однако после битвы за деревню, название которой безжалостная старость вычеркнула из моей памяти, общее устремление связало Артиго и Хель узами прочнее стали, тверже камня. Он доверял ей безгранично, она же заплатила ему непоколебимой верностью, достойной баллад времен Старой Империи. Отсюда и до самого конца этой печальной истории шли они вместе, рука об руку. Красная Королева, Сотворяющая Небывалое. И Артиго Непреклонный, которого называли так лишь в льстивых речах, потому что истинное прозвище от края до края мира было ему — Не Ведающий Милосердия, Убийца Людей.
